Читать онлайн «Русская война». Страница 22

Психология терроризма

К террористической деятельности склонны люди особого типа, отличающиеся большой психической активностью, пассионарностью, неспособностью к компромиссам, презрением к материальным ценностям и комфорту. Это, как правило, представители «контрэлиты» (по Вильфредо Парето), которые не могут достичь высокого положения, но обладают большой концентрацией психической энергии, решительностью, презрением к опасности и смерти. В некоторых случаях эти качества граничат с психическим расстройством, переходят в патологию. Но статистика показывает, что клинические расстройства психики редки среди профессиональных террористов. Сложность выполняемой задачи требует рациональной и стабильной манеры поведения.

Террорист отличается презрением к жизни, у него отсутствует пиетет, уважение границы между жизнью и смертью. Это проявляется не только в отношении чужой жизни, но и в отношении своей собственной. По этой причине террористы часто бывают религиозными фанатиками, сектантами, мистиками, употребляют психоделические вещества. Показательно, что пассионария ранней ИРА – Мод Гонн – была активисткой английского эзотерического братства «Golden Dawn», куда входили также поэт Йейтс, литератор Брэм Стокер и другие. Многие активисты итальянских «Красных бригад» являлись практикующими оккультистами.

Демонизация терроризма, рассмотрение этого явления как глобальной угрозы характерно для бытовой медиакратической мифологии либерал-демократических обществ светского типа. В этом проявляется особенность самой политической системы, в них установившейся. Психологически, политически, типологически фигура террориста представляется в таких обществах воплощением «чужого», «враждебного», «иного». Террорист – идеальный образ для социального апартеида, пария, «козел отпущения». Метафизика терроризма, все его составляющие (от политических и геополитических до психологических) принадлежат к комплексу установок, жестко вынесенных за скобки социальными нормативами.

По мере успехов глобализации атлантического полюса и соответствующей либеральной системы ценностей категория терроризма будет постепенно эволюционировать, расширяться, и подозрения в причастности к терроризму будут распространяться на все социально-политические, религиозные, конфессиональные группы и даже психические типы, которые не вписываются в либерально-демократическую цивилизационную парадигму. Если однополярные тенденции будут развиваться и далее в ущерб геополитическому балансу, понятие международного терроризма может стать самостоятельной социально-политической и цивилизационной категорией. Но в таком случае это явление существенно изменит свое содержание. Постепенно образ террориста (Карлоса, бен Ладена или Хаттаба) может превратиться в аналог того, чем в эпоху инквизиции были колдуны, в СССР – троцкисты, а в нацистской Германии – евреи. В однополярном либеральном мире, если он окончательно и бесповоротно утвердится, борьба с международным терроризмом станет, по сути, борьбой с теми человеческими измерениями, которые выходят за границу либеральных нормативов «открытого общества».

Многие смеялись в сенате над маниакальной привычкой римлянина Катона-старшего (324–149 гг. до н. э.), все свои речи начинавшего фразой «Карфаген должен быть разрушен» (Carthago delenda est). Завершал же он свои выступления, неважно, чему они были посвящены, – бытовым проблемам обустройства Рима или спорам о жертвоприношениях богам, – схожей параноидальной формулой: «Поэтому я думаю, что Карфаген должен быть разрушен» (Ceterum, censeo Carthaginem esse delendam). Сенаторам это смертельно надоело, но история показала, что голосом Катона говорила история, что Катон проник в сущность борьбы цивилизаций, которая решалась в Пунических войнах. Не борьба за колонии и морские пути, не столкновение коммерческих интересов, не противостояние государственных притязаний было содержанием борьбы Рима и Карфагена. Речь шла о формуле будущего, которая предопределила бы всемирную историю по меньшей мере на несколько грядущих тысячелетий. Рим и Карфаген были двумя полюсами цивилизации, претендующими на универсальность, на основание мировой империи, на то, чтобы стать мерилом общечеловеческой этики.

