Читать онлайн «А К Толстой». Страница 4

Не только теоретические взгляды, но и поэтическое творчество Толстого связано с романтизмом. В концепции мира романтиков искусство играло первостепенную роль, и поэтому тема художника, вдохновения нередко фигурировала в их произведениях. То же мы видим и у Толстого. Сущности и процессу творчества посвящено одно из его программных стихотворений "Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..". Это апофеоз "душевного слуха" и "душевного зрения" художника, который слышит "неслышимые звуки" и видит "невидимые формы" и затем творит под впечатлением "мимолетного виденья". Состояние вдохновения передано и в других произведениях Толстого, ярче всего в стихотворении "Земля цвела. В лугу, весной одетом...". Толстой представлял его себе как некий экстаз или полусон, во время которого поэт сбрасывает с себя все связи с людьми и окружающим его миром социальных отношений.

Другой мотив поэзии Толстого также связан с одним из положений романтической философии - о любви как божественном мировом начале, которое недоступно разуму, но может быть прочувствовано человеком в его земной любви. В соответствии с этим Толстой в своей драматической поэме превратил Дон Жуана в подлинного романтика: Дон Жуан ищет в любви "не узкое то чувство", которое, соединив мужчину и женщину, "стеною их от мира отделяет", а то, которое роднит со вселенной и помогает проникнуть в "чудесный строй законов бытия, явлений всех сокрытое начало". Этот мотив нашел свое отражение и в ряде лирических стихотворений Толстого ("Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре...", "Меня, во мраке и пыли..." и др.):

И всюду звук, и всюду свет,

И всем мирам одно начало,

И ничего в природе нет,

Что бы любовью не дышало.

В названных вещах этот мотив дан в наиболее концентрированном виде, но и некоторые другие стихотворения окрашены им. Однако еще больше существенны не эти отдельные мотивы, а круг настроений и общий эмоциональный тон лирики Толстого, для значительной части которой - не только для любовных стихов характерна Sehnsucht романтиков, романтическое томление, неудовлетворенность земной действительностью и тоска по бесконечному.

Грусть, тоска, печаль - вот слова, которыми поэт часто характеризует свои собственные переживания и переживания любимой женщины: "И о прежних я грустно годах вспоминал", "И думать об этом так грустно", "В пустыню грустную и в ночь преобразуя", "Грустно жить тебе, о друг, я знаю", "И очи грустные, по-прежнему тоскуя" и т.д. Иногда грусть переплетается с радостью, но большей частью впитывает, поглощает ее. Пассивность, резиньяция, а подчас и налет мистицизма давали повод для сопоставления Толстого с Жуковским, но дело не столько в непосредственной связи с ним, сколько в некоторой общности философских и эстетических позиций. Лишь в немногих стихотворениях Толстого можно увидеть нечто близкое "светлой" пушкинской грусти ("Мне грустно и легко; печаль моя светла"); вообще же земное и вместе с тем гармоническое восприятие мира, свойственное поэзии пушкинской эпохи, уже недоступно Толстому.

Однако наряду с созерцательностью и примиренностью в лирике Толстого звучат нередко и совсем другие мотивы. Поэт ощущает в себе не только любовь, но и "гнев" и горько сожалеет об отсутствии у него непреклонности и суровости, вследствие чего он гибнет, "раненный в бою". Он просит бога дохнуть живящей бурей на его сонную душу и выжечь из нее "ржавчину покоя" и "прах бездействия". И в любимой женщине он также видит не только пассивную "жертву жизненных тревог", - ее "тревожный дух" рвется на простор, и душе ее "покорность невозможна".

Да и самое романтическое томление имеет своим истоком не одни лишь отвлеченно-философские взгляды Толстого, но и понимание, что жизнь социально близких ему слоев русского общества пуста и бессодержательна. В стихотворениях Толстого нередки мотивы неприятия окружающей действительности. Чужой поэту "мир лжи" и "пошлости", терзающий его душу "житейский вихрь", "забот немолчных скучная тревога", чиновнический дух, карьеризм и узкий практицизм - все это признаки не столько земного существования вообще, сколько той именно конкретной жизни, которая беспокоила и раздражала Толстого. Примириться с нею он не мог:

Сердце, сильней разгораясь от году до году,

Брошено в светскую жизнь, как в студеную воду.

В ней, как железо в раскале, оно закипело:

Сделала, жизнь, ты со мною недоброе дело!

Буду кипеть, негодуя, тоской и печалью,

Все же не стану блестящей холодною сталью!

В этом неприятии светской жизни, некогда привлекавшей Толстого, чувствуются отзвуки поэзии Лермонтова. Правда, гневные интонации Лермонтова большей частью приглушены у Толстого; Толстому гораздо ближе такие романсного типа стихотворения Лермонтова, как "На светские цепи, // на блеск утомительный бала...", которые и по своим идейным мотивам, и стилистически в какой-то мере предвосхищают его лирику.

