Читать онлайн «Место под солнцем». Страница 30

В ООН арабы научились искусно "прятать под ковер" все беззакония, творимые в их собственной среде. В этом есть нечто поразительное: внимание международного сообщества постоянно привлекает арабо-израильский конфликт, в ходе которого за последние 50 лет погибло около 70.000 человек, однако ООН остается совершенно равнодушной к прочим кровавым конфликтам на Ближнем Востоке, унесшим миллионы человеческих жизней. Египетское вторжение в Йемен (250.000 убитых), гражданская война в Алжире (миллион убитых), гражданская война в Ливане (150.000 убитых), ливийское вторжение в Чад (100.000 убитых), гражданская война в Судане (более 500.000 убитых), Ирана-иракская война (свыше миллиона убитых) и, наконец, недавни война в Персидском заливе (100.000 убитых).

Даже самый незначительный из упомянутых конфликтов намного превосходит по количеству жертв и по масштабу причиненных страданий полувековое арабо-израильское противостояние. В этой связи здравомыслящему человеку трудно поверить в возможность обуздать кровавое буйство Ближнего Востока с помощью палестинской "смирительной рубашки".

Корни нестабильности

Но чем же в таком случае обусловлено ближневосточное насилие? Каковы корни политических, социальных и психологических явлений, обрекающих огромный регион на постоянную нестабильность? Не дающих покоя 150-миллионной арабской нации, культура которой оказала в прошлом столь значительное и благотворное воздействие на всю мировую цивилизацию? Для того, чтобы дать разумный ответ на эти вопросы, мы должны принять в расчет три важных фактора, характеризующих современную ситуацию в арабском мире: кризис законности, стремление к единству и враждебное отношение к Западу. Эти факторы воздействуют друг на друга стимулирующим образом, вызывая бесконечную динамику заколдованного круга. Кроме того, все они связаны с усилением исламского фундаментализма, о котором мы подробнее поговорим ниже. Со времени распада Османской империи арабский мир так и не пришел к согласию относительно того, какая форма правления будет считаться легитимной в глазах самих арабов. В результате всякая возникающая в арабском мире политическая структура зиждется на зыбучих песках. Крушение Османской империи, правившей арабами в течение многих столетий, оставило Ближний Восток в состоянии "лоскутного одеяла", сотканного из английских и французских колониальных владений. Когда в Лондоне и Париже осознали невозможность продолжительного прямого контроля над огромными арабскими территориями, было решено предоставить независимость "государствам", скроенным колониалистами на скорую руку. Англичанам и французам было важно только одно: обеспечить условия для нормального продолжения своей экономической деятельности, связанной с добычей ближневосточной нефти. Западные державы раскроили Ближний Восток на множество отдельных государств (сегодня их 21). Ни одно из этих государств не было достаточно крупным для того, чтобы превратиться в самостоятельную страну. Контроль над новообразованными государствами был передан в руки семейных кланов, поддерживавших дружественные связи с колониальными властями. Таким образом в арабском мире появилось множество монархий, расположенных по всему Ближнему Востоку – от Марокко до Ирака/*20. На Ближнем Востоке не было традиций, напоминающих западную концепцию национального государства. Французы, например, прекрасно осознают свое отличие от англичан, испанцев и немцев; гордятся этим отличием и основывают на нем свою государственность. Европейское национальное государство, подобно греческим и итальянским городам-государствам прошлого, зиждется на естественной лояльности своих граждан, на их готовности выполнять законы страны и подчиняться его правительству. В арабском же мире, как признают сами арабы, преданность индивидуума отдана прежде всего родовому семейному клану, и лишь затем – арабской нации в целом. Существование отдельных арабских государств воспринимается их гражданами как результат произвольного, противоестественного и нежелательного раздела. Нечто подобное испытали бы американцы, если бы внешняя сила превратила каждый штат США в отдельное независимое государство/*121. \вероятно*21 – прим. сайта\ Таким образом, в арабских государствах существует изначальная напряженность во взаимоотношениях между правителями и их подданными. Король, возведенный на престол по воле европейской державы, требовал от своих подданных лояльности. Король был не национальным лидером, выражающим общие чаяния граждан своей страны, а аристократом, которому посчастливилось получить в управление значительный феодальный надел. Подданные воспринимали его, как случайного, корыстолюбивого владыку, использующего власть, полученную от иностранцев, в целях извлечения максимальной выгоды для себя лично и для своих приближенных. Ливанский писатель Амир Шакиб-Арслан, один из самых популярных арабских авторов в период между двумя мировыми войнами, отзывался о новоявленных монархах и правителях следующим образом: "Мусульмане, оказывающие поддержку иностранцам, предают своих братьев и с энтузиазмом действуют против собственной нации, усердно сотрудничая с этими иностранцами из корысти и вероломства. Без помощи, предоставленной иностранцам предателями-мусульманами,… заморские пришельцы не смогли бы ни узурпировать наш суверенитет, ни принуждать мусульман к нарушению религиозного закона… Но теперь влекут они мусульман в долину смерти, где ожидает их позорный конец"/*22.

Результатом общего кризиса политической легитимности в арабском мире стало глубокое неуважение арабов к существующим государствам н границам между ними. Это принципиальное неуважение выразилось в многочисленных требованиях сменить "царящих предателей" на новых "справедливых властителей". И поскольку каждое такое требование было чревато угрозой мятежа или переворота, арабские правители пришли к выводу, что только силой штыка и кулака они смогут утвердить свою власть и обеспечить себе вынужденную лояльность подданных. Однако даже жестокие диктатуры, способные продемонстрировать внешнюю видимость силы и единства, не могли преодолеть острый дефицит легитимности, и в арабском мире установился политический климат хронической нестабильности.

