Читать онлайн «Записные книжки». Страница 27

Гарднер — американский немец, сменивший свою прежнюю фамилию Кертнер; это тучный лысый гигант, неизменно в белоснежных парусиновых брюках; у него круглое чисто выбритое лицо и кроткие глаза за очками в золотой оправе. Большой притворщик. Он приехал сюда открыть филиал сан-францисской торговой фирмы, намеренной в обмен на копру продавать все, что пользуется спросом на острове: ситцы, приборы и станки. Много пьет и, хотя ему пятьдесят, всегда готов ночь напролет кутить с «ребятами», однако никогда сильно не напивается. Весел и приветлив, но очень практичен; ничто не должно идти во вред делу, и свой компанейский характер он тоже использует на полную катушку. Играя с молодежью в карты, он постепенно выуживает у них все деньги.

Доктор Т. А. Шотландец, судя по выговору, из Абердина; работал врачом в Новой Зеландии, а когда началась война, его послали во Францию хирургом. Из армии уволен по состоянию здоровья и отправлен сюда на «легкую работу». Он худощав, у него изможденное лицо и редеющие короткие рыжие волосы. Говорит очень низким тихим голосом с шотландским акцентом. Аккуратный до педантизма человечек.

Шарп. Судовой механик, прежде служил в американском флоте. Женат на метиске из Апии, у них двое детей. Долговязый, тощий, с жилистой шеей, маленьким личиком и крючковатым носом; сильно смахивает на птицу, причем хищную. Ходит в синем комбинезоне и синей фуфайке без рукавов; руки у него сплошь покрыты татуировкой: там и флаги, и голые женщины, и инициалы. На босых ногах парусиновые пляжные тапки, некогда белые, а теперь совершенно черные, а на голове неизменно — ив доме, и на улице — бесформенная черная кепка.

Английский клуб. Это непритязательный каркасный домик, фасадом выходящий на море; в одном крыле расположена бильярдная, позади которой находится небольшой бар, в другом — гостиная, обставленная плетеными стульями, а наверху комната, где хранятся старые газеты и журналы. Ходят в клуб только затем, чтобы выпить и сыграть в карты или в бильярд.

С. Готовит лошадей к здешним скачкам. Это высоченный мускулистый австралиец, до того смуглый, что его можно принять за метиса; лицо небольшое, и черты его кажутся чересчур крупными, но в белых бриджах для верховой езды, в сапогах со шпорами и крагах, стройный и элегантный, он очень хорош. Нежно любит метиску-жену, дурнушку с землистым лицом и несколькими золотыми зубами, гордится своим нетвердо ковыляющим белолицым черноглазым малышом. Дом его, обнесенный верандой, стоит посреди большого участка земли, из всех окон открывается великолепный вид на плодородные поля, на заросший буйной растительностью остров, а вдали виднеются Апия и море. В доме беспорядок, обставлен он плохо: дешевые деревянные столы, кресла-качалки и циновки на полу. Повсюду валяются газеты, иллюстрированные журналы, ружья, сапоги для верховой езды и пеленки.

Суон. Крошечный старикашка, морщинистый, потрепанный и согбенный, похожий на белую обезьянку. Но выцветшие голубые глазки с красными веками так вас и сверлят. Он весь в узлах и наростах, словно очень старое дерево. Швед по происхождению, сорок лет назад он приплыл на остров помощником капитана одного парусника. Потом нанялся капитаном шхуны, перевозившей рабов, и сам промышлял «черным товаром»: был и кузнецом, и торговцем, и плантатором. Его пытались убить, у него в груди грыжа после ранения, полученного в стычке с жителями Соломоновых островов. Одно время он изрядно разбогател, но все пошло прахом, когда страшным ураганом снесло принадлежавшие ему магазины, и теперь у него нет ничего, кроме семи гектаров земли, засаженной кокосовыми пальмами; на доходы от этой плантации он и живет. От четырех жен-туземок у него бессчетное количество детей. Каждый божий день он является в поношенном синем полотняном костюме в гостиницу «Центральная» и сидит в баре, потягивая разбавленный водою ром.

Торговец. Выглядит так, будто прожил в тропиках всю жизнь: загорелый до черноты и невероятно тощий, словно всю плоть с него согнало потом; он лыс и чисто выбрит; ни на кого не обращает особого внимания и невозмутимо занимается своими делами.

