Читать онлайн «Русская война». Страница 42

До тех пор, пока США рассматривают как вполне реальную угрозу трансформацию российской власти в сторону более открытого имперско-национального патриотизма, более жесткого отстаивания собственного суверенитета, давление на Россию с их стороны, и глобального Запада в целом, будет нарастать. Для Америки рамки «допустимого» в отношении Российской Федерации сегодня и в ближайшей перспективе довольно широки.

Когда мы имеем дело с такой сложной системой диалектически организованных идентичностей, в каждом конкретном случае приводные ремни или элементы инструментализации происходящих конфликтов бывают разными. И каждый случай нужно изучать отдельно.

Компетенции и опыта наших спецслужб явно недостаточно для того, чтобы регулярно отслеживать сетевые процессы и технологии. Только-только начинается изучение сетевых войн в рамках Совбеза, Генштаба. Пока все это, включая подготовку специалистов, находится на слабом уровне. Поэтому полную и достоверную информацию в этой сфере системно получать и исследовать они не могут. К примеру, является ли «Манежка» сетевой операцией или представляет собой спонтанный всплеск? Четких ответов на этот и ему подобные вопросы нам не представлено. Понятно, что мы наблюдаем факты дестабилизации общества, этакий синдром обострения социальных и этнических противоречий. Однако тех, «кому выгодно», мы практически не видим. Пока мы можем говорить об этих выгодоприобретателях лишь абстрактно, обобщенно. Выгодно тем, кому нужно ослабление российского общества, его хаотизация, противопоставление одних этнических, социальных, конфессиональных групп другим. То есть опять же мы в основном обращаем взоры на «внешнего конкурента». А вот доказать смычку, взаимосвязь негативных явлений и событий, указать, какие из них являются «естественными», спонтанными, а какие организованными, инструментальными, можно лишь после чрезвычайно внимательного изучения каждого случая по отдельности. Причем не только с помощью эффективных социологических методов, но и посредством привлечения наиболее сильных экспертов из спецслужб. Ничего подобного у нас не проводится – ни открыто, ни даже в каком-то специальном, секретном режиме.

В силовые структуры время от времени приходят директивы: «Подавить!», «Не допустить!», «Привлечь виновных к ответственности!» и т. п. А поскольку в тех же сетевых операциях найти виновных зачастую вообще невозможно, ищут, как правило, «стрелочников» среди явных идеологических противников нынешнего государства. Освещение же этих конфликтов еще более идеологически инструментальное – что-то выпячивается вовне, что-то, наоборот, из различных соображений умалчивается. И мы получаем уж совсем невнятную, размазанную картину. При этом нет реальных, сколь бы то ни было значимых субъектов дестабилизации общества внутри Российской Федерации. И это, пожалуй, единственное, бесспорное обстоятельство в контексте рассматриваемой темы. В нашей политической среде нет самостоятельных сил, которые могли бы пытаться играть на этом факторе.

По сравнению с 90-ми годами российская политика настолько зачищена в плане появления независимых политических игроков, что можно сказать совершенно точно: внутреннего заказа на дестабилизацию социальной ситуации у нас не просматривается. Нет олигархов, способных по своему хотению включиться в большую политику (таких, какими были Березовский, Гусинский, Ходорковский) и начать провоцировать социально-политические процессы. Олигархам дано жесткое указание-предостережение: кто рискнет «вмешиваться», тот пойдет по стопам Березовского, Ходорковского, Невзлина и т. д. Они и не «вмешиваются», хотя теоретически обладают финансовыми и технологическими ресурсами. Политические партии сидят «тише воды, ниже травы», говорят строго то, что им предписано.

Картину в этом отношении Путин предельно упростил: то, что не инициируется из Кремля, просто не имеет шансов на существование. И, соответственно, нет этих промежуточных внутренних субъектов, способных вызвать дестабилизацию межэтнических отношений. А есть только внешний фактор. Но поскольку мы сами же все больше и больше втягиваемся в глобализацию, этот внешний фактор становится все более и более действенным. Ибо сетевое общество национальные, государственные границы легко пронизывает.

