Читать онлайн «Проект Россия. Третье тысячелетие. Книга третья». Страница 57

Каждая часть церкви пытается скрыть перевернутое положение вещей. Римский папа называет себя первым среди равных и рабом рабов. Но при этом «господа» будут целовать туфлю «раба» и оказывать прочие знаки внимания. Император тоже будет называть себя рабом церкви, но при этом «госпожа» будет слушаться своего «раба».

Все очевидно всем. Люди привыкнут говорить одни слова, разумея под ними другие. Когда это порастет мифами и временем, странная ситуация будет восприниматься не просто само собой разумеющейся, но и глубокой, со скрытым смыслом.

Церковь имеет или второе значение в государстве, или первое. Оба варианта приводят ее к преобразованию или в министерство или в государство. В одном случае византийский вариант развития, в другом римский. И тот и другой подразумевают умаление церкви. Если добавить возможное военное или экономическое поражение государства, где церковь была бы первой (власть) или второй (министерство), нам придется признать тупиковость ситуации.

В этом можно видеть промысел Божий. Ни одна историческая фигура не могла понимать, во что это выльется. Но по факту мы видим: Бог сохранил православную церковь тем, что оградил ее от института папства. Ни одно православное государство не управлялось монахом (епископом, патриархом). Были краткие эпизоды, например, претензии Никона стать чем-то вроде папы Римского и править государством, но под ними не было фундамента, они не превратились в систему и канули в лету.

Глава 9

Причины

Церковь разорвали не богословские противоречия. Ученые объясняют раскол догматическими расхождениями типа «спора об опресноках», филиокве (по-латыни «и Сына»), или различным пониманием значения папства. Они не хотят задаться вопросом, почему раньше церковь выходила из более сложных богословских ситуаций, а тут не смогла.

Можно ли поверить, что разное прочтение Символа веры (восточная церковь читала: «от Отца исходящего», западная — «от Отца и Сына исходящего») стало причиной раскола, произошедшего, кстати, точно по границе Византии? Особенно если не забывать: догмат, из-за которого якобы в начале XI века произошел Великий раскол, в V—VI веках не противоречил учению церкви (в Испании филиокве было ответом на ересь епископа Присциллиана). В XI веке филиокве вдруг так сильно начинает противоречить христианству, что невозможно сохранить единство церкви.

В XV веке Папа обещает византийскому императору помощь в борьбе против турок, если его иерархи подпишут договор о воссоединении церкви на условиях Рима. Среди прочих требований — признать истинность филиокве. Император «поговорил» с иерархами. Потом созвал Собор, который константинопольский патриарх объявил Вселенским, и предупредил: кто не подчинится решению Собора, будет отлучен от церкви. Этот Собор постановил: филиокве не нарушает христианского учения.

Единственным известным в истории иерархом, не принявшим итоги Собора, был византийский богослов Марк Эфесский. Наверное, были и другие, но они не известны. Да и что они могли сделать против целого патриарха и императора? В раскол уйти? Но тогда терялась легитимность. Если смотреть объективно, ничего они не могли сделать в условиях, когда большинство выполнило волю императора, переданную через патриарха.

Представители восточной церкви подписали рим­скую унию (от лат. unio — единство). Но не ради Христа и Церкви, а ради сохранения империи. Собор решил: филиокве не противоречит христианскому учению, можно подписывать, объединяемся. Но когда Византия не получила обещанной военной помощи в обмен на подпись, они снова сказали, мол, филиокве очень сильно противоречит... Настолько сильно, что предыдущее решение нельзя признать законным. А кто его признает, тот будет отлучен от церкви.

Всякий раз используется формула «так говорит Церковь». Но Церковь свята и непорочна, и потому не может ошибаться. Политики и дельцы во все времена пытались использовать авторитет Церкви в своих интересах. Это привело к огромному количеству информации, первоисточником которой был человек, но позиционировалась она как от Бога. Выражение «так считает Церковь» долгие века было палочкой-выручалочкой, при помощи которой любую сиюминутную истину можно было представить божественной.

