Читать онлайн «Новая формула Путина. Основы этической политики». Страница 25

Когда ему говорили: «А НАТО почему не распиливает ракеты?».

Он говорит: «А потому что мы не допилили все. Вот мы все допилим, и НАТО начнет. Когда они увидят, что мы беззащитны, они просто не будут больше вооружаться. Ведь демократии друг с другом не воюют? Логично?».

На самом деле абсолютно логично, совершенно логично. Это либеральная парадигма, она так и мыслит. И в нашей российской политике она имела политическое выражение в лице доктрины Козырева. Она имеет политических сторонников в лице либеральных партий, которые так и строят свои программы. Они имеют право? Конечно. И, в принципе, они имеют право захватить себе половину дискурса. И, соответственно, они имеют право институционализировать свою либеральную модель в теории международных отношений и отстаивать ее. Но единственное, на что они не имеют права, — выдавать либералов за все. Они должны выдавать с точки зрения научной логики этой дисциплины либералов за либералов, противостоящих реалистам.

Дальше они говорят: мы либералы, мы не любим реалистов, мы такие-то, такие-то, наша рефлексия либералов такова, ваша рефлексия реалистов такова, давайте спорить. У нас есть общие интересы. Мы сторонники демократии, сильного процветающего общества. Да, — скажут реалисты, — и мы сторонники, отлично. Вот у нас есть общие точки зрения, мы все хотим хорошего людям и нашему обществу.

— Хотим хорошего?

— Да, хотим.

— Никто из нас не больной?

— Нет, все здоровые. И реалисты здоровые, и либералы. Давайте будем спорить.

Так развиваются международные отношения на Западе. Причем там, где есть либералы, есть реалисты как оппоненты, и наоборот. Могут быть или не быть неомарксисты и, уж совсем дополнительно, могут быть или не быть постпозитивисты. Постпозитивисты — это как соль, как мак на булочках. Можно и так булочку есть, без мака. Они придают вкус современной науке, они придают науке философское, социологическое измерение. Они делают из международных отношений социологию международных отношений, об этом мы не раз говорили.

Поэтому жалко, конечно, выбрасывать постпозитивистов, но на самом деле, просто с точки зрения чистой логики, как минимум, для международных отношений, для буржуазной национальной страны нужны реалисты и либералы.

Либералы у нас были, но они не называли себя либералами, называли себя всем — международниками. А все остальные были просто какие-то недоумки.

При этом такой заход в сферу интеллектуальных когнитивных технологий был чрезвычайно разрушителен. В такой ситуации воспроизводить профессиональных международников, которые бы в России могли применять эти парадигмы, просто было невозможно. Потому что отсутствовала базовая хорда международных отношений как дисциплины, состоящей в споре либералов и реалистов. И даже не говоря о том, чтобы продвинуть неолибералов с неореалистами — ладно, но просто либералов и реалистов.

Если Порхалина не знает, кто такой Моргентау и что такое реализм и представляет Россию в ООН, то дело уже совсем плохо. Дело уже фундаментально плохо. Это как бы абсолютно патологически, ненормально, и не зависит от ее личных убеждений. Она обязана сформулировать свою либеральную позицию против реалистов. Для этого должны быть реалисты. Но если реалистов нет, то кто будет спорить? И если те, кто противостоит либералам, попадают в категорию совершенно неприемлемых граждан, то диалога не возникает.

При этом что удивительно? У нас был министр международных отношений — реалист. Потому что Примаков — это типичный реалист в международных отношениях. Но школы своей он не создал. Никакого направления, своей идеи он теоретически никак не закрепил и свою политику он с реалистскими парадигмами не соотнес. Как действует политика без интеллектуального оснащения? Поэтому, несмотря на то, что министром, а потом и премьер-министром некоторое время был человек с реалистскими взглядами, проводивший российскую политику как реалистическую политику, в самом деле, институционализации реализм в России не получил. Несмотря на то, что есть Примаков, доктрины его нет. «Доктрина Примакова» — это то, что описывают западные специалисты международных отношений, анализируя Примакова.