Что касается российских правозащитников, то практически все они представляют собой своего рода воплощение, реализацию сетевого оружия Запада, направленного на ликвидацию российского общества. Руководствуясь двойными стандартами, будучи идеологически ангажированными, они нарушений прав человека коренного населения или большого народа не видят в упор. Это их не интересует, они ищут такие случаи, которые могли бы показать российское общество в неприглядном виде, соответствовали бы заказам их западных хозяев и имели идеологически деструктивные последствия и значения. Идея сосредоточить всю эту проамериканскую группу влияния в Общественной палате, дать им зеленый свет, позволить становиться этакими законодателями стандартов в правозащитной сфере была ошибкой политического руководства того периода. Возможно, преследовалась цель обезвредить этих «деятелей», увести их с улицы, оторвать от крайне либеральной оппозиции. Но все «правозащитники» – Гербер, Сванидзе, Брод, Алексеева и другие – в итоге стали задавать тон в сфере защиты прав человека, выступать нередко от имени государства, занимаясь деструктивной деятельностью изнутри него, но теперь уже легально. Попытка придания им статуса главных правозащитников, включение их в самые значимые общественные и экспертные организации приводят уже к «официальной» эрозии российского общества. Наши правозащитные организации, то есть те, кого мы под этими словами привыкли понимать, – не что иное, как одна из форм сетевой войны против России.

Идеология прав человека имеет центром Запад и уже поэтому пристрастно-ангажированна. Понятие о человеке исключительно как об индивидууме – типичное течение именно западной культуры. И, естественно, оно служит тем, кто его создал. В других обществах, в том числе российском, проблема человека решается, исследуется более сложным образом, на основании холизма – принципа, соответственно коему человек рассматривается как нечто большее, нежели просто индивид. То есть на первый взгляд выдвигается коллективное, а не индивидуальное начало. Вот эти два подхода в социологии – индивидуалистический и холистический – уже сами по себе идеологически заряжены.

Наши «правозащитники» – сторонники исключительно методологического индивидуализма и противники (причем жесткие, яростные, истерично-бесноватые) любой формы холистической социологии и социальной целостности. Направить их в конструктивное русло невозможно в принципе. Их задача – размывать любые естественные цивилизационные, культурные, социальные основы, подтачивать основания русской государственности. В ней они видят мировоззренческий, идеологический, социальный базис для интеграции российского общества.

Итак, мы выяснили, что сеть – это гибкая форма организации взаимодействия различных точек, предполагающая постоянный обмен информацией и динамичную реструктуризацию. Сетевой принцип противоположен жесткой централизированной иерархии, организации по закрытому алгоритму. Объективный анализ теории сетевых войн и сетецентричных операций, в центре которых лежат ОБЭ, приводит к ряду важнейших выводов, касающихся России.

Сама сущность сетевой войны, описанной в документах Департамента обороны США, основана на установлении мирового господства США на основе сетевых технологий, которые служат главным инструментом установления этого господства. Показательно, что ОБЭ в такой теории должны вестись всегда (война, кризис, мир) и в отношении всех без исключения (противников, нейтральных сил или друзей). Это означает, что, кем бы ни считали Россию США, против нее ведется полноценная и фундаментальная сетевая война, смысл которой, как показано выше, состоит в «совокупности действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны»[47]. Отсюда следует: нашу модель поведения тщательно и последовательно формирует внешняя сила, а это означает, что против нас ведутся военные действия нового поколения – информационной эпохи.

Задачей сетевых войн для США является «внушение всем мысли об отказе и бессмысленности военной конкуренции с США»[48]. То есть любые попытки России выстроить систему стратегической безопасности, исходя из своих собственных интересов и с опорой на сохранение и укрепление своей геополитической субъектности, будут системным образом срываться в результате последовательных, тщательно просчитанных сетецентричных операций. По сути, создание «сети» в том смысле, в каком это имеют в виду стратеги Пентагона, – это выстраивание системы глобальной доминации США над всем миром, то есть своего рода постмодернистский аналог колонизации и подчинения, только осуществленный в новых условиях, в новых формах и с помощью новых средств. Здесь не обязательна прямая оккупация, массовый ввод войск или захват территорий. Излишни армейские действия и огромные военные траты. Сеть – более гибкое оружие, она манипулирует насилием и военной силой только в крайних случаях, и основные результаты достигаются в контекстуальном влиянии на широкую совокупность факторов – информационных, социальных, когнитивных и т. д.