Читать онлайн «Пророки и поэты». Страница 39

четкое, упорядоченное и удовлетворяющее единство, обратился для

передачи своего нового образного постижения жизни к мифу.

Цель мифа - показать то, что не может быть показано с помощью

чисто человеческих ситуаций: его функция - передать в той мере, в

какой это возможно, божественное и человеческое.

Миф - единственный способ проникновения "по ту сторону реальности", в трансцендентность жизни. Удалось ли такое Шекспиру? По мнению Д. Джеймса нет. Он считал, что в попытке создать собственный миф Шекспир, как затем Ките и Вордсворт, потерпел неудачу, ибо это "слишком тяжелая задача для одного ума, даже такого, как шекспировский". Это - не вся правда. Возможно, всеобъемлющий миф не творится в одиночку, но вопрос в другом: свойственно ли Шекспиру мифотворчество? удалось ли ему передать трансцендентную мистику жизни и смерти? проник ли он в последних пьесах "по ту сторону бытия"? Если говорить об эзотерии, то - нет, если же - об экзистенциальном чувствовании бесконечного ничтожества человеческой жизни и стоицизме человеческой мудрости, возвышающейся над абсурдом бытия, то - да...

А вообще суть даже не в мифологичности "Зимней сказки" или "Бури", неотделимости мифологического и реального, невероятного и достоверного. Достоверность достигается и подчеркивается тем, что сами действующие лица постоянно говорят о невероятности происходящего.

По мнению Бетелла, обращение к фантазиям так называемой романтической драмы вызвано тем, что в своей вселенной Шекспир находил место для всего естественного и сверх-, для провидения, которое руководит человеком, для чуда, таинственного импульса к добру или злу - для всего необъяснимого, стоящего над естественными страстями, над общественными установлениями, над реальным миром вещей.

Творчеству Шекспира свойствен не дуализм, а перспективизм - вся широта жизни, простирающейся между злом и добром, силой и слабостью, безнадежностью и надеждой, бурей и музыкой. Я не разделяю авторитетных мнений об эволюции Шекспира от бури к музыке, от неистовства плоти к духовной красоте и любви: "Символика бури и шторма ранних великих трагедий уступает здесь место новой, мистической символике в музыке, которая предваряет финальное жертвоприношение любви".

Поздний Шекспир отличается от раннего лишь осознанной мудростью и углубленной духовностью, а не упрощением жизни до торжества духа и любви. В "романтических пьесах" Шекспир не одухотворяет, а синтезирует все свои темы и открытия, усиливая доминирующую первооснову своего творчества религиозность, мистичность, призрачность, трансцендентность. Последние пьесы Шекспира - мистические прозрения в форме романтического мифа (А. Харвуд), символические средства выражения глубоко личного прочтения жизни (Ф. Траверси).

В "Перикле", "Цимбелине", "Зимней сказке", "Буре" силы зла не теряют своего могущества до такой степени, чтоб говорить о "потере бури и возрождении в звуках музыки". "Цимбелин" и "Буря" не упрощают, а проявляют жизнь: рядом с бурей и музыкой, злом и добром, возникает "универсальная тайна жизни, которая только сон". Это не тема тщеты - это щемящая тема человеческой судьбы, бесплодности человеческого страдания, мистики смерти. Это не "обретение утраченного", а "постижение наличного": иллюзорности величия и силы...

Трагизм жизни - неотъемлемая ее часть. Мудрость - достойное и спокойное восприятие трагизма...

Мне представляется, что доминирующая в работах Райта, Джеймса, Тильярда оценка последних пьес Шекспира как очищения посредством страдания, обедняет трансцендентализм Шекспира. Ибо нет необходимости быть гением, чтобы, прожив достаточно долгую жизнь, не постичь той простой истины, что ничто не меняется, что человек приходящий и уходящий - тот же, что жизнь, простирается между безднами рождения и смерти и что своим явлением в жизнь даже гений в одиночку не способен радикально изменить ее фундаментальные свойства.

Да и надо ли их менять?..

Гениальность - в ином: в христианских символах преодоления зла искуплением, в очищении страданием, в гуманизме правды и полноты жизни. Поздний Шекспир не оптимистичен, а еще более правдив. В "Зимней сказке" и "Буре" много зла, их фантастический мир не менее мрачен, чем мир шекспировских трагедий. Единственное отличие от последних - победа христианских заповедей над силами мирового зла, мертвой природой и разбушевавшейся стихией. Слова Миранды о "прекрасном новом мире" не следует понимать буквально, имея задним умом в виду их буквальное совпадение с другим "прекрасным новым миром". Здесь же речь идет о прекрасном новом мире Христа.

