Читать онлайн «Русские и нерусские учёные: мифы и реальность». Страница 14

  В действительности же, Милева «не имела желания «вписываться» в круг профессорских жён... потому, что они не скрывали своего пренебрежительного отношения к славянским народам (а Милева была сербиянкой)...»-.

  «Пребывание в Праге оказалось полезным для Эйнштейна... Группа горожан иудейского происхождения оказывала здесь поддержку развитию искусства, литературы, философии. Они были близки международному сионизму - своего рода иудейскому национализму. И хотя в то время их вождю Хуго Бергману, несмотря на то, что он вёл с Эйнштейном продолжительные беседы, не удалось привлечь его к сионизму, позднее Эйнштейн страстно вступился за своих еврейских собратьев» (Й.Виккерт).

  Интернационалист Эйнштейн трудно смирялся с «всепроникающей пражской грязью и царившей в городе мерзостью запустения», а бытовой проблемой были блохи, которых занесли в квартиру вместе с купленным Эйнштейном старым матрацем.

  Сам же Эйнштейн шутил: «Чем грязнее нация, тем она выносливее» (эта «шутка» была взята в качестве названия одной из глав биографии Эйнштейна, написанной П.Картером и Р.Хайфилдом, - выделено В.Б.

  Интересно, что абсолютно все биографы отмечают, мягко говоря, крайнюю неряшливость гения всех времён и одного народа, поэтому здесь следовало бы сказать: «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала».

  Вот одно из свидетельств: «В общем, он выглядел примерно так же, как и его комната - очень неопрятный джентльмен, у которого волосы торчали во все стороны. На нём был галстук, но одетый лицевой стороной вниз. На голове огромная копна седых волос, а вся одежда спереди усеяна крошками и прочими пятнами от еды. С виду он показался мне похожим на неопрятного Марка Твена. Он был в высшей степени необычным, не похожим ни на одного из тех, кого я раньше встречала, и с очень высоким голосом, почти как у женщины - ну совсем необычным» (в книге Д.Бранена).

  Любимым же анекдотом пражского периода Эйнштейна был: «Двое немецких профессоров видят, что уличная вывеска над тротуаром покосилась и вот-вот упадёт. «Ну, это ничего, - говорит один из них. - Надо надеяться, свалится на голову какому-нибудь чеху»».

  В то же время описывается такой пример «проявления антисемитизма»: официальные лица в Праге отнеслись к Эйнштейну подозрительно, когда он сказал, что не исповедует никакой религии, и сразу же успокоились, когда он «с подобающей торжественностью объявил себя иудеем» (выделено мной - В.Б.).

  В 1920 году, по замечанию его биографов, Эйнштейна «начали травить, против него объединились антисемиты, научные противники и люди, не принимающие его пацифизма».

  Утрату лидирующего положения в науке Эйнштейн компенсировал всё более активным участием в общественной жизни, в сионистском движении. В 1921 году Эйнштейн вместе с Хаимом Вейцманом, будущим первым президентом Израиля, отправился в лекционное турне по Америке с целью сбора средств для еврейского университета в Палестине, который стал бы культурным центром еврейского народа. Двумя годами позже он посетил Палестину и стал первым почётным гражданином Тель-Авива.

  «Когда Эйнштейн... официально приветствовал исполнительный совет сионистской организации Палестины, он принёс извинения за неумение говорить на иврите, сказав, что его мозг не приспособлен для этого языка» (Дэнис Бранен, «Альберт Эйнштейн», «Попурри», Минск, 2000).

  На приёме в еврейской школе городка Лемель Эйнштейн сказал: «Сегодня - величайший день в моей жизни. Наступила великая эпоха, эпоха освобождения еврейской души: это было достигнуто сионистским движением, так что теперь никто в мире не способен уничтожить достигнутое» (там же).

  И, наконец, кульминационным моментом двенадцатидневного пребывания Эйнштейна в Палестине стала его речь на горе Скопус в Иерусалиме - месте, где в будущем открылся Еврейский университет.

  «Наши братья по расе в Палестине заворожили меня как фермеры, рабочие и граждане»-, - написал он Соловину, который по-прежнему жил в Париже. В Палестине же Эйнштейн сказал, что он смотрит с оптимизмом на будущее евреев в этой стране, но присоединяться к ним не хочет, так как это отрезало бы все его связи в Европе, где он был свободен. «В Палестине же ему всегда пришлось бы оставаться узником - эдакой гордостью и декоративным украшением» (Д.Брайен «Альберт Эйнштейн», Минск, 2000).'

  Посадив дерево на горе Кармель, Эйнштейн посетил среднюю л,,  и  технический   колледж   Хайфы   и   был  удостоен  звания очётного гражданина Тель-Авива.