Еще один. Довольно высокий франтоватый мужчина с длинными волосами и типичным для лондонских лавочников завитком на лбу. У него простонародный говор, он по-мещански жеманничает; глядя на него, так и ждешь, что он начнет потирать руки, спина его норовит согнуться в поклоне, и, кажется, вот-вот с его губ сорвутся слова: «Сюда пожалуйте, сударыня, вторая дверь направо, дамский трикотаж». Можно подумать, что он каких-нибудь десять дней назад еще служил в лондонском магазине «Суон и Эдгар», а на самом деле он уже десять лет живет в Апии.

Гэс. Метис, отец у него датчанин, а мать самоанка; он хозяин крупного магазина, торгующего копрой, консервами и мануфактурой; на него работают несколько белых. Толстый и гладкий, со спокойной усмешкой, он напоминает евнухов, встречающихся в Константинополе; манеры у него угодливые, его вкрадчивая учтивость доходит до елейности.

Салолога. Около часу дня шхуна отплыла из Апии и к шести часам подошла к Савайи. Рифовая гряда была покрыта белой пеной. Мы дважды проплыли вдоль гряды, выискивая просвет между рифами, но тут наступила ночь, и капитан, развернув шхуну, приказал выйти в море и стать на якорь там. Когда убрали паруса, шхуну стало сильно качать. Весь вечер мы играли в покер. На заре следующего дня, найдя прогал между рифами, мы вошли в неглубокую лагуну, сквозь прозрачную воду ясно просвечивало дно. Небо было безоблачным, гладь лагуны — как зеркало. Берег густо порос лесом. То было зрелище полной безмятежности и покоя. Мы спустили шлюпку и высадились в небольшой бухточке. На берегу раскинулась маленькая деревушка. В зарослях кротона, затененная огромной пальмой с алыми цветами и кокосами, стояла хижина — одно из прекраснейших зрелищ, какие мне только доводилось видеть. Когда мы сошли на берег, из хижины вышла молодая женщина и пригласила нас зайти. Мы уселись на циновках, и каждый получил ломоть ананаса. В хижине жили две древние старухи, морщинистые и скрюченные, с короткими седыми волосами, а также две молодые женщины и мужчина. Потом мы километров пять шли вдоль берега по травянистой, обрамленной кокосовыми пальмами дороге. И наконец добрались до дома торговца по имени Лори. Он одолжил мне на время двуколку, запряженную пони, и я покатил дальше, мимо деревушек, мелководных заливов, где плескались мальчишки, и наконец подъехал к жилищу другого торговца, Бенна. Войдя в дом, я попросил накормить меня обедом. Бенн, чрезвычайно худой мужчина с маленькой седой головой, в очках и замызганной пижаме. У него была метиска-жена и трое очень светловолосых хилых детей. Он только приходил в себя после продолжительного запоя и с трудом ворочал языком. Человек он был крайне нервный и весь так и ходил ходуном. Его тошие костлявые руки дергались, он то и дело быстро и тревожно оглядывался. Англичанин по происхождению, он прожил на острове более двадцати лет, торгуя копрой, хлопчатобумажной мануфактурой и консервами. Его жена приготовила нам на обед голубей с овощами и сыром, он тоже сел было поесть, но не мог себя заставить проглотить ни кусочка.

Как только мы пообедали, он сказал: «Ну вам пора ехать дальше, не буду задерживать». Он явно хотел от нас отделаться. Мы вернулись к Лори. Это был совершенно иной тип. Он много лет работал в Апии кузнецом и оборудовал себе кузницу в сарае из листов оцинкованного железа. Невысокий темнобородый человек пятидесяти лет, он казался одновременно крепким и хрупким. Он был изрядно глух, приходилось кричать, иначе он ничего не слышал. Разговаривал низким мягким голосом с австралийским акцентом. Женат был на крупной женщине, сильной и добродушной, с приятным лицом; густые волосы ее были собраны в довольно замысловатую прическу. Они растили нескольких детей, два сына уже учились в новозеландской школе, остальные — два смышленых светловолосых мальчика и две маленькие девочки — помогали в лавке и на плантации. Ходили они босиком, в рубахах и коротких штанишках. Ребятишки были явно крепкие и здоровые, в них ощущалась какая-то прелестная искренность. Все они принадлежали к секте адвентистов; днем отдыха считали не воскресенье, а субботу, не брали в рот спиртного, муж никогда в жизни не курил. Мне они показались трудолюбивым, честным и дружным семейством. Приняли меня очень гостеприимно и угостили на славу: подали вкусно приготовленную курицу, прекрасный салат из выращенных своими руками овощей и пару сладких блюд. Сами не пили ни чаю, ни кофе, хотя гостям предлагали и то, и другое. Они немножко стеснялись того, что отличаются от других людей, но, сколько я мог сулить, это был их единственный недостаток.