Читать онлайн «Великая Гражданская война 1939-1945». Страница 44

Лишь постепенно стало ясно: национал-социалистическая Германия намеревается установить свой международный порядок. Этот порядок направлен против государственно-политических и идеологических основ Запада.

В Британии очень боялись, как говорил премьер-министр Чемберлен, «немецкого марша к мировому господству» (Лиддел Гарт Б. Вторая мировая война. М, 1976).

Но и СССР оставался союзником очень своеобразным. В речи о намерении Англии помочь СССР, произнесенной 22 июня, Черчилль не скрывал своей ненависти к коммунизму. «За последние 25 лет, — говорил он, — никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нём».

Черчилль говорил истинную правду и доказал это в ходе Великой Отечественной войны. На союз с СССР он смотрел как на «печальную необходимость». Черчилль последовательно осуществлял свой стратегический замысел — добиться максимального ослабления врага № 1 — Третьего рейха и истощения своего союзника военного времени — Советского Союза, чтобы после победы продиктовать свою волю и тому и другому.

Поскольку официальное положение обязывало У. Черчилля быть более сдержанным, воззрения отца выразил его сын Рандольф Черчилль, заявивший: «Идеальным исходом войны на Востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мертвым рядом» (Краминов Д. Правда о втором фронте. Петрозаводск, 1960. С. 30).

Близкий к Черчиллю министр авиационной промышленности, полковник Мур-Брабазон полагал, что Британия больше всего заинтересована в обескровливании СССР и Третьего рейха, после чего Англия займет господствующее положение в Европе (Земское И.Н. Дипломатическая история второго фронта в Европе. М., 1982. С. 15).

В США похожее мнение высказал в Сенате сенатор-демократ Гарри Трумэн (с 1944 г. вице-президент США, с апреля 1945 по январь 1953 г. — президент США): «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя мне не хочется ни при каких обстоятельствах видеть Гитлера в победителях» (New York Times. 24.06.41).

Зачем же они шли со Сталиным? А потому, что Гитлера они боялись еще больше. Гитлер был опаснее, потому что оттеснял Британию с первых мест в мире. Сталин был много локальнее.

В сложившейся исторической обстановке нацистская Германия представляла смертельную угрозу для Британской империи.

Подобные же мотивы определяли политику и Соединенных Штатов в отношении Советского Союза.

Президент Рузвельт признавал, что защита «СССР… является жизненной необходимостью для защиты Соединенных Штатов» (Document on American Foreign Relations, July 1941 — June 1942, vol. IV. Boston, 1956, p. 607).

Политика «пусть они убивают друг друга как можно больше» — это не фигура речи. Не глупость, сказанная в запале не очень культурным сенатором. Это принципиальная позиция, и это важная сторона политики.

Вот факты: в июне 1942-го в Англо-советском и Англо-американском коммюнике содержится прямое обязательство открыть второй фронт в Европе в конце 1942 года. В реальности второй фронт открыт был 6 июня 1944 года. Полтора года жителям Европы, СССР и Третьему рейху со всеми их бесчисленными сторонниками предоставлялась возможность убивать друг друга как можно больше.

В России все внимание фиксировано на событиях в Европе, самое большее — еще и на Тихом океане.

Но в 1940–1942 годах не менее ожесточенные сражения развернулись и на Переднем Востоке. И смею утверждать, не менее важные для судеб мира, чем сражение под Москвой или Сталинградом.

Турция 18 июня 1941 года (за четыре дня до нападения гитлеровцев на СССР) подписала с Германией договор «о дружбе и ненападении». Наконец, в Иране правительство Реза—шаха, ободренное успехами Германии, окончательно предоставило свободу действий наводнившим страну гитлеровским агентам.

Всю Вторую мировую войну почти все турецкие войска были сосредоточены на северо—западе Турции: турки ждали удара с территории Болгарии и Греции. С тем же успехом ждали момента для своего удара по Болгарии и Греции. Турция мобилизовала свою армию (к 1944 — 700 тысяч бойцов, 23 пехотных и 3 кавалерийские дивизии), но так и не приняла участия в боевых действиях во Второй мировой. При этом она была в дружбе с Британией и США. С 1942 года ее снабжали авиационной и бронетанковой техникой, в том числе и бесплатно, по ленд—лизу.