  В 1923 году Эйнштейн говорил: «Собирайте больше денег", а затем сказал Хаиму Вейцману: «Трудности велики, но настроение уверенное, и работа идёт такая, которой можно только поражаться"

  Эйнштейн как-то написал Бессо, который собирался посетить Иерусалим: «Наши евреи много делают и, как обычно, всё время ссорятся. И это даёт мне массу работы, потому что, как ты знаешь, они считают меня чем-то вроде еврейского святого» (Д.Брайен).

  В то же время Эйнштейн помог основать организацию под названием «Ассоциация друзей новой России». Д. Марьянов пишет, что особенно сильное впечатление на Эйнштейна произвело искоренение в советской России проституции. Но Эйнштейн никогда не намеревался посетить Россию.

  И хотя, по мнению биографов, Эйнштейн хорошо относился к России, но своих соплеменников он любил больше, а потому просил министра финансов Германии Рудольфа Гильфердинга предоставить политическое убежище Л.Троцкому, изгнанному из СССР.

  С другой стороны, к Эйнштейну как-то обратился глава философского факультета Нью-йоркского университета Сидни Хук с просьбой поддержать международное расследование судебных процессов в Советском Союзе в 1937-38 годах, обвиняемыми на которых были евреи. Эйнштейн ответил отказом, сказав: «Я не полицейский».

  Выше уже говорилось о стандартной позиции представителей еврейского народа: если что-то идёт не так, как им хотелось бы, если возникают какие-то трудности, то это происходит обязательно по вине антисемитов. Аналогичная история произошла с Эйнштейном в 1929 году, когда из-за бюрократических трудностей власти не смогли подарить ему обещанный дом, но выделили земельный участок.

  А дело было так: берлинский бургомистр подарил Эйнштейну дом, но дом оказался обитаемым. Чиновники проглядели долгосрочный арендный договор, который заключили с властями города существующие жильцы. В качестве заменителя этого подарка Эйнштейну было предложено самому выбрать земельный участок, а город должен был купить эту землю для него. Дело затянулось, и Эйнштейн написал бургомистру: «Человеческая жизнь очень коротка, а власти действуют весьма медленно...»

  Это было воспринято Эйнштейном как унижение со стороны экстремистов с их «реакционными и антисемитскими настроениями». От земельного участка Эйнштейн отказался.

  В 1928 году в доме Эйнштейна после его сердечного приступа появилась Элен Дюкас, которую Эльзе порекомендовала её старшая сестра - ответственный секретарь Еврейской сиротской организации, где Эльза состояла почётным президентом.

  Элен Дюкас неоднократно связывала Эйнштейна с евреями, нуждавшимися в его помощи. Так, например, она знала, что Эйнштейн поможет молодому еврею Филиппу Гальсману, отбывающему десятилетний срок заключения в австрийской тюрьме за убийство отца, хотя «Эйнштейн не сомневался, что австрийские присяжные вполне могли послать невинного еврея в тюрьму; ведь австрийцы принадлежали к числу наиболее рьяных антисемитов в Европе» (Д.Брайен, «Альберт Эйнштейн»).

  Во время своего второго визита в Пасадену (США) Эйнштейн общался с Авраамом Флскснером, который после получения от еврейских филантропов пяти миллионов долларов планировал создать новый научно-исследовательский центр.

  В 1929 году, в Цюрихе, Эйнштейн участвовал в работе сионистского конгресса. В этот период он встретился с Милевой и сыном Эдуардом, на вопрос которого: «Почему ты на еврейской конференции, а не па научной?» - Эйнштейн с невозмутимым видом ответил: «Потому что я — еврейский святой» (Д.Брайен). Как говорят в таких случаях: в скромности не откажешь!

  К началу сороковых годов относится дискуссия по палестинской проблеме Эйнштейна (совместно с историком Эрихом Калером) с видным американским арабским историком Филиппом Хитти. Последний утверждал, что арабы являются потомками древних ханаанян, которые владели этими землями до евреев, что Иерусалим является для них третьим святым городом, по направлению к которому древние арабы били поклоны, когда молились. Он также заявлял, что земля эта дана им Аллахом в результате джихада - священной войны.

  Эйнштейн с Калером писали, что для арабов Иерусалим является только третьим святым городом, а для евреев - «первым и единственным святым городом, а Палестина - местом, где, разворачивается их первоначальная история, их священная история... Говоря о еврейской Палестине, мы хотим способствовать созданию там убежища, где преследуемые люди смогут найти безопасность и мир, а также обрести неоспоримое право жить при тех законах и том порядке, который они сами учредили».