Этим объясняется не только постоянный страх арабских лидеров перед угрозой заговоров и переворотов, но и их пристрастие к созданию различных межгосударственных "объединений". Всякое объединение такого рода лишь маскирует истинное намерение одной страны распустить правительство другой. Так Насер пытался в свое время объединить Египет, Сирию и Ирак в Объединенную Арабскую Республику. Ирак пытался присоединить к себе Иорданию и поглотить Кувейт. Каддафи предпринимал попытки слить свою страну с Тунисом, Суданом и даже с Марокко, а Асад оккупировал Ливан в качестве первого шага к созданию "Великой Сирии".

Все эти союзы и объединения не имели успеха, поскольку ни один арабский лидер не был готов поступиться даже малой частью своих полномочий (единственное исключение представляет собой сирийская аннексия Ливана, осуществленная в 1991 году силой оружия). Это подтверждает пророчество Лоуренса Аравийского: "Сменятся многие поколения, прежде чем два арабских государства добровольно согласятся объединиться".

Панарабизм – мечта о реванше

Именно глубокая фрустрация арабов, вызванная их неспособностью объединиться и утвердить на прочных основаниях свой политический статус, является причиной того ликования, которое охватило арабские массы на огромном пространства от Марокко до Месопотамии, когда Саддам Хусейн захватил Кувейт. Вторжение Ирака в Кувейт оживило увядшую надежду арабов на появление сильного лидера, способного объединить своей властью арабский мир (разумеется, эту надежду вовсе не разделяли арабские правители, имевшие резонные основания предполагать, что каждый из них может стать следующей жертвой Саддама). Границы, произвольно начертанные европейцами на карте Ближнего Востока, воспринимаются большинством арабов как явная историческая несправедливость – гораздо более грубая и бессмысленная, чем жестокие действия Саддама по отношению к кувейтцам. В лице иракского лидера арабы приветствовали своего Бисмарка, способного стереть абсурдные границы и превратить разрозненную нацию в единый политический организм.

Этот непостижимый для Запада восторг был особенно заметен среди палестинцев, живущих как на контролируемых Израилем территориях, так и в Иордании. В глазах палестинцев Кувейт символизировал навязанный европейскими колониалистами политический порядок; эта страна вызывала у них естественную ассоциацию с Израилем и Ливаном. Успешная ликвидация прозападного княжества в Кувейте воспринималась палестинцами как провозвестие желанной ликвидации Израиля, поэтому опрос общественного мнения, проведенный в августе 1990 года, вскоре после иракского вторжения в Кувейт, показал, что 80% палестинских арабов поддерживают Саддама Хусейна/*23. Палестинцы, опрошенные газетой "Нью-Йорк таймс", давали корреспондентам следующие ответы: "Саддам наш вождь, и я готов сражаться вместе с ним, чтобы изгнать американцев". Или: "Это внутреннее дело арабов, и у Америки нет никакого права вмешиваться в происходящее… Саддам – это второй Саладдин". Или: "Если Саддаму удастся прибрать к рукам кувейтскую нефть, он покажет всему миру, что его страна это подлинная держава, арабская держава. Ее мощь и оружие будут использованы в наших интересах". Тогда же муфтий Иерусалима призвал Саддама "очистить Святую Землю от пакостей американской армии и ее приспешников". В последующих номерах "Нью-Йорк таймс" сообщалось о массовых арабских демонстрациях в Иудее и Самарии, участники которых скандировали: "Саддам, мы с тобой до победы!''/*24. Мечта о возврате утраченной славы и народное негодование по поводу искусственных колониальных границ. таковы идеологические основы панарабского национализма, ставшего ко времени окончания Второй мировой войны самым мощным политическим движением в арабском мире. Панарабисты требовали и требуют устранения колониальных границ и объединения арабской нации в единую сверхдержаву "от Атлантического океана до Персидского залива". На практике это требование прежде всего означает ликвидацию монархий, символизирующих более всех остальных арабских режимов унизительные последствия западного правления на Ближнем Востоке. Череда военных переворотов, опиравшихся на панарабистские устремления широких масс, привела к ликвидации многих арабских монархий. Казненных и свергнутых королей сменили новые правители типа Насера, Саддама и Каддафи; каждый из них пытался привести к свержению монархий в очередной арабской стране. До наших дней более или менее благополучно дожили лишь немногие монархии Ближнего Востока – Саудовская Аравия, нефтяные княжества Персидского залива, Иордания и Марокко. Постоянная угроза висит над всеми этими режимами, поскольку арабские массы видят в них рудимент уходящей эпохи. Краеугольным камнем панарабского национализма является стремление к устранению колониальных границ, поэтому каждое арабское правительство, разделяющее идеологию панарабизма, свято убеждено в том, что весь Ближний Восток (или по крайней мере значительная часть его) принадлежат именно ему. Эта убежденность обусловила египетское вторжение в Йемен в 1962 г. – Насеру был необходим плацдарм на Аравийском полуострове, с помощью которого он мог бы расширить рамки своей экспансии в регионе. Тем же объясняются попытки Саддама "освободить арабские земли" в Иране, а затем в Кувейте. Список можно продолжить: сирийская аннексия Ливана (1991 г.), а двумя десятилетиями раньше, в сентябре 1970 года, Сирия пыталась захватить и аннексировать Иорданию. Лишь убедительная израильская угроза, доведенная тогда до сведения сирийских лидеров, спасла короля Хусейна и сохранила Иорданию в качестве независимого государства.