Читать онлайн «Солженицын и Сахаров». Страница 20

Солженицын и перестройка

В 1985-1986 гг. Солженицын не давал никаких интервью и не сделал ни одного публичного заявления. В 1987 году Солженицын согласился дать только одно интервью - по просьбе владель

74

ца журнала "Шпигель" Рудольфа Аугштейна. При этом речь шла только о проблемах российской истории, а не о "перестройке". Писатель молчал затем еще около двух лет, и только в мае 1989 года он согласился на беседу с журналистом "Тайм" Дэвидом Эйкманом. Речь шла опять-таки о романах из эпопеи "Красное колесо". Уже прощаясь с писателем, Д. Эйкман спросил: "В СССР происходят такие громадные события, они происходят и во всем коммунистическом мире. Немного удивительно, что вы не высказываетесь о них. Почему вы не комментируете никак и события, которые происходили в Америке в последние десять лет?". Солженицын ответил, что в Америке, как он понял, никто не хочет прислушиваться к его критике. Зачем же ему тратить свое время, "для меня драгоценное, если моей критики никто не спрашивает. Решил: хватит, отныне занимаюсь только своей прямой художественной работой". Потом я перестал говорить и о России. "Я замолчал еще в 1983 году, когда переменами никакими не пахло. А позже начались перемены. И мне предстояло что же? Прервать свою работу и начать выступать как политический комментатор, притом издалека? Но события на моей родине меняются сейчас очень часто. Скажешь один раз - нужно сказать и другой, и третий, и четвертый, т. е. комментировать по ходу того, что происходит. А я должен кончить свою работу, меня погоняет возраст, мне же больше семидесяти лет"9. В 1988-1989 гг. в США приезжало немало "прорабов перестройки", и некоторые из них хотели встретиться с Солженицыным. Но все они получали отказ. Солженицын даже перестал подходить к телефону, и можно было поговорить только с его женой, которая выполняла также обязанности его секретаря. На дверях почты в Кавендише висело объявление: "Адрес Солженицына не даем, дорогу к дому не показываем". Один настырный западный журналист, получив задание редакции - написать очерк о жизни великого писателя, нанял вертолет и несколько часов летал над имением Солженицына близ Кавендиша, делая фотографии и записывая передвижения всех членов семьи.

Молчание Солженицына и его нежелание высказываться о делах в СССР привело к тому, что и в нашей стране быстрое развитие гласности и относительной свободы слова и печати привело к появлению новых имен и авторитетов. О Солженицыне начали просто забывать, а многие из молодых его никогда не читали. В кругах интеллигенции бурно обсуждался фильм Тенгиза Абуладзе "Покаяние", роман Анатолия Рыбакова "Дети Арбата",

75

роман Владимира Дудинцева "Белые одежды", публицистика "Огонька", "Московских новостей", "Литературной газеты", но не забытые уже тексты "Самиздата" и недоступные для большинства книги "Тамиздата". Тот не слишком длительный взрыв интеллектуальной и политической активности, который происходил в стране в 1988-1989 годах, происходил без упоминания имени Солженицына.

Вообще, включение недавних диссидентов в активную политическую жизнь страны происходило с трудом - на это было много причин. Власти еще не доверяли диссидентам: - их требования казались слишком радикальными. Но и диссиденты еще не доверяли властям; здесь было немало людей, которые еще совсем недавно участвовали в репрессиях и в публичном поношении диссидентов. Поэтому на первый план в 1988-1989 гг. выходили те люди, которых Евгений Примаков позднее называл "диссидентами в системе". Это были относительно либеральные работники из партийных органов, из литературных союзов и других творческих объединений, и из печати. Из этой среды и вышли все первые "прорабы перестройки" и проводники "гласности". К возможной публикации книг Солженицына эти люди относились с большими сомнениями и осторожностью - не опрокинуть бы все еще хилую лодку "перестройки".

Первый громко прозвучавший голос принадлежал газете "Книжное обозрение" - не самой известной и влиятельной среди советских газет. 8 августа 1988 года газета опубликовала на своих страницах большое письмо Елены Чуковской, внучки Корнея Чуковского - о близости всей семьи Чуковских и семьи Солженицына было известно - "Вернуть Солженицыну гражданство СССР". "Пора прекратить, - заключала свое письмо Елена Чуковская, - затянувшуюся распрю с замечательным сыном России, офицером Советской армии, кавалером боевых орденов, узником сталинских лагерей, рязанским учителем, всемирно-знаменитым русским писателем Александром Солженицыным и задуматься над примером его поучительной жизни и над его книгами". В последующих номерах газета привела отклики читателей, большинство которых поддержало Е. Чуковскую, но были и такие, кто решительно возражал против возвращения писателя. Но немало было и таких, кто писал, что ничего не знает о Солженицыне. Даже сама газета в редакционном комментарии писала, что ее читатели все больше и больше интересуются

76

творчеством Солженицына, но "мы не знаем, что и как он писал в изгнании".