Например, признак проведения реализма Примаковым. Примаков летит в девяносто восьмом году на встречу с руководством США в Америку. В это время, находясь над Атлантикой, он получает информацию, что войска НАТО бомбят Белград. Вот что сделал бы Козырев, например? Что бы сделал гипотетический либерал? Он долетает, приходит и говорит: «Давайте вместе разоружим Сербию полностью и тогда не будем воевать с ними вместе. Давайте ее демократизируем, мы вам поможем со своей стороны, вместе. Вы демократия, мы демократия, демократизируем Сербию, сбросим Милошевича, сдадим его». Так Черномырдин и поступал, на самом деле, так поступали мы в какой-то период.

А Примаков, услышав эту информацию, говорит: «Разворачиваемся».

И совершает разворот над Атлантикой. Этот разворот над Атлантикой символизирует, что Россия в лице Примакова переходит на реалистские позиции, потому что Сербия — друзья, Сербия — наши интересы, и неважно, есть там демократия или нет, мы ее поддерживаем, потому что они наши. То есть, это национальные интересы, это собственный суверенитет, это идея того, что Запад может быть другом, а может быть врагом, и поэтому он не является безусловным другом, и не всегда ориентация на либерализацию и модернизацию должна полностью означать сближение с Западом. В определенных случаях сближаемся, в определенных случаях нет. Реализм? Реализм. То есть, Россия — субъект. Россия мыслит в рамках своих национальных интересах и эгоистически оценивает в них то, что происходит со ее друзьями. Сербы наши — значит, мы за них. Кто-то там не наш, кто-то ваш — значит, мы против них. Этот реалистский подход воплощен был в Примакове. Но научного развития не получил…

Далее приходит Путин, который является просто законченным реалистом во внешней политике. Все, что делает Путин, — это самый что ни на есть кондовый, классический реализм:

• он сближается с Западом, когда он считает, что это выгодно России;

• он является либералом в экономике и западником в тех случаях, когда это выгодно России, что привело к модернизации;

• и он является противником Запада, выступает против Америки, не мешкая, вступает в войну с Грузией, когда речь идет о национальных интересах России и за пределами России.

Он классический реалист. Путин является выразителем классической реалистской парадигмы международных отношений, а не либеральной нисколько. Его понятия, его зацикленность на суверенитете, на безопасности, на вертикали власти, его укрепление территориальной целостности России, его идея отстаивания Газпрома и национализации нефтяных областей не в пользу себя, а в пользу государства, борьба с частным сектором в тех вопросах, когда он занимает слишком либеральную позицию, — все аспекты внешней политики Путина, представляют собой реализм.

То есть, у нас уже помимо того, что в международных отношениях до сих пор доминирует либерализм как единственная парадигма, есть уже тринадцать лет президент-реалист (4 года из них — премьер), который строит модель международных отношений по модели реализма.

И вот очень интересно — и где же это в теории международных отношений отражается? Сегодня, уже после двенадцати лет доминации такого авторитарного реалиста Путина, есть эти школы? До сих пор школ нет. Политики есть — Рогозин, Глазьев, сейчас вот создан Изборский клуб. Это представители реалистской модели международных отношений, которые все видят именно так, как видели Карр, Моргентау, структурные неореалисты, которые считают, что безопасность — это базовая модель, которые признают теорию хаоса и признают, что каждая страна действует в своих интересах. Они видят мир реалистски. Такие политики-интеллектуалы есть. Но их представителей в науке международных отношений нет. То есть, есть факт, но нет его интеллектуального обоснования. Есть содержание политического процесса, но нет его когнитивного, соответствующего ему аппарата. До сих пор в МГИМО и международных экспертных сообществах продолжает доминировать либеральная модель.

И вот здесь нам надо сказать, что спор реалистов и либералов в интеллектуальной сфере, открыто, концептуально, без экивоков, без двусмысленностей, в России на самом деле вообще не ведется. Хотя, что самое интересное, таким образом эти две позиции — либералов и реалистов — уводятся в бессознательное, превращаются в какую-то своеобразную расовую борьбу.

Хотя либералы и реалисты могли бы найти общие точки зрения, если они признают легитимность национальной государственности Российской Федерации, государственности России как республики. Они должны были бы теоретически вести свои интеллектуальные споры, свои различные дебаты, обсуждать и общие принципиальные противоречия, и детали, в отношении интересов того общества, к которому они принадлежат. Это должно было бы составлять содержание, становой хребет науки международных отношений, экспертной полемики и одновременно быть представлено в политических институтах. То есть, на самом деле быть так же прозрачно или почти так же прозрачно, как обстоит дело в любом национальном государстве, в любой стране.