Читать онлайн «Как отравили Булгакова. Яд для гения». Страница 12

Визит инквизитора

Когда сто лет назад командора нашего русского ордена писателей пристрелили, на теле его нашли тяжелую пистолетную рану (имеется в виду Александр Пушкин, состоявший в масонской ложе. – Г.С.). Когда через сто лет будут раздевать одного из потомков перед отправкой в далекий путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И все на спине. Меняется оружие.

М. А. Булгаков в письме к П. С. Попову

Люблю Москву. До детского восторга, до страстной влюбленности юноши, идущего на свое первое свидание. Москва, Первопрестольная…Это насквозь русский город, как бы его не старались переделать революционеры-большевики семнадцатого года или толстосумы эпохи 90-х. Российская столица всегда возрождалась из пепла социальных перестроек, поблескивая гранями русскости, как загадочный град Китеж.

Сказать, что я не придаю божественный смысл некоторым случайным, но знаковым встречам, – значит ничего не сказать. В истории расследования жизни и судьбы великого писателя М. А. Булгакова подобных неожиданных рандеву было два.

Помнится, стояло лето – июнь или июль конца 70-х годов. Я зашел в отдел публицистики в редакции молодежного журнала, высотное здание которого взметнулось у горловины железнодорожной станции Бутырская. Начальник отдела куда-то вышел, а меня встретила блондинка лет двадцати. О чем-то мы разговорились – не помню, но в какой-то момент девушка – а ее звали Ира – вдруг сказала:

– Я дружу с Любовью Евгеньевной Белозерской – второй женой Булгакова… – И далее поведала невероятное: – Михаил Афанасьевич умер не своей смертью, его погубила средневековая аптека, а проще говоря, метко названный народной молвой еще не одну сотню лет назад «наследственный порошок». То ли это была аква-тоффана (мышьяк), то ли – сулема…

Ира познакомила меня с Любовью Евгеньевной Белозерской, а та передала мне на память локон волос Булгакова, а я договорился с физиками-ядерщиками из государственного научного центра (ГНЦ) о проведении тест-исследований с помощью нейтронно-активационного метода. Снятие характеристик, их анализ, совместно с хронологией течения болезни Булгакова – все это дало бы четкий ответ: был ли отравлен великий русский писатель, а слухи или недомолвки оказались бы просто досужими вымыслами. Иными словами, удалось бы фактически доказать преступление века, когда в сентябрьский приезд в Ленинград в 1939 году писателя и драматурга Булгакова настигли препараты из средневековой аптеки в том самом полюбившемся Булгакову «чудесном номере 430» (мансардная комната) гостиницы «Астория». Отсюда есть пошла болезнь великого русского писателя, которая и завершилась через полгода смертью.

Далее, занимаясь расследованием тайны смерти писателя, я наткнулся на исследование профессора медицины Леонида Ивановича Дворецкого. Судя по обширному эпикризу, Михаилу Афанасьевичу Булгакову с едой и питьем дозированно вводились лекарственные препараты, приведшие к хронической почечной недостаточности (ХПН) и, наконец, к уремии – отравлению организма и смерти. Причем тот круг потенциальных вельможных персон, кто выдал «ордер на убийство» и ритуально уничтожал писателя, не ограничился одним человеком. Сразу скажем: Сталин тут ни при чем. Здесь наверняка сработала система в лице «коллективного Сальери», который убедил власти предержащие в одном и главном: Булгаков – скрытый враг советской власти, а с врагом разговор короток: таковых просто уничтожают…

Итак, неожиданно открывшиеся обстоятельства смерти великого русского писателя Михаила Афанасьевича Булгакова побудили исследователей – и меня в том числе – возвратиться к документам, фактам и свидетельствам современников того далекого 1940 года для того, чтобы приблизиться к правде. Действительно ли насильственная смерть великого советского русского писателя имела место быть?..

Вторая знаковая встреча произошла в Ленинграде, на Невском проспекте. Мне нужно было попасть на выставку, приуроченную к 100-летию со дня рождения М. А. Булгакова, размещенную неофициальным образом под эгидой Эрмитажа.

От гостиницы «Астория» до Эрмитажа было рукой подать.

Когда я свернул от памятника Екатерине Великой на Невский проспект, то лицом к лицу столкнулся с Гаральдом Яковлевичем Люстерником.

– Ба! Какая встреча! – вскричал тот. – Вы как здесь?

– Гаральд Яковлевич, честь имею! – с радостью произнес я. – А вы по какому поводу здесь?