В идеологических службах ЦК КПСС мало кто понимал "проблему Солженицына". Еще в октябре 1988 года член Политбюро Вадим Медведев собрал специальное совещание с участием не только работников аппарата ЦК КПСС, но и руководящих работников КГБ СССР. Часть участников совещания выступила за сохранение в полном объеме жесткой линии по отношению к Солженицыну. Но другие считали, что нужно разграничить идеологическую и правовую проблемы. На такой позиции стоял, по свидетельству В. Медведева, и Горбачев, но он предпочитал публично не высказываться. Поэтому разного рода инструктивные совещания в ЦК КПСС - с деятелями интеллигенции и журналистами - проводил Вадим Медведев. Это были закрытые совещания, никакой информации о них в печать не передавалось. Между тем давление общественности возрастало. В Московском Доме кино, который превратился тогда в своеобразный клуб демократической интеллигенции, 12 декабря 1988 года состоялось большое собрание по случаю 70-летия Солженицына. Здесь было много писателей, ученых, деятелей культуры, и все они поддерживали требования о возвращении Солженицыну советского гражданства и членства в Союзе советских писателей. Игнорировать эти требования было невозможно, но М. Горбачев продолжал ждать выводов и предложений от Идеологической комиссии ЦК КПСС, члены которой, по признанию В. А. Медведева, только теперь взялись за внимательное чтение "Архипелага ГУЛАГа". Именно эта книга стала причиной высылки Солженицына из СССР. Но и теперь многим ее читателям из ЦК КПСС она казалась слишком "опасной".

Весной 1989 года активность демократической интеллигенции и ее требования о возвращении Солженицына в нашу страну и в литературу возросли. Небольшой московский журнал "Век XX-й и мир" опубликовал в № 2 за 1989 год статью-обращение Солженицына "Жить не по лжи", которое было написано 12 февраля 1974 года - за два дня до высылки писателя из СССР. Несколько раз обращался к Горбачеву и в ЦК КПСС с просьбой разрешить публикацию сочинений Солженицына и главный редактор журнала "Новый мир" Сергей Залыгин. Горбачев дважды беседовал с Залыгиным, но откладывал свое решение. Уже в первые месяцы 1989 года появилась возможность издания романа Солженицына "Раковый корпус", рассказов "Матренин двор" и

77

"Один день Ивана Денисовича", даже романа "В круге первом". Однако писатель был тверд: его первым произведением, которое он хочет и позволяет издать на Родине, должен быть только "Архипелаг ГУЛАГ", ибо именно эта книга стала главной причиной его изгнания из СССР. Однако все прежние решения Политбюро в отношении этой книги не были отменены, и у В. А. Медведева не было полномочий принимать какие-то другие решения. К тому же он не скрывал своего отрицательного отношения к "Архипелагу". Защитников этой книги в Политбюро не было.

Обстановка в стране существенно изменилась в начале лета 1989 года в связи с началом работы Первого Съезда депутатов СССР. Это был скачок в развитии гласности, в результате которого ЦК КПСС, Политбюро и Горбачев начали терять контроль за развитием многих политических, национальных, а тем более литературных процессов. Более 50 писателей, драматургов, деятелей кино, композиторов были избраны народными депутатами СССР. Это была влиятельная группа, с мнением которой было нельзя не считаться. Прежняя опека ЦК КПСС над деятельностью творческих союзов становилась невозможной. Многие из проблем эти союзы могли решать теперь без какой-либо санкции ЦК КПСС. В конце июня 1989 года Секретариат Союза Советских писателей постановил отменить свое решение от 5 ноября 1969 года об исключении Солженицына из Союза писателей СССР. Одновременно писателям - членам Верховного Совета СССР было поручено поставить вопрос о полной государственной реабилитации Солженицына. Уже в августе 1989 года в разных журналах и газетах началась публикация отдельных рассказов и публицистики Солженицына, отрывков из книги "Красное колесо". Появились большие очерки о судьбе Солженицына, один из них был написан Виктором Астафьевым, другой Владимиром Лакшиным. Журнал "Новый мир" объявил о подготовке к публикации отдельных глав "Архипелага". По свидетельству Вадима Медведева, в июле 1989 года вопрос о Солженицыне и его книгах был обсужден на Политбюро. Однако никакого специального постановления на этот счет принято не было, и вся информация, доложенная на заседании, была по предложению Горбачева "принята к сведению". Это означало, что писатели сами могли теперь принимать решения по своим литературным делам. Контроль за печатью почти полностью перешел летом 1989 года в руки редакторов и редакционных коллегий, и это было самой важной частью провозглашенной Горбачевым полити