Читать онлайн «Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия». Страница 25

Утверждают, что, заключив с Германией пакт о ненападении, Советский Союз почти на два года отсрочил нападение Германии на СССР[269]. Однако следует согласиться с В.М. Кулишом, что такая отсрочка — не заслуга договора[270].

У германского руководства был свой план войны в Европе, заявленный Гитлером 8 марта 1939 г. Советский Союз, осуществлявший с Германией с апреля 1939 г. интенсивные тайные контакты, лучше, чем кто бы то ни было другой, знал, что в ближайшее время Германия нападать на СССР не собирается. Не была готова она к этому и в военном отношении[271].

С опровергнутыми утверждениями тесно связана попытка обоснования необходимости советско-германского пакта тем, что Советский Союз стремился избежать войны на два фронта: напоминают о действиях советско-монгольских войск на реке Халхин-Гол в Монголии[272]. Однако со стороны Японии это была разведка боем, небольшая по размаху операция армейской группы[273]. Указание на военно-технический, а не военно-политический характер этой акции содержится и в мемуарах командовавшего советскими войсками на Халхин-Голе Г.К. Жукова[274]. Жертвы были большие, но, что касается большой войны против Советского Союза, Япония рассчитывала на такую войну через 2–3 года[275]. В 1939 г. Япония к серьезной войне против Советского Союза не была готова.

Самое же главное — операция японцев на Халхин-Голе не угрожала непосредственно безопасности СССР, и вовсе не безопасность Родины защищали принимавшие участие в этой операции советские войска: они выполняли «интернациональный долг», защищая завоевания монгольской народной революции 1921 г.[276] (а значит, и дружественный СССР режим: генеральной линией правящей Народно-революционной партии был провозглашен курс на обеспечение постепенного перехода от феодализма к социализму), подобно тому как это было сорок лет спустя в Афганистане.

Кроме того, подготовка к генеральной наступательной операции по окружению и уничтожению японских войск началась в самом начале лета 1939 г., когда вопрос о договоре с Германией еще не перешел в практическую плоскость: изначально операцию по разгрому японских войск намечалось начать в срок до 20 августа[277] (как известно, советские войска перешли в наступление на Халхин-Голе утром 20 августа 1939 г., а вечером 19-го Сталин принял окончательное решение о заключении советско-германского пакта). К 23 августа — дате подписания соглашений с Германией — успех военных действий против Японии становился очевиден, следовательно, и цель пакта — если ее понимать как желание советского правительства «усмирить Японию» — становилась бессмысленной. Именно полное поражение японских войск на Халхин-Голе, последовавшее 31 августа, а не советско-германский договор (я не отрицаю его важность для обесценивания антикоминтерновского пакта), послужило основной причиной заключенного 15 сентября 1939 г. соглашения о перемирии между СССР и Японией[278], а 13 апреля 1941 г. — советско-японского пакта о ней-тралитете[279].

Утверждают, что, присоединив во исполнение вытекавших из противоречивших всем принципам и нормам международного права соглашений с Гитлером к Советскому Союзу Западную Белоруссию и Западную Украину, а также Прибалтийские республики, и тем самым отодвинув на запад границы нашей страны, СССР обеспечил себе большую безопасность за счет ограничения продвижения немецких войск на восток[280]. Да, советские границы действительно были отодвинуты на 200–300 километров на запад, но при этом согласно тем же советско-германским соглашениям Германия продвинулась на 300–400 километров на восток. Поэтому следует согласиться с мнением В. Суворова, что от этого безопасность Советского Союза не повысилась, а наоборот, понизилась[281]. Возник совершенно новый фактор: общая советско-германская граница (договор о дружбе и границе между СССР и Германией был заключен в Москве 28 сентября 1939 г.). Тем самым существенно упростились условия для вооруженного нападения одной стороны на другую, в том числе и внезапного. Напомним также, что ошибки советского руководства послужили причиной стремительной — в течение считанных дней — оккупации германскими войсками присоединенных к СССР территорий.

