Читать онлайн «Черные дыры российской империи». Страница 47

Петр Простоватый

Прозвище «Простоватый» носил один из французских королей, но с куда большими основаниями его можно отнести к императору Петру III, внуку Петра Великого и мужу Екатерины II. Быть может, его даже следовало бы назвать простодырым – есть в русском языке такое грубоватое словцо, обозначающее человека непрактичного, житейски негибкого и немного наивного. При этом интеллектуальные и моральные качества фигуранта могут не вызывать никаких нареканий. Ваш покорный слуга в школьные годы однажды удостоился подобной аттестации за прямоту и редкое простодушие, граничащее с житейским идиотизмом, причем учительница, что характерно, не вкладывала в эту характеристику оскорбительного оттенка.

Петру III очень не повезло в отечественной историографии. Пожалуй, ни на одного российского самодержца не возвели столько несправедливых обвинений. И современники, и потомки отзывались о нем крайне нелестно, изощряясь кто во что горазд. Чего ему только не ставили в вину! Говорили, что он предал интересы России, что хочет извести веру православную и обрить попов на манер лютеран, что терпеть не может все русское, что он запойный пьяница, полнейшее ничтожество и чуть ли не слабоумен. Каноническая версия охотно подхватила эти расхожие басни, и неприглядный портрет императора Петра Федоровича был готов: русофоб, алкоголик, моральный урод и законченный бездельник на троне. Между тем этот «слабоумный алкоголик» за полгода своего царствования упразднил жуткую Тайную канцелярию (а Екатерина, придя к власти, возродила сие милое учреждение под названием Тайной экспедиции), объявил свободу вероисповедания (Екатерина отменила этот указ), перестал преследовать старообрядцев (при Екатерине гонения на них возобновились с прежней силой), разрешил дворянам беспрепятственно выезжать за границу (после смерти Петра «железный занавес» был опущен вновь) и издал указ об освобождении всех монастырских крепостных. Между прочим, знаменитый закон «О вольности дворянской», приписываемый Екатерине II, тоже дело рук Петра. И это еще далеко не полный перечень деяний Петра Федоровича. Вопрос о том, каким образом «прусский солдафон» и «тупица из тупиц» умудрился успеть так много за столь короткий срок, официальная история предпочитает оставлять без ответа.

Поэтому, на наш взгляд, необходимо беспристрастно разобраться в непростых обстоятельствах недолгого царствования Петра III. Иногда приходится слышать, что Петр Федорович не имел ровным счетом никакого отношения к своим указам и распоряжениям, а просто-напросто визировал законопроекты, ложившиеся на его стол стараниями ближайшего окружения, вроде Воронцовых и Шуваловых, которые, спасая лицо государя и свое собственное положение, хотели царскими милостями упрочить популярность императора. Это мнение разделял даже такой выдающийся российский историк, как В. О. Ключевский. Сразу же следует сказать, что подобная точка зрения не выдерживает самой элементарной критики хотя бы уже потому, что после смерти Петра все советчики разом провалились в небытие, а Екатерина проводила в жизнь многое из намеченного Петром, присвоив себе, разумеется, авторство. Ближний круг моментально оказался в тени и уже не дерзал указывать государыне императрице. Мы уже не говорим о том, что сохранилось достаточно документов, однозначно свидетельствующих, что не кто иной, как Петр Федорович собственной персоной, принимал важнейшие решения по переустройству государственной жизни России.

Вообще-то ушаты черной краски, от души выплеснутые на Петра, не должны нас особенно удивлять. Это старая добрая российская традиция, идущая едва ли не от Рюрика: смешать с дерьмом любые мало-мальски значимые достижения своих предшественников. Впрочем, судите сами: Елизавета Петровна не нашла ни единого доброго слова для десятилетнего правления Анны Иоанновны, Петр III стал искоренять все елизаветинское, Екатерина II вымазала грязью с головы до ног супруга, убитого по ее же приказу, Павел пустил побоку екатерининские реформы, а Александр, в начале XIX века, разделал под орех Павла. Историю переписывали столько раз и с таким упоением, что разобраться, где черное, а где белое, зачастую весьма нелегко. Поэтому апелляция к мнению современников настоятельно требует критической проверки буквально на каждом шагу.