Несмотря на влечение к "мирам иным", в Толстом исключительно сильна привязанность ко "всему земному", любовь к родной природе и тонкое ощущение ее красоты. "Уж очень к земле я привязан", - мог бы он повторить слова героя одной из своих былин ("Садко"). Земля для поэта не только отражение неких "вечных идей", хотя он и говорит об этом в своих программных стихотворениях, но прежде всего конкретная, материальная действительность. Важно в этом отношении воздействие Пушкина на некоторые пейзажные стихотворения Толстого, сказавшееся в точности и ясности деталей. Иногда - например, в спокойном и скромном осеннем пейзаже стихотворения "Когда природа вся трепещет и сияет..." - Толстой повторяет даже отдельные пушкинские детали ("сломанный забор" и др.).

Умение схватить и передать в слове формы и краски природы, ее звуки и запахи характеризуют целый ряд лирических стихотворений, баллад и былин Толстого. Вспомним хотя бы того же Садко, который томится в подводном царстве и всем своим существом тянется к родному Новгороду; его сердцу милы и крик перепелки во ржи, и скрип новгородской телеги, и запах дегтя, и дымок курного овина. Даже в послании к Аксакову, где Толстой подчеркивает свое влечение в "беспредельное", он с большей художественной силой говорит о любви к "ежедневным картинам" родной страны, о чумацких ночлегах, волнующихся нивах, чем об "иной красоте", которую он ощущает за всем этим. Особенно привлекает Толстого оживающая и расцветающая весенняя природа. Могущественное воздействие природы на душу человека исцеляет от душевной боли и сообщает голосу поэта оптимистическое звучание.

И в воздухе звучат слова, не знаю чьи,

Про счастье, и любовь, и юность, и доверье,

И громко вторят им бегущие ручьи,

Колебля тростника желтеющие перья.

Значительная часть лирических стихотворений Толстого объединена образом "лирического героя"; лирическое "я" в этих стихотворениях общее и наделено более или менее постоянными чертами; это черты личности самого поэта, знакомой нам по его письмам, свидетельствам современников и пр. В большинстве же любовных стихотворений общим является не только "я", но и образ любимой женщины. У читателя создается впечатление, что перед ним нечто вроде лирического дневника, передающего характер и историю взаимоотношений между героями.

Образ любимой женщины в лирике Толстого, если сравнить его с аналогичным образом в поэзии Жуковского, более конкретен и индивидуален, и в этом отношении Толстой, как и Тютчев, не говоря уже о Некрасове, отразил в своем творчестве движение передовой русской литературы по реалистическому руслу, ее достижения в области анализа человеческой души. При этом образ любимой женщины проникнут в лирике Толстого чистотой нравственного чувства, подлинной человечностью и гуманизмом. В его стихах отчетливо звучит мотив облагораживающего действия любви.

Склонность к густым и ярким краскам соседствует у Толстого с полутонами и намеками. "Хорошо в поэзии не договаривать мысль, допуская всякому ее пополнить по-своему", - писал он жене в 1854 году. Эта намеренная недоговоренность отчетливо ощущается в некоторых его стихотворениях: "По гребле неровной и тряской...", "Земля цвела. В лугу, весной одетом..." и др. - и не только в лирике. "Алеша Попович", "Канут" должны были прежде всего, согласно замыслу поэта, не описывать и изображать что-либо, а внушить читателю известное настроение. Передавая впечатление от песни Алеши Поповича, Толстой вместе с тем дал характеристику этих тенденций своей собственной лирики и заданий, которые он перед нею ставил:

Песню кто уразумеет?

Кто поймет ее слова?

Но от звуков сердце млеет

И кружится голова.

Эти строки близки к программному заявлению Фета: "Что не выскажешь словами - // Звуком на душу навей".

Если вчитаться в такое, например, стихотворение, как "Ты жертва жизненных тревог...", станет очевидно, что каждое из заключающихся в пяти его строфах сравнений ("ты как оторванный листок...", "ты как на жниве сизый дым..." и т.д.), взятое отдельно, ярко и конкретно. Однако их быстрая смена, сгущая эмоциональный тон вещи, ведет к тому, что каждое следующее как бы вытесняет предшествующее, а все вместе они оставляют в сознании некий обобщенный психологический портрет женщины, к которой обращено стихотворение. Таков его внутренний смысл. И это нередко в поэзии Толстого; сравнения и образы, сами по себе очень четкие, сюжетно не связаны между собой и объединены, как музыкальные темы, лишь общей эмоциональной окраской. Иногда разорванность логической связи мотивирована каким-то смутным состоянием, чем-то вроде полусна, как в "По гребле неровной и тряской..." и "Что за грустная обитель...".