Читать онлайн «Армагеддон завтра (учебник для желающих выжить)». Страница 5

Наша условная модель показывает, что вначале система – смешанная, в ней присутствуют различные варианты равных структур, – скажем, родовой моно– и политеизм, ведизм, шаманизм. Или язычество с обожествлением разных объектов: одно племя поклоняется дубу, другое берёзе, третье и вообще камню. В результате взаимодействия между племенами в конце конвергентного этапа образуется одна «чистая» структура. Это – непредсказуемый процесс выбора. При нём реализуется не обязательно наилучший, с точки зрения достижения некой цели, вариант. Цели-то ведь никакой нет, просто идёт эволюция общества, а его структуры желают выживать.

Первоначальный выбор фиксирует условия для дальнейшего развития, а там приходит время и для отбора, который можно рассматривать как процесс усиления выбора, доведения его до конца. Отбор происходит, когда структуры перестают быть равнозначными по своим свойствам. Наивысшие шансы получают те, которые более приспособлены к данным условиям существования, то есть выживание одной из них предопределено лучшими начальными условиями, – такая ситуация аналогична тому, что в длительный период засухи выживут люди, популяция которых привычна к засухам, а в периоды длительных морозов – к морозам.

Мы здесь не учитываем ограничения в ресурсах! А в более реалистичном случае их следует учитывать, ведь кроме идейных споров, все части общественного организма, в том числе религиозные, ведут ещё и конкурентную борьбу за ресурсы. Качественно это не прибавляет к нашим выводам ничего нового, однако наличие материального ресурса у богатых иноземцев, проходивших со своим товаром, например, через языческий Киев, давало изрядное преимущество их системе верований в глазах князя. А многочисленные религии «простого народа» естественно начинали рассматриваться властью, как «отсталые». Итак, за христианством стоял ресурс, интересный для власти; за язычеством – человеческий «ресурс», имевший колоссальное культурное прошлое.

Историки любят искать причины тех или иных событий. Но в случае выбора причина всегда только одна, а именно нестабильность ситуации. Вот почему история ничему не учит; в периоды кризисов для следствий нет причин, кроме самого кризиса. Отпущенный в небо воздушный шарик полетит влево, если ветер подует справа, и наоборот. Он вообще может полететь в любую сторону. Ведь погода всегда нестабильна, а шарик – не привязан. Полетев влево, он запутается в кустах. Полетев вправо, сгорит над костром. Или его ударит ветром о стену с гвоздем, и он лопнет. В чем ПРИЧИНА, что он, например, лопнул? В том, что неправильно был прибит гвоздь? Или виновен тот, кто не вовремя пустил его в небо? Нет, причина – в нестабильности.

Стабилизация неравновесного состояния какой-то одной (любой) структуры возможна только за счёт роста энтропии (неупорядоченности) в окружающем пространстве, то есть в иных структурах. Социальные конфликты представляются наблюдателю движущей силой развития сообществ именно потому, что так сильные структуры обеспечивают своё выживание, свою стабильность за счёт слабых.

Все известные мировые религии, включая христианство, были подготовлены языческими мудрецами, волхвами. Откуда ещё-то взяться идеям, кроме как из развития предыдущих идей? Бесполезно рассуждать, какая религия хуже, а какая лучше. Каждая хороша на своем месте. Ведь системы верований развивались применительно к конкретному месту и культуре, причём ОЧЕНЬ долго. И за каждой стоит определённая идеология (как и за атеизмом, кстати). Протестантство – идеология личного успеха и конкуренции, и там, где оно возникло, результаты хорошие. Православие – идеология общины и совместного выживания, индивидуализм ему чужд. И результаты тоже хорошие, если судить по тому, что жили, страну держали, и врагов бивали.

Проблема только в том, что за каждой религией (мировоззрением) стоит церковная структура со своими интересами, а за ней – чужое государство, и тоже со своими интересами. Со своими, не нашими. За красивыми богослужениями не видно очень многого! Согласимся: католики и протестанты Италии, Англии, Германии и Америки совершенно искренне желали и желают России добра. Точно также искренне желали спасти от ада души индейцев христианские миссионеры во время колонизации той же Америки. Может, они и спасли их души, но целые племена американских индейцев исчезли с лица земли!

