Читать онлайн «Тысяча миль в поисках души». Страница 45

Национальные парки — это огромные территории. Например, Йеллоустонский парк раскинулся на 120 километров в длину и на 100 в ширину. Есть где побродить! Есть где и переночевать: к услугам туристов девять тысяч комнат в мотелях и места на полянках почти для трех тысяч палаток. А вот на дороге тесно. В разгар туристского сезона на дорогах Йеллоустона насчитывают до 25 тысяч машин одновременно.

Национальный парк Зайон-каньон граничит с резервацией индейцев племени навахо. Когда-то они жили значительно восточнее, занимаясь земледелием и скотоводством в плодородных долинах Сакраментских гор. В середине прошлого столетия туда пришли войска генералов Карлтона и Карсона. Как писал американский историк Ди Браун, Карсон считал, что единственный способ победить индейцев — это выжечь их земли, уничтожить посевы, отобрать скот. Поэтому он приказал увести весь скот, который был обнаружен, и сжечь всю кукурузу и пшеницу, посеянные вдоль реки Бонито.

Хотя генерал Карсон безжалостно уничтожал посевы зерновых и гороха и плантации тыквы, по мнению генерала Карлтона, дело двигалось слишком медленно.

Поддавшись настойчивым понуканиям Карлтона, генерал Карсон поднажал на свою «программу выжженной земли» и к осени уничтожил почти все индейские плантации и почти весь скот между фортом Кэнби и каньоном Челли. 17 октября у форта Уингейт появилось два наваха с белым флагом. Один из них рассказал, что индейцам теперь приходится питаться кедровыми орехами. Они ходят почти голые, потому что нет ни одежды, ни одеял, и так терроризированы кавалеристами Карсона, что боятся разводить костры, чтобы не привлечь к себе внимания солдатских дозоров.

Оставшиеся в живых навахи были переведены в резервацию. «Резервация» происходит от глагола «резервировать». За индейцами, бывшими когда-то хозяевами Америки, зарезервированы выжженные каменистые пустыни, где далеко вокруг не увидишь дерева и ручья, не услышишь птичьего гомона. В те времена, когда «бледнолицые братья» впервые вступили на территорию Америки, там жили свыше двух миллионов индейцев. Теперь их осталось около шестисот тысяч.

Индейцев уничтожали мечом и огнем, сгоняли штыками с одной земли на другую, пока не загнали в такие районы, где даже сравнение с адом кажется недостаточно сильным.

«Часть ада, где все угли уже дотлели» — так сами американцы прозвали эти безжизненные пустыни, «зарезервированные» навечно за индейцами.

Жестокость, с которой решалась индейская проблема, вызывала отвращение у многих американцев. Известны многочисленные случаи, когда солдаты и офицеры отказывались сжигать индейские деревни и убивать их жителей. Многие охотники, дружившие с индейцами, предупреждали их о приближении карательных отрядов. В библиотеке конгресса США мы видели донесение комиссара по делам индейцев Джона Санборна, который писал своему начальству в Вашингтон: «Наши действия кажутся мне столь бесчеловечными, что я счел необходимым изложить вам мою точку зрения на них. Для такой могущественной страны, как наша, вести безжалостную войну с разоренными кочевниками — зрелище на редкость унизительное. Это вопиющее беззаконие и самое что ни на есть отвратительное государственное преступление. Рано или поздно оно навлечет гнев божий на нас или наших потомков».

Сохранился рассказ рядового 2-го конного полка 2-й конной бригады Джона Бариэта, записанный с его слов.

«Сегодня 11 января 1890 года, — начинается рассказ старого солдата. — Сегодня мне ровно 80 лет. Я родился в 1810 году в графстве Салливэн, штат Теннесси. Мое детство и юность прошли в лесных скитаниях. Я охотился на оленей, диких кабанов и волков. Иногда неделю за неделей я проводил в полном одиночестве, если не считать моей винтовки, охотничьего лома и топорика…

В лесах я встречал индейцев из племени чероки, охотился вместе с ними, спал у их костров. Я подружился с ними и научился их языку. Они научили меня читать следы на земле, изготовлять хитроумные капканы и устраивать западни.

Однажды я наткнулся на молодого индейца, который был ранен белыми охотниками. Он умирал от потери крови и жажды. Я не отходил от него целый месяц и вылечил его. Когда он смог двигаться, я проводил его в индейскую деревню. Это был долгий путь. Индейцы приняли меня как родного. Я провел в этой деревне так много дней и ночей, что дома меня уже считали погибшим.