На чье мнение ориентироваться христианину? На мнение сильных или на мнение первых? Под сильными разумеем императоров. Под первыми разумеем христиан. Как людям понять такую смену мнений? Кто скажет окончательно: филиокве канонично с точки зрения церк­ви или нет? Если не канонично, почему до XI века и в XV веке его каноничность признали восточные иерархи, подписавшие соответствующий документ? Если канонично, почему его отрицали с XI по XV век и далее, после кратковременного признания, отрицают по сей день?

Все эти несуразицы объясняются очень просто. Не филиокве раскололо церковь точно по границе Византии, а политические интересы. Религиозные принципы оказались вторичной ценностью, которой можно пожертвовать ради первичной (в данном случае политические цели). Все эти истории о целых войнах из-за одной буквы (homoousios — «единосущный» или homoiousios — «подобносущный» в Символе веры) есть операция прикрытия истинных причин.

Священники могли свободно дискутировать о природе Троицы, о соотношении человеческой и божественной природы Христа, о месте в Троице Христа и Святого Духа, о спасении и свободе воли. Эти споры выявили величайших мыслителей и послужили развитию христианской мысли. Но когда дело касалось политических вопросов, власть не спрашивала церковь, что делать, поступая по своему разумению.

Древний Израиль или Ватикан есть разновидность модельного ряда государств. Они отличны от традиционных вариантов — высшие политики носят там жреческое одеяние. Но не форма одежды определяет тип структуры, а принцип формирования власти и система ценностей.

Если церковь сосредоточена на политических вопросах, это государственная структура, как бы она ни называлась. Если церковь в зависимом положении, это министерская структура, как бы она ни называлась. Принцип структуры определяет принцип комплектации власти, что в итоге определяет характер и коридор направления усилий.

Расколовшись, церковь не может объединиться по причинам внутреннего характера. Члены внутрицерковных группировок не заинтересованы в полноценном объединении: у кого-то исчезнет власть, поменяется статус и прочее. Исключения подтверждают правила. Чем больше становится самостоятельных государств, тем больше становится церквей.

По той же причине правители не заинтересованы в полноценном союзе. Если союз и случается, каждый думает не о благе союза, а об извлечении блага для себя. Каждый стремится к усилению себя за счет других. Союз никого не усиливает, но всех ослабляет. Это правило очень хорошо заметно на примере современного Евросоюза.

Объединение церквей-министерств невозможно не из-за догматических расхождений, при желании они легко преодолимы. Причина в личном нежелании политиков, под властью которых иерархи находятся, плюс глубокое нежелание самих иерархов. И в этом есть смысл.

В современных условиях попытки объединения православных с коптами или католиками приведут к еще большему обмирщению христианства. Экуменизм образует систему «корзинки». «Вам скажут: “верьте, во что хотите”. А сами положат вас в корзинку и понесут, куда им надо» (Паисий Афонский).

* * *

В VI веке рождается ислам. VIII—X века называют эпохой Великих Завоеваний. К XI веку ислам становится мировой силой. Люди, исповедующие эту религию, понимают ислам в мессианском назначении — удержать мир от крайности: «Мы сделали вас общиной, придерживающейся середины» (Коран 2:143).

К XV веку восточная и западная церкви намертво прикованы к мировой политике и экономике — к государству. Оказавшись перед угрозой вторжения мусульман, Византия ищет помощи. Рим соглашается помочь, если восточная церковь подпишет унию на условиях Рима. Православные иерархи подписывают Флорентийскую унию. Папа не притворно, как принято считать, а по-настоящему старается выполнить свое обещание. Бог не дает реализоваться политическим планам. Иначе череду событий, не позволивших сбыться папским планам, не объяснишь. Обстоятельства сложились так, что военной помощи Византия не получила.

Папа и западные правители не хотели обмануть Византию и восточных патриархов, как сейчас это представляют церковные историки. Папа имел веские причины помочь Византии. Через объединение церкви он намеревался создать единое церковное государство, что означало его огромное усиление. Папа видел в этом шанс вернуть утраченные после авиньонского пленения позиции и снова оказаться хозяином Европы.

Европе по политическим соображениям сильная Османская империя под боком была невыгодна. Она не собиралась сидеть и смотреть, как султан захватит Византию. Но случилось так, как случилось. Бог оставил Византию один на один с Османской империей и не позволил Европе и папе вмешаться в ситуацию.