Тот же В. О. Ключевский, ссылаясь на Екатерину и Андрея Болотова, отставного офицера, ученого и писателя, повествует о неприглядном поведении Петра как о безусловном и надежно установленном факте. Побудительные мотивы Екатерины в данном случае предельно ясны, поскольку она является автором и вдохновителем дворцового переворота, отрешившего Петра III от власти. Спрашивается, с какой такой стати эта неглупая и практичная женщина будет расписывать достоинства своего нелюбимого супруга? Княгиня Дашкова – сподвижница Екатерины по перевороту и вдобавок крестная дочь Петра III (ее родная сестра, Елизавета Воронцова, была петровской любовницей, чего княгиня решительно не одобряла, так что личные мотивы и здесь налицо). Что же касается Андрея Болотова, то он был хорошим приятелем Григория Орлова, фаворита Екатерины II, принявшего самое непосредственное участие в устранении Петра. Скажите на милость, уважаемые читатели, разве можно при таком раскладе рассчитывать на честные мемуары? А между тем воспоминания этой троицы лежат в основе легенды о «скудоумном ничтожестве» и «прусском холуе». Современные историки, подхватывая эту версию, напрочь забывают о других свидетельствах. А поскольку сплошь и рядом свидетельствуют люди далеко не последние, невольно закрадывается впечатление, что делается сие совершенно сознательно. К счастью, сохранились и другие оценки, прямо противоположные. Например, весьма высоко оценивали деятельность Петра III такие видные представители российской культуры, как историк В. Н. Татищев и М. В. Ломоносов, а Н. М. Карамзин в 1797 году и вовсе заявлял прямее некуда: «Обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников…» И даже придворный поэт Гаврила Романович Державин, певший впоследствии государыне императрице высокопарные оды, назвал ликвидацию Петром кошмарной Тайной канцелярии «монументом милосердия».

Невольные проговоры недоброжелателей, между прочим, тоже весьма симптоматичны. Например, Екатерина II в своих «Записках» с очаровательной дамской непосредственностью и полнейшим пренебрежением к логике одновременно упрекает мужа в «неспособности исполнять супружеский долг» и амурах с Елизаветой Воронцовой (отметим на всякий случай, что упрекнуть в этом Петра как-то рука не поднимается, потому что Екатерина давно ему изменяла направо и налево). А княгиня Дашкова, желая подчеркнуть недалекость императора, вспоминает, как однажды Петр обратился к ней со следующими словами: «Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон». Нам представляется, что Петр шутил, а вот слова его оказались и в самом деле пророческими: прошло не так уж много времени, как тетки разругались вдрызг, и вчерашней сподвижнице без обиняков указали на дверь.

Надо сказать, что XVIII столетие русской истории – это вообще бабий век в полный рост. Две Анны, две Екатерины и одна Елизавета, окруженные сонмом фаворитов и прихлебателей всех мастей. Граф А. К. Толстой в своей ядовитой «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» сказал об этом очень точно:

Что же касается екатерининского царствования, то ближайшие потомки не испытывали по этому поводу ровным счетом никаких иллюзий. Достаточно вспомнить А. С. Пушкина: «Со временем история оценит еевлияние на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ееполитической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия – и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России». Золотые слова, и лучше, пожалуй, не скажешь. Алексей Константинович Толстой государыню императрицу Екатерину Великую тоже не пощадил. Ее неуклюжий флирт с западными интеллектуалами он прокомментировал весьма язвительно:

Так что давайте лучше не будем обольщаться сомнительными талантами матушки императрицы, а обратимся к претензиям, которые ставят в строку Петру Федоровичу. Упрек номер первый звучит приблизительно следующим образом: выросший в Германии наследник ни в грош не ставил русские национальные интересы, за здорово живешь отдал Фридриху II Восточную Пруссию и вдобавок попытался втравить Россию в войну с Данией из-за своего родного Шлезвиг-Гольштейнского герцогства. Начнем с самого начала и разберемся первым делом в происхождении Петра Федоровича. Будущий российский император был внуком Петра I (сыном старшей сестры той самой царицы Елизаветы, которая веселье ценила превыше всего) и одновременно внуком сестры шведского короля Карла XII. Тем самым хозяин маленького герцогства мог сразу претендовать на два престола – шведский и российский. Поначалу чаша весов вроде бы склонялась в пользу Швеции, но бойкая Елисавет сумела переманить племянника в Петербург, где герцог Карл Петр Ульрих нечувствительно преобразился в великого князя Петра Федоровича и был вынужден изучать русский язык и долбить православный катехизис. В Россию он приехал 14-летним и довольно скоро был обвенчан с принцессой Софьей Августой Ангальт-Цербстской, будущей Екатериной II, происходившей из мелкого княжеского дома северо-западной Германии.