Читать онлайн «Запорожцы — русские рыцари. История запорожского войска». Страница 28

Но вернемся к запорожской фемиде. «Убийцу живого кладут в один гроб вместе с убитым и зарывают в землю; освобождается от такой казни разве весьма уважаемый казак, — его всенародно избавляют от смерти и наказывают большим штрафом. За воровство привявают к столбу, на площади, где держат до тех пор, пока укравший не заплатить всего украденного; непременно трое суток продержат его на столбе даже и в том случае, если он скоро заплатить за все украденное, а попадавшегося несколько раз в воровстве или вешают, или убивают до смерти. Наказание привязывания к столбу увеличивается потому, что всякий проходящий имеет право не только бранить, но и бить привязанного, сколько кому вздумается. Иногда при этом выходит такая история. Несколько пьяниц, проходя мимо столба, пристанут к привязанному и станут угощать его горелкою; когда же тот не захочет пить, они приговаривают: „Пый, скурвый сыну, злодею! Як не будешь пыть, будем скурвого сына быть“. Как скоро тот напьется, пьяницы скажут ему: „Дай же мы, брате, трохи тебе побьем“, и хотя тот просит у них милости, пьяницы, не обращая внимания на его просьбу и мольбу, говорят: „А за щож, скурвый сыну, мы тебя поили? Як тебе треба поить, то треба и быть“, и часто случается, что привязанный к столбу умирает чрез сутки. — Участвующий в воровстве и скрывающий украденное подвергаются одинаковой участи с вором. Не желающего уплачивать взятого в долг — взаймы — приковывали к пушке и держали до тех пор, пока не выплатит займа. — За самую тягчайшую вину считается мужеложство и скотоложство; впадшего в какое-нибудь из этих преступлений привязывают к столбу и убивают до смерти, а имущество и богатство его берут на войско.

Преступники, говорит князь Мышецкий, если поимаются в воровстве, грабеже, или убийстве, то суд им короток и недолго с ними возятся по судам, а вдруг решают их и казнят в Сечи, или по паланкам, смотря по преступлениям: иных вешают на прибатину, иных убивают киями до смерти, иных сажают на колья, а иных отсылают на Сибирь. Воровство же и грабеж, если по жалобам открывается и виновного поймают, то пополняет курень, к которому он принадлежит, а если он у себя достатка не имеет, а от наказания не освобождается по праву приговора, чего достоин и тем обиженного по жалобе довольствуют, а убийство также заменяют убийством и убивают преступника до смерти, какая казнь будет положена, тоже по приговору начальства.

Первая казнь шибаницы [виселицы], которые устроены были на разных мостах под большими шляхами, почти во всякой паланке, и преступника верхом подвезши лошадью под шибаницу и накинувши на его голову сельцо, лошадь ударяют плетью и она оттудова выскочить, а преступник повиснет; а иного вешали до горы ногами, а иного за ребро крюком железным и висит преступник, пока кости его рассыплются, в пример и страх другим, и никто его оттуда снять не смеет под казнью смертною.

Вторая казнь: острая паля, на столб деревянный вышиною 6 аршин и более, а на верху пали воткнутый был железный шпиль тоже острый в два аршина вышиною, на который тоже насаживали преступников, так что шпиль выходил на под аршина в потылицу выше его головы и сидит на том шпиле преступник дотоле, пока иссохнет и выкоренится як вяла рыба, так что когда ветер повеет, то он кружится кругом як мельница и шорохтят все его кости, пока упадут на землю.

Третья казнь: „кии“ запорожские; они не так велики и толсты, и подобны бичам, что у цепов, коими хлеб молотят, дубовые, или из другого крепкого дерева нарубленные. Преступника вяжут или куют до столба в Сечи, или в паланках на площади или в базари, потом поставляют около его разные напитки в кинвах, как то: горилку, мед, пиво и брагу, и накладут так же довольно калачей и наконец принесут также несколько оберемков и киив и положат около столба, где преступник, и принуждают его есть, пити, сколько хочет, и когда наестся и напьется, тогда козаки начанают его бить киями, так что всякий козак, кто только идет мимо его выпивши коряк горилки, или пива, непременно должен ударить его по разу кием и когда ударит (де кто як попав, по голове или по ребрах), тогда так ему приговаривает: „От тоби, сучий сыну, щоб ты не крав и не ризбивав, мы все тебя куренем платили“. И потуда сидит или лежит преступник около столба, пока убьют его до смерти. Четвертая казнь: отсылка в Сибирь, по обычаю, як и Россия отсылает преступников».[102]

С переходом запорожцев в русское подданство царские власти категорически запретили им приводить в исполнение смертные приговоры. Однако запорожцы игнорировали это и казни производились до самого разгрома Запорожской Сечи.

