Читать онлайн «Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского». Страница 41

В то же время желание непременно получить премию вызвало и негативные последствия — приписки против фактически принятого угля. Более других приписками занимались гвардейцы «Императора Александра III», командир которого капитан 1–го ранга Н. М. Бухвостов и старший офицер капитан 2–го ранга В. А. Племянников с похвальным рвением добивались высокой репутации своего корабля.

В Ангра–Пеквена Зиновий Петрович с удивлением выслушал доклад Е. С. Лолитовского, что четыре новых броненосца, сообщив о приемке 2200 т. топлива и имея совершенно однообразное его размещение, получили совершенно разную посадку. При этом «Бородино» и «Орел» сидели с дифферентом на нос при водоизмещении соответственно 16 346 и 16 136 т., а «Император Александр III» (15 716 т.) и «Князь Суворов» (15 816 т.) «сели» на корму.

В строевом рапорте от 18 декабря З. П. Рождественский указал, что разница в водоизмещении однотипных кораблей есть «плод свободомыслия строителей», а разница в дифференте — «результат участия в постройке разных командиров. «Мы никогда не получим эскадру, способную правильно маневрировать, — докладывал адмирал, — если заводам не будут воспрепятствованы уклонения от типов в каждой серии строящихся кораблей…» «…Четыре броненосца искалечены, как линейные суда, одинаковый угол поворота руля на 16 румбов (дает) разброс до 2 кбт. в разные стороны…»[126]

Доля истины в этом заключении командующего эскадрой была, но только доля, так как на «Александре», поражавшем всех в начале похода скоростью погрузки угля, очевидно уже имелся значительный просчет в количестве топлива. Несколько меньший просчет мог быть и на «Суворове», на котором командир — известный своим оптимизмом и художественными дарованиями В. В. Игнациус и доведенный адмиралом «до ручки» старший офицер (Базиль) не решались доложить командующему истинное положение вещей. Если бы З. П. Рожественский побывал сам на «Александре», не исключено, что достаточно независимый Н. М. Бухвостов, потомок «первого солдата» Петра I, прояснил бы адмиралу причины недогрузки своего корабля. В этом случае удалось бы избежать слишком позднего раскрытия просчета, имевшего, по свидетельству В. И. Семенова, важные последствия, и даже изменившего оперативные планы командующего. Но Зиновий Петрович корабли на переходе не посещал, ограничиваясь рассылкой приказов и циркуляров.

Среди приказов были требующие подготовки кораблей к бою, в том числе о тренировках в управлении при повреждении одной машины и рулевых приводов (№ 136 от 25 октября), о производстве учений по боевому расписанию (№ 152 от 9 ноября)[127]. Последний, в частности, предписывал проводить учения на подробно разработанном офицерами тактическом фоне с обозначением противника, маневров и мест попадания вражеских снарядов.

Почти на всех кораблях к этому приказу отнеслись достаточно серьезно, и отработка различных вводных по действиям артиллерии и борьбе за живучесть принесла несомненную пользу. Но эти учения не проверялись и не носили необходимой печати однообразия. Разбор проводили на каждом корабле отдельно, а эскадренных учений и маневров на всем 55–дневном пути не было.

Многие приказы касались организации угольных погрузок. Заботился адмирал также о сохранении здоровья команд и о питании нижних чинов. Этим вопросам был посвящен целый ряд циркуляров. На угольных погрузках в тропиках люди страдали от солнечных ударов, а на переходах несли тяжелые

вахты во внутренних помещениях с повышенной иногда до 60° температурой. Особенно страдали машинные команды, и судовым врачам хватало работы. Сравнительно молодые нижние чины переносили болезни с завидной выносливостью. Тем, кто был постарше, приходилось труднее. 39–летний вахтенный начальник «Осляби» лейтенант Н. А. Нелидов (дядя Ваня), ветеран многих дальних походов, 31 октября 1904 г. скончался от последствий солнечного удара.

Страдал и самый старший участник похода — Зиновий Петрович. В. И. Семенов вспоминал, что утром 14 декабря он «не на шутку встревожился его видом». З. П. Рожественский выглядел постаревшим на несколько лет и оживился только после ликвидации последствий разрыва паропровода на флагманском корабле. Перед фронтом команды он лично наградил отличившихся троих кочегаров, которые при аварии не растерялись и спаслись от гибели в угольной яме[128].

