Читать онлайн «Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны». Страница 27

Историк Церкви Дмитрий Поспеловский приводит следующие данные: «К началу 40-х г.г. в 25 областях РСФСР не было ни одного действующего православного храма, в 20 функционировало не более, чем по 5 церквей». Он же сообщает, что если в период с 1918 года по 1929-й репрессиям подверглось около 10 тысяч священнослужителей, то в течение 30-х годов — более 45 тысяч.

Спасти Церковь от физического истребления клира не помогла даже «пораженческая» декларация митрополита (позже патриарха) Сергия. В ней, в частности, заявлялось: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас».

Кстати, под «варшавским убийством» подразумевалась ликвидация белым патриотом Борисом Ковердой советского полпреда в Польше Войкова, одного из участников расправы над семьей последнего Императора.

Адвокат Павел Андреев, защищавший на суде Коверду, сказал слова, которые являются, фактически, прямой, хотя и заочной полемикой с основной мыслью декларации Сергия: «Родина — это комплекс традиций, верований, стремлений, святынь, культурных достижений и исторической общности людей и земли, ими населенной. Родина — это история, в которой развивается нация. А разве СССР может создать нацию? Нет!»

В том же 27-м епископы-узники лагеря смерти на Соловках отправили безбожной власти свое радикально отличное от Сергиева послание. В нем они провели четкую, не подлежащую пересмотру границу между христианством и марксизмом. И дали понять властям, что в главном компромисс невозможен:

«Церковь признает бытие духовного начала, коммунизм его отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира, Руководителя его жизни и судеб, коммунизм не допускает Его существования, признает самопроизвольность бытия мира и отсутствие разумных конечных причин в его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в Небесном призвании духа и не перестает напоминать верующим об их Небесном Отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего благосостояния, коммунизм же не желает знать для человека никаких других целей, кроме земного благоденствия.

С высоты философского миросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и государством нисходит в область непосредственного практического значения, в сферу нравственных принципов. Церковь верит в незыблемость начал нравственности, справедливости и права, коммунизм считает их условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм унижает его гордостью.

Церковь охраняет плотскую чистоту и святость плодоношения, коммунизм не видит в брачных отношениях ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии животворящую силу, не только обеспечивающую человеку достижение его вечного предназначения, но и служащую источником всего великого в человеческом творчестве, основу земного благополучия, счастья и здоровья народов.

Коммунизм смотрит на религию как на опиум, опьяняющий народы и расслабляющий энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь хочет процветания религии, коммунизм — ее уничтожения. При таком глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицается коммунизмом. Никакими компромиссами и уступками, никакими частными изменениями в своем вероучении или перетолковыванием его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами: одни из них ставили своей задачей внедрить в сознание верующих мысль, будто христиане по существу своему не отличаются от коммунистов, и что коммунистическое государство стремится к достижению тех же целей, что и Евангелие, но свойственным ему способом, то есть не силой религиозных убеждений, а путем принуждения.».

Иерархи-узники, тем не менее, не исключают мирного сосуществования на следующих условиях: «При таком непримиримом идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновение их в работе дня может быть предотвращено только последовательно проведенным законом об отделении Церкви от государства, согласно которому ни Церковь не должна мешать гражданскому правительству в устроении материального благополучия народа, ни государство стеснять Церковь в ее религиозно- нравственной деятельности. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никого не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не может стать слугою государства…»

Последняя фраза принципиальна. Ведь и Сергий тоже, несмотря на публичное изъявление покорности, слугой стать готов тогда не был. Да, он поддался давлению, но этого власти было мало.

«Обновленцы», представители, так называемой «Живой церкви», напротив, изъявляли готовность «лизать сапоги». Но они, вот ведь беда, не пользовались доверием верующих. Храмы, отнятые чекистами у «патриаршей» Церкви и переданные им, стояли пустыми. Соответственно, Сталин решил, что «не в коня корм» и наложил на «обновленцев» опалу, решив «воспитывать» их ортодоксальных оппонентов. А методы «перековки» у него были, известно какие, — террористические.

И результаты проделанной чекистами «работы» воистину впечатляют, заставляя вспомнить первые века христианства. Если в начале 30-х в СССР было около 50 тыс. православных священников, то в 1941-м официально зарегистрированных представителей клира осталось 5665 человек. Причем, в их число входили и «обновленцы», и священники, проживающие на недавно присоединенных к Союзу территориях. Нагляден пример Ленинграда. Как сообщает Поспеловский, в начале 30-х в «колыбели революции» было 150 священнослужителей (100 патриарших и 50 обновленческих). Накануне войны их оставалось 19! Слава великому «православному» вождю Иосифу Сталину!

Только когда он почувствовал, что иерархи РПЦ «созрели» не просто до лояльности, но до безоговорочного служения режиму, он перестал их сажать и расстреливать. Больше того, он позвал их к себе в Кремль. Собственно, и генералов он также в ходе войны выдергивал из лагерей и отправлял на борьбу с «фашизмом», зная, что они так уже «закошмарены» НКВД, что ни о каком мятеже и во сне не помыслят. Вот и иерархов мобилизовал (все же процент верующего населения, несмотря на все усилия власти, был весьма велик). Надо было его целенаправленно воодушевить. А как же? «Все для фронта, все для победы!».

И «ручные» иерархи возгласили (забыв, что «нельзя молиться за царя Ирода») «многая лета Богом дарованному вождю».

Конечно, и после войны им нашлось применение. «Красному императору» нужно же было вовне страны демонстрировать, что не совсем он людоед. И тут как раз патриарх очень кстати. Всегда сие засвидетельствовать может.

Впрочем, были, конечно, и «трудные» иерархи, перевоспитанию не поддающиеся, в «единый строй» не встающие.

Епископ Уфимский Андрей, происходивший из рода князей Ухтомских (Рюриковичи) еще в 1916 году ввел выборность приходского духовенства. Поместный собор 1917–18 г.г. одобрил данную инициативу архипастыря, но распространить ее повсеместно не решился.

Характерно, что самые последовательные и несгибаемые борцы с коммунизмом ратовали не за реставрацию романовской системы, но за возвращение к исконным идеалам подлинной национальной демократии. «Земля и Вера» — принцип, который стал основой национального консенсуса в период преодоления Смуты XVII века. И в начале XX подлинные патриоты понимали, что только низовая самоорганизация русских людей, исповедующих православные ценности, может надежно защитить от всепроникающего «духа антихриста».

Великий молитвенник Земли Русской отец Иоанн Кронштадтский пророчествовал о том, что императорская власть падет и что воцарится «сын погибели». Когда свершился «Великий Октябрь» истинно верные не сомневались. И отвергнув компромиссы, ушли в катакомбы.

Митрополит Сергий стремился сохранить любой ценой легальную церковную структуру. Но вне зависимости от того, как он обосновывал соглашательскую линию, очевидно, что первичен, все же, был инстинкт физического самосохранения. Другое дело, что многим, последовавшим за ним, выжить все равно не удалось. Но ведь, христианин и не должен стремиться к выживанию. От него требуется «быть верным до смерти», а там уж как Бог даст. А уверения, что мол, не ради себя на сговор с сатаной идем, а чтоб паству без пастырей не оставить, — от лукавого.