Теория эволюции показывает, что наличие нескольких равноправных религий делает ситуацию в стране неустойчивой, и непременно будет борьба, в которой внешние возмущения могут стать полезными для какой-то одной из них, не самой подходящей для данной страны. Иоанн Грозный теории эволюции не знал, но велел «церкви разных вер не ставить». Он эти «внешние возмущения» – постоянные войны с Польшей, хорошо понимал и без теорий. Позже польскому королю Сигизмунду и его сыну Владиславу, званому в Москву на царство, сказали: у нас костёлов не строить. Даже Димитрий I – польский ставленник, превратившись в русского царя, ни одного костёла не построил! Веками не пускали русские государи в Москву латинскую веру, и с лютеранами боролись, понимая интуитивно, к чему это может привести: когда граница между религиями размыта, общее духовное состояние «не чистое»; страна и народ готовы подчиниться чужой воле.

Культура, вот синхронизирующий параметр в борьбе общественных структур. Как ни крути, а в любой стране должности в армейских, чиновничьих, промышленных и прочих кругах занимают люди одной культуры. А вот замена местных верований и языка тянет за собой её ликвидацию, и зачастую уничтожает возможность существования национального государства. Например, в нашем сегодняшнем случае стабильное состояние России подорвано, и с какой идеологией страна придет к новой стабильности, сказать трудно. В теории такое промежуточное состояние называется «мутацией». Развитие мутации в неустойчивой к помехам системе может привести к качественному изменению поведения людей, и процесс отбора вообще не будет иметь места, поскольку он сам в этой ситуации не помехоустойчив.

Подобные рассуждения можно привести для любых общественных процессов. Мало того, таким же образом жизнь социумов сопряжена с неизбежными разрушениями среды и с антропогенными кризисами. Борьба и компромиссы ради выживания имеются вообще в любой устойчивой неравновесной системе; она характерна даже для биологических организмов! Например, человек для своего биологического существования изымает из природы разные её элементы высокого качества, чтобы их съесть, а возвращает низкокачественные отходы, увеличивая энтропию окружающей среды. С другой стороны, противоречия между обществом и природой надстраиваются над столь же присущими миру противоречиями между живым и неживым веществом.

И во всех случаях, когда та или иная структура для своего поддержания создаёт вокруг себя слишком много «беспорядка», её развитие закономерно тормозится. Те же самые механизмы, которые обеспечивали ей относительно устойчивое состояние на прежнем этапе, оборачиваются своей противоположностью – опасностью катастрофического роста энтропии, и подобная структура либо гибнет, либо начинает функционировать менее разрушительно для окружения.

Вот мы и добрались до момента, когда кризис завершается катастрофой. В такой момент всякая структура при малом изменении внешних параметров приобретает некое отсутствовавшее раньше качество. Скажем, ещё вчера в Бостоне властвовала английская колониальная администрация, а вот уже и нет её, хотя, казалось бы, всего и делов, что скинули в море мешки с чаем. Или: только что был социализм и власть ЦК КПСС, а уже сегодня нет ни социализма, ни КПСС. Чудеса! Один день прошёл, а мы, как любят писать журналисты, «уже живём в другом мире». В ходе развития структур такие события происходят постоянно; для всей системы они более редки.

Момент перехода от непредсказуемости к неизбежности, наступающей при приобретении системой нового качества, можно назвать бифуркацией[7]. Здесь уместен пример с развилкой дорог: можно пойти по правой, можно по левой. Бифуркация становится определённой, когда человек окончательно выбрал одну из них и пошёл по ней. Скажем, подписание несколькими лицами соглашений в Беловежской пуще в декабре 1991 года обозначило «развилку» (бифуркацию), но выбор конкретного пути – развала СССР – произошёл, когда президент СССР М.С. Горбачёв согласился с этим решением. Лишь после этого во всех структурах системы начались соответствующие изменения, кончившиеся для СССР и КПСС катастрофой.

До подписания Беловежских соглашений развал СССР был непредсказуемым. Кто виноват? Горбачёв? Ельцин? Да за месяц до этого дня ни тому, ни другому развал Союза в кошмарном сне не приснился бы! Но после согласия Горбачёва не осталось возможности возврата, и развал стал неизбежным. Если бы Горбачёв сделал то, что был обязан сделать как глава государства, то есть арестовал заговорщиков и объявил все их решения незаконными, ликвидации Союза не произошло бы, и политическая эволюция нашей страны пошла иначе. Кстати, в этом и заключатся роль личности в истории: в принятии решений в моменты бифуркации. Кризис всё равно разрешился бы катастрофой, но она могла быть не столь разрушительной для жизни людей и многих структур: образования, здравоохранения, социальной помощи …