Читать онлайн «Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта». Страница 13

К тому времени вся Россия была охвачена ежедневно разраставшейся анархией. Импотенция центральной власти породила желание в различных регионах павшей империи каким — то образом отгородиться от бардака, царившего в столице. Разговоры об автономии, федерации, самоуправлении стали всеобщим явлением для России. Не были исключением ни Донецко-Криворожский регион, ни Украина.

Стоит еще раз особо подчеркнуть: требования автономий, республик, невероятных государственных и полугосударственных образований внутри самой России стали звучать повсеместно. События в Харькове, Киеве, Одессе или в Крыму, где создавались свои административные единицы, необходимо рассматривать в этом, общероссийском, контексте.

Провозглашение той или иной республики (включая и Украинскую) стало темой всевозможных фельетонов и насмешек. Говоря об «уездном сепаратизме» в 1917–1918 гг., участник «белого движения» Я. Александров, смачно описывал различные экзотические «республики», созданные помимо Донской, Украинской, Кубанской, Терской или Грузинской: «В безлюдных Задонских степях, среди удивленных верблюдов, кочевало астраханское правительство с атаманом, министрами и прочими атрибутами заправского государства. Кормившееся при помощи бумажных денег Российского Имперского образца, щедро отпечатанных Лейпцигскими типографиями. В калмыцких кочевьях Ротмистр Кн. Тундутов объявил себя калмыцким владыкой… Все это шумело, галдело, заводило свои парламенты и конституции, формировало армии, производило в чины, печатало деньги и требовало все большей и большей независимости»[111].

Известный русский писатель, уроженец Киева Марк Алданов был склонен объяснять природу «местного сепаратизма» довольно упрощенно (при этом сам писатель признался, что лично столкнулся лишь с одним видом сепаратизма — «комедией украинской самостийности»). Он объяснил это явление всего лишь «комплексом Алкивиада» — по имени древнегреческого авантюриста, который, узнав, что его дорогой собакой афиняне перестали восторгаться, велел отрубить ей хвост.

Называя создание многочисленных республик на территории Российского государства «сезоном политического фарса», Алданов писал из — за рубежа: «К нам часто приходят вести о кабинетах, совещаниях, конференциях, заседающих в столицах так называемых «чушь — республик». Иногда Рейтер уныло делает попытку сообщить фамилии главных деятелей этих кабинетов — и всякий раз почему — то кажется, что фамилии ими перевраны: так нам трудно привыкнуть к мысли, что премьерами, президентами, министрами могут быть люди решительно никому на свете неизвестные. А между тем, именно в этой совершенной неизвестности весь raison detre [смысл существования. — Авт.] подобных правительств». «Если бы не было самостийности, — поясняет писатель, — то кто бы знал… премьера Голубовича и «генерала» Петлюру?»

В 1922 г. Алданов прогнозировал: «Пройдут года — и конечно многое переменится. Мы узнаем, вероятно (уже есть кое — какие прецеденты), что 99 % сепаратистов были сепаратистами только временно, по дальновидным тактическим соображениям, а в глубине души неизменно держали курс на «единую и неделимую»… Малая история составит в алфавитном порядке список темных людей, бывших министрами, президентами и послами. Это будет с ее точки зрения необходимое и достаточное объяснение всему случившемуся»[112].

Подчеркнем, что все эти красочные описания и оценки касались не только забытых ныне государственных образований, появлявшихся как грибы в России, но и тех, которые ныне изучаются в школах и считаются предтечей той или иной государственности, — включая Украину, Грузию или балтийские государства. Хотя, конечно, объяснить появление того или иного административного образования, претендовавшего на звание «республики», всего лишь личными амбициями, было бы недостаточно — это явное упрощение проблемы. Корни все — таки стоит искать не только в мечтаниях Петлюры или Артема стать министрами, не только в природе того или иного региона. Эти корни надо искать в общероссийской столице, откуда расползался дух анархии, бардака, бесконтрольности и полной неспособности управлять государством.