Любопытно, что запорожцы чтили древний славянский обычай — приговоренный к смерти должен был быть помилован, если невинная девушка пожелает выйти за него замуж. Правда, иной раз случались и конфузии. Везут приговоренного на лобное место. Вдруг из толпы зрителей выбегает покрытая покрывалом девица, «которая всенародно объявляет свое желание выйти за осужденного замуж. Разумеется, все остановились и замолкли; осужденный требуете снять с девицы покрывало, чтобы посмотреть на нее. Взглянул и заговорил: „Ну, когда уже да такой жениться, лучше умереть; ведите меня“. Что и последовало. Происшествие сие было в г. Новомосковске, в тогдашней Запорожской паланке, где некоторые из жителей, помня еще места шибаниц и прочих казней, указывают их любопытным».[103]

Закончу вопросом, на который у меня также нет четкого ответа: соблюдали ли запорожцы обет безбрачия? Формально — да, если говорить о сечевых. Зимовчики и сидни не в счет. Действительно, по запорожским законом каждый, кто приведет женщину в Сечь, хотя бы и родную сестру, подлежит смертной казни. Но кто мешал богатым казакам в зимовниках и хуторах, где у них находились сотни коней и крупного рогатого скота, содержать еще и гарем?

В середине XIX века Пантелеймон Кулиш записал рассказ старика-запорожца о былых временах. Среди прочего старик рассказал, как тогдашние «повесы» (брачные аферисты) промышляли тем, что соблазняли девушек, обещая жениться, увозили в Запорожье, а там продавали и возвращались назад за новой жертвой. Украинофил Кулиш вставил в текст в скобках [татарам]. Но мне что-то не вериться, чтобы в Сечи татарам позволялось скупать к себе в Крым православных девушек. Так что красны девицы жили в гаремах богатых казаков.

Запорожские и малороссийские казаки только в XVII веке увели в плен сотни тысяч женщин из Прибалтики, Крыма и приморских турецких городов. Куда же они делись? Ну, допустим, часть, не более 10 процентов, была продана панам и евреям, а остальных-то поселили если не открыто в местечках, то без огласки по хуторам, да во многих случаях и сочетались законным браком. И в любом случае рождались дети, даже очень много детей!

Я умышленно акцентирую внимание на смешении кровей в Малороссии в XIII–XVIII веках. Вопрос тут не сексуальный и даже не этнографический, а, увы, политический. Мне уже осточертело повсеместно читать мудрые высказывания самостийников, от форумов в Интернете до трудов членов Академии наук, о том, что де настоящие русские — это укры, а «москали» — это помесь племен угрофиннов и татар. Риторический вопрос: кого на московском рынке скорее обзовут «черными» — уроженцев Архангельской или Вологодской областей или жителей юга Украины?

К середине XVIII века бесчинства польских магнатов не только не прекращаются, но и принимают все больший размах. Вот, к примеру, крупный магнат Иеремия Вишневецкий в 1643 г. захватил у городельского старосты А. Харлезского городище Гайворон с окрестными селами, присоединив их к своим огромным заднепровским владениям. В следующем году он отобрал у надворного маршала А. Казановского город Ромны «с волостью», кроме того, в разное время занял над реками Оржицей и Хоролом «наймней 36 миль».

Польский шляхтич чигиринский подстароста Даниэль Чаплинский в 1645 г. напал на хутор Субботово, принадлежавший его соседу чигиринскому сотнику Богдану Хмельницкому. Чаплинский захватил гумно, где находилось четыреста копен хлеба, и вывез его. Но хуже всего было то, что подстароста умыкнул любовницу сотника. Богдан недавно овдовел и вроде не прочь был жениться еще раз. Скорей всего причиной налета и был спор из-за бабы, а не из-за копен хлеба. К тому же Чаплинский велел высечь плетьми десятилетнего сына Богдана, после чего мальчик расхворался и вскоре умер. Самого Богдана Чаплинский четыре дня держал в цепях, но потом отпустил.

Богдан Хмельницкий с десятью казаками в январе 1646 г. прибыл в Варшаву и лично бил челом королю Владиславу на обидчиков своих.

По сведениям московского лазутчика Кунакова, бывшего в то время в Варшаве, старик Владислав посетовал Хмельницкому на свое бессилие перед беспределом панов. Король одарил казаков сукнами, а Хмельницкому, кроме того, подарил саблю со словами: «Вот тебе королевский знак: есть у вас при боках сабли, так обидчикам и разорителям не поддавайтесь и кривды свои мстите саблями; как время придет, будьте на поганцев и на моих непослушников во всей моей воле».