– Тут под эгидой Эрмитажа открылась выставка, вернее – экспозиция, связанная с писателем Булгаковым: артефакты, документы, бумаги разные, – охотно признался Люстерник и добавил: – Вы же сами, небось, знаете, что русские бояре в XVIII веке свезли в Россию пол-Европы. И все в Санкт-Петербург. Не то, что нынешнее племя олигархов… Ха-ха… На всю Европу гремели богатейшие коллекции Строгановых, Шуваловых, Воронцовых… Матушка Екатерина Алексеевна именно в то время основала один из величайших музеев мира – Эр-ми-таж.

– Просто фантастика! – пафосно высказался я, – Нам по пути. И мне тоже в Зимний дворец, именно по этому поводу.

Скоро мы уже были у парадного подъезда Эрмитажа. Люстерник попросил меня подождать, а сам исчез в каком-то кабинете. Скоро он вышел вместе с вальяжным мужчиной, которому представил меня:

– Перед вами – независимый исследователь жизни и творчества Михаила Булгакова. Профессионально интересуется артефактами, манускриптами, документами великого русского писателя.

– Очень приятно, – кивнул тот и коротко бросил: – Следуйте за мной, господа.

Сначала мы спустились вниз, в нескончаемый лабиринт подвалов. Шли какими-то коридорами, минуя заставленные предметами помещения, проходя запертые кованые двери, – по-видимому, знаменитые запасники Эрмитажа.

С меня как будто сдернули повязку с глаз. Осмотревшись, я ахнул: я находился в небольшой, но роскошной зале, исполненной зеркальным паркетом и выкрашенной в салатно-золотистые тона. Со сферического потолка, расписанного библейскими сюжетами, свисали феерические люстры с хрустальными гирляндами и свечами в легких подсвечниках. Величественность увиденного дополняли лаконичные пилястры с изящными канделябрами и небольшие, парадно расписанные золотыми квадратами, двери вкупе с ажурной решеткой анфилад второго этажа.

Я понял, что мне предоставлена возможность осмотреть это средневековое чудо. Какое великолепие открылось перед моим ясным взором! То передо мной шла череда небольших гостиных, обтянутых китайскими шелками, вытканными изображениями фантастических птиц. Впечатляли фарфоровые и зеркальные комнаты, будуары со стенами бледно-зеленого цвета, украшенными золотыми орнаментами, мозаикой из разноцветного искусственного мрамора, изображавшей листву каких-то экзотических деревьев, рисунками в виде перьев. Меж причудливых арабесок, украшавших потолки, резвились серебряные обезьяны. Здесь было собрано все самое прекрасное, самое изящное, созданное гением рококо, все то, что могла придумать самая изощренная фантазия для услады глаз и ума, для покорения сердец и пробуждения самых высоких чувств.

Из окон был виден роскошный парк правильной английской планировки, с перспективой, открывавшейся в конце аллей, протянувшихся между сплошными зелеными стенами из подстриженных на испанский манер деревьев. В этих рукотворных лесных кущах угадывались нескончаемые рощицы с фонтанами и статуями, в которых можно было запросто заблудиться.

По наитию я понял, что мне придется пройти через анфиладу неких помещений, чтобы достичь некой экспозиции М. А. Булгакова. Нутром чуял, что стоит подчиниться нашему гиду и терпеливо ждать. Это был мой последний шанс: собрать воедино части головоломки, которая и будет той Вселенной под названием Булгаков. Здесь сложатся воедино великие произведения мастера, его терновый путь как посланца из иного мира, тайные эзотерические общества, полпреды в черном, мои собственные странные выходки, наконец этот секретный зал «Х» и все остальное. Я не хотел спешить. По крайней мере, не сейчас…

Но я вовремя опомнился, осознав, для чего я тут и какова моя миссия. И отправился искать помещение или, точнее, кабинет – все то, что было тесно увязано с именем Булгаков…

Я, будто во сне, переходил из зала в зал, из помещения в помещение, разглядывая миниатюрные головы, бронзовые фигуры, бюсты мифологических героев, чьи-то картины маслом, пастели. Все, что творили скульпторы и художники всех времен и народов – от крохотных гипсовых миниатюр до античных статуй. Весь этот творческий симбиоз придавал скульптурам удивительную целостность – словно материя и дух слились воедино и на мгновение застыли между небом и землей. Ни старомодных изысков, ни авангардных эффектов. Побродив по залам, обходя скульптуры, поднимаясь и спускаясь по лестницам, я повсюду искал Булгакова, но не находил и следа этой загадочной экспозиции: ни прекрасных бюстов великих людей, прославивших человечество, ни звучавших гениальных музыкальных пассажей. Не померещилось ли мне все это? А спокойствие, которое снизошло на меня ночью, а уверенность, что я, подобно одной из восхитительных скульптур С. Д. Меркулова, впервые в жизни обрел душевное равновесие и мир с самим собой? Неужели то была только химера, прощальная выходка усталого и помраченного рассудка?