После захвата Сирии й Ливана Турция немедленно выступила бы на стороне держав Оси — деваться ей было некуда, так как ей угрожали немецкие войска с севера из захваченной ими Болгарии.

Вступление Турции в войну вызвало бы крах всего южного фланга советских войск, так как вступление германо—турецких войск в Закавказье заставило бы СССР вести войну на два фронта, что могло оказаться не под силу Красной Армии и привело бы ее к катастрофе. Германские войска захватили бы и Иран, а оттуда проникли в Среднюю Азию. Известно, что именно через Иран шла большая часть помощи СССР, предоставляемая союзниками по ленд—лизу.

Из Ирана и вовсе рукой подать до Индии, где по соглашению с японцами была установлена линия разграничения по 70–му меридиану.

Положение англичан в начале 1941 года стало критическим. При этом совсем недавно правящие круги Англии и Франции готовили вооруженное нападение на советские закавказские республики.

Французский генерал Вейган в сотрудничестве с де Голлем и английским командованием еще в конце 1939 года разрабатывал план вторжения в Закавказье. Он полагал, что с некоторыми подкреплениями и двумя сотнями самолетов он овладел бы Кавказом и вошел бы в Россию, как «нож в масло».

В июле 1940 года, то есть после крушения Франции, эти планы все же не были покинуты. 11 июля 1940 года Нейл Маклин внес в правительство запрос относительно опубликованных в германской «Белой книге» сообщений о том, что «Британия готовится к нападению на Бакинские нефтяные промыслы». На этот запрос последовал уклончивый ответ помощника британского министра иностранных дел Батлера, который, ссылаясь на советско—германский договор о нейтралитете, заявил: «Обязанностью Генерального штаба было выяснить, возможно ли, если возникнет в том необходимость, воспрепятствовать выкачке нефти с Кавказских промыслов».

Сражения на Переднем Востоке и в Африке были скромнее по масштабам. Если Сталинград унес жизни 1 миллиона 300 тысяч человек, то в Бирме и в Сирии воевали буквально десятки тысяч, погибли тысячи. Но войны за Передний Восток и не требовали такого количества людей. А значимость все же сравнима… Судьбы мира решались и здесь тоже.

На фоне этого побоища народы Переднего Востока начинали думать: а может, удачное участие в событиях принесет независимость? «Бесхвостые павианы», представьте себе, её хотели. А если даже не независимость, а «только» сменить себе хозяина?

На фоне высокомерных, заносчивых англичан французы казались привлекательнее. А немцы выигрывали в сравнении и с теми, и с другими.

С XX века Передний Восток посещали множество немецких ученых, экспертов, инженеров, коммерсантов. Они за все платили, проявляли интерес к жизни местных народов и уважение к обычаям. Даже мирный археолог Лэйярд проводил экспедиции для захвата рабочих для раскопок. В своем лагере он организовал подземную тюрьму для ослушников (Липин Л., Белов А. Глиняные книги. Л., 1950. С. 30–32).

А Эрнеста Герцфельда уважительно называли «белый друг». Его имя в Иране до сих пор окружено почетом.

При Гитлере разведка Третьего рейха делала своими агентами этих людей, уже имеющих опыт общения с «туземцами». Они сплели обширную агентурную сеть во главе с такими опытными разведчиками, как Этель и Шюнеман — в Иране, Гробба — в Ираке, Шапоруж — в Сирии, Франц фон Папен — в Турции.

В Иране гитлеровская агентура действовала под покровительством и при активном содействии самого Шаха Реза Пехлеви и его окружения.

Колониализм сделал коллаборантами все местные народы. Действительно — если называть этим словом латышские и украинские дивизии СС, то как назвать всех колониальных чиновников и «местных» солдат во всех колониях всех стран?

А режим оккупации на Востоке был крайне жесткий. Когда в 1946 году Рабиндранату Тагору показали места массовых расстрелов и остатки концлагерей на Украине, он за метил: «Теперь вы будете лучше понимать наш народ».

В ходе войны местные народы начали определяться, чьими коллаборантами становиться. Чаще всего мнения сыновей этих народов расходились, кого надо поддерживать. И внутри этих народов тоже разгорались гражданские войны.