Некоторые авторы связывают с предпринятыми летом 1939 г. советским правительством дипломатическими шагами предотвращение угрозы единения «реакционных сил Запада и нацизма» и, как следствие, последующее участие СССР в антигитлеровской коалиции[282].

Выводы данных ученых, по меньшей мере, нелепы, ибо военно-политическая обстановка 1941 г. ни в коей степени не сопоставима с обстановкой года 1939-го (22 июня 1940 г. перед немецко-фашистскими войсками капитулировала Франция; с этого времени ожесточенные бои велись между Германией и Англией).

Между тем многие внешнеполитические шаги советского руководства, последовавшие после заключения советско-германских соглашений и под их непосредственным влиянием: совместное с Германией расчленение Польши, агрессия против Финляндии, приведшая к исключению СССР из Лиги Наций, действия сталинского руководства в Бессарабии, Северной Буковине и Прибалтике, — приводили к дальнейшей самоизоляции страны, провоцировали западные страны на военное противостояние с Советским Союзом. Более того, методы, с помощью которых сталинское правительство овладевало территориями, отошедшими к сфере интересов СССР в результате секретных договоренностей с Германией, — методы насильственной большевизации — легли в основу оправдания агрессии против СССР Гитлером, начавшим поход на Восток под лозунгом ликвидации «коммунистической опасности».

Падение в 1991 году коммунистического правления в России вызвало интенсивные дискуссии по поводу того, как следует отражать прошлое, которое в свое время так лихо было отштамповано советской историографией под диктовку КПСС.

С частичным открытием советских архивов — гражданских, военных и тайной полиции — содержимое оруэлловской «дыры в памяти», в которую во времена Сталина уместилось так много исторической правды, начинают эксгумировать. Результатом явилось то, что в последние годы российскую историческую науку охватил всеобщий ревизионизм. В этом процессе почти ни один камень не остался неперевернутым.

Одним из самых больших белых пятен в советской истории является вопрос, касающийся намерений и планов Иосифа Сталина во время и после подписания советско-германских договоров и секретных протоколов, составленных Берлином и Москвой в августе — сентябре 1939 года. А также вопросы, касающиеся сталинской стратегии накануне германского нападения в июне 1941 года.

Одно из направлений в историографии, которое мы здесь назовем «оборонительное», придерживается традиционной линии, доминировавшей в исторических работах в СССР и за рубежом вплоть до недавнего времени. Это направление утверждает, что сталинская военная политика с 1939 года до немецкого вторжения в Советский Союз 22 июня 1941 года была в большей степени оборонительной. То есть Сталин придерживался ненаступательной стратегии в отношении Германии и любого другого капиталистического государства — потенциального врага. Сталин только пытался уберечь СССР от мировой войны, предсказанной марксизмом-ленинизмом как «неизбежная», настолько долго, насколько это было возможно. Таким образом, Советы имели бы время усилить свою обороноспособность в ожидании грядущего глобального конфликта, в который они были бы вовлечены рано или поздно.

Как утверждает это направление, среди таких «оборонительных» шагов были советские территориальные приобретения 1939–1940 годов, включавшие в себя половину Польши, все страны Балтии, часть Финляндии, а также Северную Буковину и Бессарабию. Названные «оборонниками» «буферной зоной», эти территории якобы не были плодом преднамеренной советской экспансионистской политики. Они скорее были дополнением к защитным мерам, мудро предпринятым Сталиным в предвидении немецкого вторжения. То, что при этом они стали частью СССР, считается неуместным обсуждать.

Коварное нападение Германии стало для Сталина, как утверждают «оборонники», неприятным сюрпризом. Оно выставило Советскую Россию в неприглядной и унизительной роли легкой жертвы. Получилось так, что Сталин совершил глупость, доверяя Гитлеру даже тогда, когда последний начал неприкрытые приготовления к нападению на советских западных границах весной 1941 года.