Читать онлайн «Сумерки Америки». Страница 58

Кондолиза Райс за годы своей службы в роли дипломата не раз встречалась с Владимиром Путиным. В своих воспоминаниях она приводит его размышления о темпах развития демократических принципов в разных странах. В качестве примера он брал Японию, которая с 1955 года управлялась одной и той же партией – либерально-демократической. И это в стране этнически гомогенной, не имеющей такого многообразия верований и традиций, как Россия. Райс, будучи специалисткой по СССР и много раз бывавшая там, не могла не признать наличия перемен к лучшему после падения коммунизма. Но вслух признать, что введение всех демократических свобод в незрелой стране неизбежно приведёт к бунтам и распаду, она, конечно, не могла[300].

Гражданскую войну в Ираке официальный Вашингтон называл расплывчато «проблемы безопасности» (security problems). Но в 2015 году американцы получили возможность увидеть подлинную картину этой безжалостной бойни, когда замечательный актёр и режиссёр Клинт Иствуд поставил фильм «Американский снайпер». В нём не затронуты дипломатические попытки примирения, переговоры между религиозными фракциями, конференции послов, обсуждения в ООН. Только война в городских лабиринтах, днём и ночью, с внезапно появляющимся и исчезающим врагом. И только один фронт этой войны: американцы против арабов, не разбирая, шииты они или сунниты.

Вот разведка доносит, что в таком-то доме притаилось гнездо террористов. Десант пехотинцев с автоматами, в очках ночного видения, тихо приближается к дверям. Потом короткая схватка на лестницах и в коридорах, крики, стоны, взрывы гранат. В другой раз снайпер, прикрывающий наступающий отряд, лежит на крыше дома и видит, что арабская женщина выходит на улицу с мальчиком лет десяти. Незаметно даёт ему гранату. Мальчик бежит в сторону американцев. Снайпер стреляет. Женщина бежит к упавшему мальчику, поднимает гранату. Снайпер стреляет. Женщина падает.

Примечательно, что либерально-сердобольная Академия киноискусств в Голливуде не удостоила этот суровый фильм ни одной премией «Оскар».

В оккупированном Афганистане гражданская война развивается примерно по тому же сценарию. Главное отличие: талибы контролируют огромные территории в сельской местности и в горах, откуда они могут совершать внезапные атаки на пришельцев и на соотечественников, поступивших к ним на службу в роли солдат и чиновников. Те же самоубийцы, обвязавшиеся взрывчаткой, та же тактика «взять кровавым измором», тот же отказ от переговоров. Атмосфера этой войны хорошо воссоздана в фильме 2009 года «Братья», поставленном талантливым режиссёром Джимом Шериданом и тоже незаслуженно обойдённом вниманием критики.

Лидеры «Аль-Каиды» в своих проповедях неустанно подчёркивали важность запрета на какие бы то ни было переговоры с врагом. «Джихад – это только Коран и автомат» – многократно повторяли Осама бин Ладен, шейх Омар и сотни других проповедников «священной войны». Потому что если ты вступаешь в диалог, ты допускаешь, что на стороне твоего противника может быть хоть какая-то крупица правоты. Нет, вся правота безраздельно принадлежит Пророку, Корану и шариату. Те, кто не понимает и не приемлет этого, не заслужили право на жизнь.

В 2011 году следующей жертвой насильственной демократизации стала Ливия. Этот процесс проходил уже под надзором следующего министра иностранных дел, Хилари Клинтон. Ну, у кого бы повернулся язык сказать хоть слово в защиту отъявленного злодея Муаммара Каддафи? На его совести были сотни жертв внутреннего и внешнего террора, взрыв самолёта над Шотландией в 1988 году, попытки производить ядерное оружие. Снова, как раньше над Белградом, Багдадом, Кабулом, американские бомбардировщики проносятся теперь над Триполи, бомбят танки и артиллерию правительственных войск. Вездесущий сенатор Маккейн приземляется в Бенгази, пожимает руки восставшим, объявляет их «борцами за свободу».

И что же?

Год спустя Каддафи и его сыновья убиты, страна погружается в хаос религиозной и этнической междоусобицы. Американский посол Кристофер Стивене взывает об усилении охраны дипломатической миссии, но Вашингтон игнорирует его призывы. Какая опасность может грозить дипломату в стране, где диктатор свергнут и вот-вот засияет демократия? Через несколько дней, в годовщину 11 сентября, «борцы за свободу» атакуют здания, занятые американскими дипломатами, посол и несколько сотрудников погибают, а министр иностранных дел Хилари Клинтон объясняет случившееся стихийной вспышкой народного возмущения против какого-то антиисламского ролика, показанного в Интернете.