Впрочем, радостных событий в походе было немного. Одним из них был традиционный праздник на «Князе Суворове» при пересечении экватора. Его отметили 19 ноября с участием обычных в таких случаях самодеятельных артистов, изображавших Нептуна, Венеру, чертей, штурмана с секстаном, русскую бабу, парикмахера, тритонов. Свита грозного морского царя была непреклонна, и все люди на броненосце — от матросов до адмирала — были окачены водой. Правда, Зиновий Петрович, в силу своего особого положения, избежал купания в бассейне, куда попали, в числе прочих, даже командир, флаг–капитан и судовой священник[129]. Кроме праздников адмирал предоставлял командам редкие дни отдыха с баней и стиркой белья на своих судах, офицеры несколько раз съезжали на берег, привлекательный только своей нетронутой природой и дикими обитателями.

Зиновий Петрович и в морс оставался «трудоголиком» и не ограничивался приказами и циркулярами. В походе он почти все время находился на кормовом мостике «Князя Суворова», наблюдая за движением кораблей эскадры. Вахтенный флаг–офицер и флагманские сигнальщики были рядом в ожидании приказаний. Последние следовали весьма часто — обычно это были запросы или «фитили» в адрес командиров кораблей. Видя какой‑либо беспорядок, Зиновий Петрович быстро приходил в возбужденное состояние и ругался по адресу виновных, иногда жертвой его гнева становился бинокль или подзорная труба (летели на палубу или за борт).

«Ведет себя (адмирал. — В. Г.) весьма неприлично, — писал жене 13 декабря 1904 г. лейтенант П. Е. Владимирский, — и, чтобы передать что‑нибудь на передний мостик командиру, орет своим флаг–офицерам: «передайте в кабак то‑то» или «передайте этому дурачью на передний мостик», и все в этом роде»[130].

Некоторые современные авторы в поисках новых подходов к характеристике личности З. П. Рожественского полагают, что вспышки адмиральского гнева и потоки «красноречия» были необходимым атрибутом при командовании нерадивыми офицерами, халатно выполнявшими свои обязанности. «Неудивительно, что он (адмирал — В. Г.) стал повышенно резок, как и любой командир, видящий разложение, неумение и полное нежелание чему‑либо учиться со стороны своих подчиненных. Обиженные офицеры жаловались на Рожественского в письмах женам и родным, и по этим письмам впоследствии стали почему‑то оценивать адмирала Рожественского, а не его подчиненных»[131].

Мы уже знаем мнение Зиновия Петровича о своих ближайших помощниках — офицерах штаба, знаем и о том, как командующим была организована их работа «Об адмиральском престиже и думать нельзя, — писал он жене, — ограничиваться общими директивами старшего начальника — значит оказаться бы в кабаке, большом, неустроенном жидовском кабаке… Всякую мелочь — 5 раз приказать, да справиться — как именно. Ни один план исполнения нельзя одобрить — без коренных переделок…». ««Суворов» — под глазами — и это такой кабак, каким я никогда представить не мог военного корабля… А большая часть других — хуже… Тонны бумаги, инструкций — но неграмотные… перед грандиозностью задачи падают в обморок… Несчастный флот… Если и в армии такие же — то никакой надежды на успех...»[132]

Понятия, которыми оперирует сам Зиновий Петрович и те, которые сообщает жене П. Е. Владимирский («кабак»), вполне совпадают.

Судя по письмам адмирала, он до войны служил в каком‑то другом флоте, а не в российском, и совершенно случайно сам согласился возглавить поход эскадры. Между тем нам известно, что это не так Остается представить себе, какое унижение испытывали его подчиненные, когда в их адрес раздавалась грубая брань и какое «воспитательное» воздействие эта брань оказывала на офицеров.

В иные времена Российский флот знавал и других флагманов, которые заслужили любовь и признательность подчиненных. Да и в других флотах, например в британском, лучшую память по себе оставили те адмиралы, которые без ругани и судебных расправ могли сплотить своих подчиненных во имя достижения победы. Не зря в Англии Нельсона чтут более, чем его непреклонного начальника и учителя Джервиса, лорда Сент–Винцента, хотя последний и не буйствовал на шканцах своего флагманского корабля, но зато не задумывался заставить матросов собственноручно повесить «зачинщиков» беспорядков. Впрочем, на все случаи Нельсонов не напасешься…

В то же время очевидно, что Зиновий Петрович каким‑либо особым злодеем не был, хотя имел огромные права и полномочия. В приказе № 155 от 15 ноября он объявил, что ко всем преступным деяниям со времени выхода из отечественных вод будут применяться законы военного времени. Практически одновременно появились приказы о запрещении сообщения между кораблями после захода солнца (18 час. вечера), а потом и по организации для охраны главных сил эскадры сторожевой цепи из крейсеров и рейдовой службы минных и паровых катеров.