По мнению генерала Деникина, началось все с развала центральных силовых ведомств, на который (неважно, сознательно или нет) пошло Временное правительство. Он писал: «Министерство внутренних дел — некогда фактически державшее в своих руках самодержавную власть и вызывавшее всеобщую ненависть — ударилось в другую крайность: оно по существу самоупразднилось. Функции ведомства фактически перешли в распыленном виде к местным самозванным организациям… Представителей центральной власти на местах не стало»[113].

Пока Петроград утопал в словоблудии по поводу судеб Отечества, пока популисты — временщики форматировали и переформатировали правительство с соответствующей приставкой «Временное», на местах постепенно начинали осознавать полную бесконтрольность со стороны государственной столицы. «О провинции никто не заботился, — вспоминал екатеринославский журналист Зиновий Арбатов. — Все эти маленькие уездные Александровски, Павлограды и Бахмуты жили своей отдельной жизнью; как — то по — своему переделывали житейские формы на новый революционный лад; забытые центром, лишенные авторитетной и определенной власти уезды быстро катились к самой страшной анархии. Всякий уезд, каждая волость создавали для себя особые им выгодные законы. Губернская власть, занятая собственными заботами и, в свою очередь, не получавшая никаких указаний из Петрограда, распространяла свои действия и мероприятия только в масштабе губернского города и все видимо катилось к пропасти»[114].

Отсутствие власти порождало хаос. Постепенно, с каждым месяцем хаос нарастал и приводил к росту погромов и беспорядков. Вот как газета «Русские ведомости» описывала ситуацию на местах к сентябрю 1917 г: «По всей России разлилась широкая волна беспорядков. Киев, Бахмут, Орел, Тамбов, Козлов, Ташкент, запад и восток, центр и окраины попеременно или одновременно становятся ареной погромов и разного рода беспорядков. В одних местах беспорядки возникают на почве продовольственных затруднений, в других толчок к ним дает разгром солдатской толпой винного склада, в третьих просто никто не в состоянии ответить на вопрос, отчего возникли беспорядки. Город жил, казалось, мирной жизнью, но неожиданно толпа выходит на улицу и начинает разбивать лавки, творить насилия над отдельными лицами, подвергать самосуду представителей администрации, хотя бы эта администрация и была выборной… Толпа в худшем смысле этого слова все более выходит на улицу и начинает чувствовать себя господином положения, не признавая над собой никакой власти. Иногда эта толпа выкидывает те или иные большевистские лозунги, но по существу ее нельзя назвать даже большевистской или анархической. Просто толпа, как толпа: темная, глубоко невежественная, не признающая ничего, кроме грубо личных интересов»[115].

В итоге отчаявшиеся дождаться помощи от центра регионы начинали сами искать пути обуздания анархии. Вот как в 1917 г. описывал процесс формирования «независимых республик» на обширной территории Российской империи американский сенатор Уильям Бора: «Абсолютный хаос, который следует за попыткой миллионов людей, лишенных разумного руководства, без должного понимания идей свободы, тщетно предпринять попытки собственными силами установить самоуправление». Влиятельный немецкий журналист Максимилиан Харден писал о России как о «новых Балканах, включающих в себя большие и маленькие Эльзас — Лотарингии»[116].

Чаще всего попытки создания тех или иных «республик» (а этот процесс начался с середины 1917 г., то есть за несколько месяцев до провозглашения ДКР) никак не были связаны со стремлением отделить тот или ной регион от России. К примеру, провозглашение «самостоятельного государства» в Области Войска Донского рассматривалось «не в целях сепаратизма, а просто в силу сложившейся общероссийской обстановки впредь до водворения порядка в России»[117].

Может быть, это кому — то покажется парадоксальным, но довольно часто провозглашение очередного административного образования с каким — нибудь звучным названием было вызвано как раз стремлением побороть сепаратизм, предотвратить распад единого государства. Как мы увидим ниже, создатели Донецко-Криворожской республики также руководствовались этим стремлением.