Я был молодой, сильный, и я дружил с индейскими девушками. Я никогда не забуду этих дней. Девушки пели мне свои прекрасные песни, мы танцевали и целовались. Среди них многие были красавицами. Они были чисты, как вода в горном ручье. Они не знали, что такое проституция, что такое ложь.

1838 год застал меня в форме солдата американской армии. Я знал обычаи и язык индейцев, и поэтому я был послан переводчиком в Дымные горы, где была земля племени чероки. Таким образом, я стал свидетелем и невольным участником страшного преступления. Я видел, как солдаты вытаскивали из вигвамов индейцев и, подгоняя их штыками, вели к фургонам, которые были уже готовы к ужасному путешествию.

Холодным и дождливым октябрьским утром 1838 года 645 фургонов отправились на Запад.

Мне никогда не забыть печали этого утра. Дети плакали и махали ручонкам в сторону родных гор, которые они покидали навсегда. Женщины и дети не смогли захватить с собой даже одеяла, многие были разуты и раздеты.

День за днем, ночь за ночью, скрипя колесами, фургоны шли через осенние дожди и зимние метели. Все дальше и дальше на Запад. Это была дорога смерти. Индейцы умирали от голода и болезней. Я помню ночь, когда я насчитал двадцать два трупа. В их числе была жена вождя племени Джона Розза. Это была красивая, благородная и сердечная женщина. Она отдала свое единственное одеяло чужому ребенку, простудилась и умерла от воспаления легких.

Я совершил с индейцами весь этот далекий путь на Запад, и я сделал все, что было в силах рядового солдата, чтобы облегчить их страдания. Ночами я согревал их детей под своей шинелью и отдавал им мой солдатский хлеб. Однажды ночью я увидел, что повозочный бьет кнутом старого индейца. Стоны этого несчастного слепого старика, извивающегося под ударами кнута, переполнили мою душу. Я заступился за индейца, и повозочный ударил меня рукояткой кнута (видите этот небольшой шрам у меня на щеке?). На поясе у меня висел старый охотничий топорик, с которым я не расставался и в армии… Друзья-солдаты выгородили меня перед капитаном и спасли меня от трибунала.

Мучительное путешествие на Запад, длившееся почти полгода, окончилось 26 марта 1839 года. Четыре тысячи холодных безымянных могил оставили мы за собой от Дымных гор до Оклахомы. Во имя чего?

Еще дед мой говорил, что в Дымных горах есть золото. Когда я был юношей и дружил с индейскими девушками, я видел золотые мониста, украшавшие их шеи. Но белые люди в городах еще не знали об этом золоте.

Не знали, пока маленький индейский мальчишка, живший у сторожевого ручья, не показал белым самородка. Вот этот проклятый самородок и решил судьбу целого народа…

В течение десяти последующих лет белые убивали индейцев, сжигали их дома, отбирали у них землю, попирали ногами все договоры, которые сами же когда-то заключали с индейцами. Но и этого было мало. Тех, кто остался в живых, отправили тропою слез в штат Оклахому.

Дети мои! Это преступление произошло не так давно, но правда о нем пока скрыта от вас. Многие из вас уже не знают о том, что мы живем на земле, которая была отнята у миролюбивого народа, чтобы удовлетворить страсть белого человека к золоту…

Длинная череда лет проплыла над моей головой, неотвратимая старость одолевает меня. Мне тяжело, дети, рассказывать вам о злодействе, невольным участником которого я был. Лишь сознание того, что ни штык мой, ни нож мой не запятнан кровью индейцев, облегчает мою душу. Я знаю, что в памяти индейцев я до сих пор живу как «солдат, который был добр к чероки».

Но убийство есть убийство независимо от того, совершено ли оно в темноте из-за угла или ясным днем по приказу командира. Убийство есть убийство, и кто-то должен ответить за него, кто-то должен объяснить, почему лилась кровь на земле индейцев. Кто-то должен объяснить, почему четыре тысячи могильных холмиков выросли вдоль дорог от Дымных гор до Оклахомы.

Я хотел бы забыть все это, но в памяти моей снова встает вереница из 645 фургонов, медленно движущихся по мерзлой земле…

…Дети! Я обещал вам в день моего восьмидесятилетия рассказать что-нибудь из моей жизни.

Я выполнил свое обещание, дети».

Индейцев продолжают и по сей день безжалостно выгонять из тех районов пустыни, где белые находят нефть или руду. Известно, что правительство США заключило с индейскими племенами триста семьдесят договоров о резервациях и что оно нарушило один за другим все эти триста семьдесят договоров.