Карфаген воплощал в себе торговый строй, «открытое общество». В нем правил принцип рыночной экономики, индивидуализма, рационализма, абсолютизированного скепсиса. Этика была приравнена к богатству – богатый считался не просто «удачливым», но «святым». Низменность человеческой природы, склонность к коррупции и продажности не ставились под сомнение. Все продается и все покупается. Хорошие дороги, разумная свободная торговля, максимальное использование морских коммуникаций, подкуп диких варварских народов, эксплуатация колоний – все это изобретено Карфагеном, внедрено в жизнь, доведено до совершенства. Максимальная прибыль извлечена. Карфаген был мировой державой, которая несколько раз ставила Рим на колени. А за всем этим блистательным фасадом – культ Молоха, темного божества, пожиравшего младенцев. Сотнями бросали карфагеняне новорожденных малышей в огнедышащую пасть идола. Маленькие скелетики в невероятном количестве обнаружены на развалинах этого зловещего города. Культ Молоха, теневая дань тотальной власти Капитала.

Если бы не Катон, две тысячи лет человечество прожило бы в совершенно иной реальности. Рим изначально шел иным путем. Отнюдь не сказочный, не пасторальный, не добрый, напротив, часто жестокий и коварный, аскетичный и разрушительный, но ориентированный на радикально иной архетип, Рим верил в честь и достоинство человека, в героизм и дисциплину, в самопреодоление и идеальное измерение человеческой личности. Вместо разлагающей стихии денег – прямое светлое насилие, вместо Молоха, пожирателя младенцев, – высокомерные, но справедливые небесные боги, свободные в войне и империи, но не в торговле. Рим нес идеал автократии и свободы, иерархии и аскезы, идеал воина, а не торговца, героя, а не банкира, добровольного самопожертвования, а не постыдного умерщвления новорожденных. Рим предлагал народам свою собственную модель. Не менее универсальную, но сущностно противоположную, не лишенную недостатков и пороков, но несопоставимую с системой Карфагена. Не случайно Спаситель сошел с небес именно на территории Римской империи. Как знать, не было ли разрушение римлянами семитского чудовища в Северной Африке тайным предуготовлением путей для Благой Вести?

Катон понимал это с поразительной ясностью. Будто видел будущее. «Карфаген должен быть разрушен». Раз и навсегда. Никогда не лишне напомнить об этом. Это единственное, что мы должны знать наверняка. Мы, русские, наследники трех Римов. Последний из которых еще стоит.

В настоящее время решается та же проблема. Новый Карфаген простирает над планетой свою зловещую тень. Будто призрак стертого с земли легионами Рима финикийского города поднимается из ада. Отчетливо звучит голос Молоха – «торговый строй», «рационализация», «хорошие дороги», «открытое общество», «морское могущество»… Правда, иной масштаб. Вместо Средиземноморья – вся планета; современный Запад – прямой идеологический наследник Карфагена. Конечно, так было не всегда. Большую часть двух последних тысячелетий доминировала все же римская линия – иерархия, этика духа и человеческого достоинства. Но, видимо, Карфаген сумел заразить Запад латентным вирусом, который дал о себе знать спустя много веков.

Начиная с Нового времени, с эпохи Просвещения, Запад и его цивилизация устремились к темному карфагенскому полюсу. На этом пути сегодня они достигли совершенства.

В XX веке борьба цивилизаций подошла к окончательной дуальной формуле. СССР воплощал в себе линию Рима, натовский блок во главе с США сознательно и последовательно отстаивал интересы Карфагена. Власть Суши (социализм) против власти Моря (либерализм), евразийство против атлантизма, Труд против Капитала. Между этими двумя законченными формулировками цивилизационных моделей болтались половинчатые варианты, фрагментарные и незаконченные (фашизм и его аналоги). Но общей картины это не меняло. История растянулась – как когда-то, в эпоху Пунических войн, – между двумя осями, двумя ориентациями, двумя взаимоисключающими путями.

Новый Рим (Евразия) против Нового Карфагена (атлантизм, США). Вот единственное истинное содержание истории XX века, освобожденное от многослойных исторических теорий, которые призваны лишь отвести внимание от главного, запутать, сбить с толку. Мы перешли границу столетия, границу тысячелетия. Все яснее видится, что было сущностным, а что – второстепенным, что имело значение, а что оказалось эфемерным, что было сопряжено с духом истории, а что имело к ней самое далекое отношение…