Ливийцы тоже оказались неспособны оценить благотворность «ракетной демократизации». Спасаясь от гражданской войны, они толпами заполняют баркасы, рыболовные шхуны, прогулочные кораблики, пытаясь пересечь Средиземное море и достичь спасительных берегов Европы. А вслед за ними через разрушенную страну устремляются и беглецы из других африканских государств. Сотни, если не тысячи, погибают в волнах, и конца им не видно.

Людей, идущих на смертельный риск в надежде спастись от смертельной угрозы, мы вполне можем понять. Но людей, идущих на верную смерть ради каких-то расплывчатых идеалов, нам понять гораздо труднее. А именно они сделались самыми опасными врагами Америки в XXI веке. Теракт 11 сентября 2001 года осуществили девятнадцать человек. Но расследование показало, что у заговорщиков в запасе было много желающих присоединиться к «славным мученикам». Террорист, выбирающий роль шахида-самоубийцы, окружён в мусульманском мире почётом и восхищением. Люди видят в нём защитника каких-то бесконечно важных для них ценностей и святынь.

Что же защищает мусульманин, идущий на верную смерть? Какую угрозу он видит во вторжении западной цивилизации в его жизнь?

Первое: он безусловно утратит гордое сознание своего превосходства над людьми других вероисповеданий; если он захочет, чтобы западные специалисты приехали помогать его стране, ему придётся терпеть на улицах своих городов церкви, костёлы, синагоги и даже буддистские храмы.

Второе: он должен будет – стиснув зубы – смириться с тем, что он привык считать пределом падения в бездну порока: женщин с открытыми лицами, ногами, плечами, мужчин, поднимающих бокалы с вином, кинотеатры и телевизоры, музыку из репродукторов, танцы на площадках ресторанов и прочие мерзости.

Третье: страшное сомнение будет терзать его – почему Аллах не карает неверных за их порочность? Почему сделал их богаче и сильнее него – блюдущего заветы Пророка, отказавшегося от наслаждений, даруемых языческими богами, Бахусом и Эросом? Что, если не все заветы несут в себе абсолютную истину?

Четвёртое: он утратит абсолютную власть над женой и детьми, должен будет позволить им свободный выбор собственной судьбы и потом ему придётся глотать день за днём позор, которым его единоверцы и соплеменники окружают человека, настолько утратившего честь и достоинство отца и господина.

Но, кроме этих горестно очевидных утрат, он смутно предчувствует и другие поля своей несовместимости с миром западной цивилизации. С особенным упорством он будет сопротивляться необходимому условию успешного вступления в индустриальную эру: подчинению своего ума дисциплине мышления. Ибо эта дисциплина создаётся и поддерживается самым страшным для него элементом – участником – духовной жизни человека: СОМНЕНИЕМ.

Сомнение есть некий полицейский, добровольно впущенный нами в сознание, который призван проверять правомочность каждой мысли, каждого утверждения, каждого верования. Индустриальная эра началась не с изобретения паровой машины, а с великих носителей – и защитников – фермента сомнения: Лютера, Эразма Роттердамского, Томаса Мора, Коперника, Монтеня, Спинозы, Декарта, Гоббса, Галилея, Джордано Бруно, Локка, Монтескье, Канта. Выращенные в атмосфере почитания этого ключевого элемента, мы забываем, какой мукой сомнение может обернуться в душе человека, ищущего цельности и единой картины мира.

Слепая вера в Пророка, Аллаха, Коран, сунну потому так и дорога мусульманину, что она защищает его от этого опаснейшего червя, которым изгрызены души людей индустриального мира. Ни в речах шейхов, ни в проповедях мулл, ни в заявлениях джихадистов, ни в интервью террористов не обнаружим мы этого – столь естественного для нас – микроба-искусителя. Понятно, что всякое движение науки давно остановилось в мусульманских странах: её рост и развитие возможны только при условии, что каждый новый шаг, новая формула, новая гипотеза беспощадно проверяется и испытывается этим универсальным инструментом. Но что важнее: развитие какой-то абстрактной науки или возможность прожить жизнь без мук сомнения?

Каждому акту мусульманского террора американская дипломатия пытается отыскать причину-объяснение. Вот израильтяне не идут на уступки палестинцам, продолжают строить поселения на Западном береге Иордана – и получают в ответ вспышки интифады. А ракеты, которыми хамасовцы засыпают израильские города, – это ответ на блокаду их маленького государства. На самом же деле израильтянин, как и любой другой представитель Западного мира, ненавистен верующему мусульманину не тем, что он делает или не делает, а тем, что он есть, что представляет собой и символизирует: живое свидетельство того, что можно нарушать все заветы Пророка и при этом процветать и побеждать «истинно верующих».