Много сказано о предвосхищении Шекспиром маньеризма и барочной культуры и гораздо меньше о модернизме позднего Барда. Это плодотворная тема дальнейших исследований: Шекспир как предтеча Метерлинка, Манна, Джойса и Беккета. Так вот: все молодые начинают с модернизма. Шекспир кончил им. Модернизм - это его последние пьесы.

"БУРЯ"

Просперо. Чего ж ты хочешь от меня?

Ариэль. Свободы!

Шекспир

Что есть "Буря"! Прихотливая фантазия или глубинная философия жизни, каприз воображения, игра ума или драма идей, волшебная сказка для придворных празднеств или выдающийся символистский опыт, аллегорическое средневековое моралите или модернистское творение великого ума? Отказ от магии во имя жизни? Обретение нравственного мира взамен мира волшебного?

"Буря" - произведение религиозно-мистическое и сверхреалистическое, отвлеченно-абстрактное и глубинно-жизненное, фантастическое и суперреальное, отражающее всю широту духовного спектра Лебедя Эйвона - от созерцателя-эскаписта в зрелости до реалиста-активиста в молодые годы. "Буря" в равной мере отражает и кризисные настроения умудренного жизнью Шекспира, и - остатки мечты.

В эпилоге пьесы, в заключительных словах Просперо в сочетании с

грустью и упованием на "силу молитвы" звучит мотив грядущей его

бездеятельности, пассивности".

С присущим ему художественным даром Шекспир наделял условные характеры сказочных персонажей всей полнотой человечности, делая мифический мир "Бури" более реальным, чем драматический мир "Гамлета" или "Отелло".

Многообразие Бури открывает невиданные возможности расстановки акцентов, позволяя делать главным героем любого персонажа - от Просперо и Ариэля до Калибана.

...странности и противоречия "Бури" не нуждаются в каком-нибудь

логическом объяснении, а являются самой сутью пьесы, сознательно или

бессознательно введенными в произведение... чудеса в "Буре"

одновременно и необычны, и напоминают реальный опыт - как будто

увидены в полусне: сам остров совмещает черты необыкновенной и

знакомой природы; действующие лица как бы наполовину погружены в

другой мир; Просперо - и волшебник, и реальный герцог; природа и

реальна, и фантастична; Антонио и Себастьян и подлинно остроумны, и

вульгарны, глупы, злы; встреча Фердинанда и Миранды странно

бесцветна и полностью очаровательна; Калибан и жесток, и чувствителен

к красоте и т. д... при рассмотрении пьесы все время приходится

употреблять слова "полу", "странно", "необычно". В зрителе постоянно

поддерживается ощущение того, что действие колеблется между

реальностью и нереальностью. А в свадебной маске спутанность реального

и нереального достигает кульминации: "маску представляют исполни гели,

которые играют духов, играющих актеров, которые играют мнимых богинь и

крестьян". И, наконец, в монологе Просперо о жизни-сне "почва

окончательно убрана из-под наших ног": пьеса здесь "полностью лишает

нас уверенности в реальности, мы дезориентированы, и "круг темноты,

нереальности продолжает расширяться, охватывая аудиторию,

распространяясь за стены театра, поглощая дворец, и церковь, и,

наконец, весь мир. Просперо как бы колеблет перед нами сцену и тем

самым набрасывает чары сомнения на всю землю".

Такое сочетание привычного и невероятного, реального-нереального,

удаленного-близкого свидетельствует о бессознательном туманном

скептицизме Шекспира. "Как будто вторая волна скептицизма прошла над

поэтом". Шекспир "как будто говорит: я видел это, и это, и это. Вы

получаете его таким, каким я его нашел. Интерпретацию я оставляю вам".

М. Уэбстер увидела в "Буре" множество тем - от злоупотребления властью до поиска свободы, от отражения абсолютных истин о мире до христианских идей искупительного испытания, возмездия, воскрешения из мертвых.

Д. Джеймс считал неопределенность "Бури" глубоко продуманным и принципиальным качеством пьесы, которую можно рассматривать как сон Просперо... "можно представить себе, что Просперо не покидал Милана, но удалился от дел, занялся наукой и передоверил управление брату, однако его начали тревожить дурные предчувствия, которые и приняли форму сна. Этот сон мы и видим на протяжении всей "Бури".