Читать онлайн «Мегабитовая бомба». Страница 7

Заклятие превидизма

Статья написана в июле 1996 г.

1

Я давно уже заметил, что степень точности выдумок в беллетристике может быть существенно независимой от точности предвидения вообще. Иначе говоря, удачные предсказания могут прятаться в неудачных с литературной точки зрения произведениях (et vice versa [И наоборот (лат.)]). Можно легко привести пару конкретных примеров. В «красной утопии», каковой является написанное мной «Магелланово облако», которое я, кстати, не разрешаю переиздавать ни в Польше, ни за ее границами (поскольку это «утопия коммунизма» [Станислав Лем все-таки разрешил переиздать «Магелланово облако», но только в России (1995, 1997 гг.), причем был наконец-то сделан полный перевод романа. А японцам, например, отказал, ибо (из интервью «Общей газете», номер от 20.01.2000 г.) «Япония не знала коммунистического режима, и если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду»]), можно найти по крайней мере два вида прогнозов, реализованных в последующие сорок лет. То, что сейчас называется data base и является основным информационным ресурсом, предназначенным для различных экспертов или «сетевиков» (я имею в виду Интернет), в «Магеллановом облаке» я назвал трионами. Это можно легко проверить, раскрыв книгу [См. врезку]. А так называемая видеопластика из «Облака» — это предвосхищение виртуальной реальности: мои астронавты, хоть и живут в замкнутом космическом корабле, могут испытывать ощущения, будто находятся в джунглях, на море и т. д. А в еще более соцреалистическом рассказе «Топольны и Чвартек» [1955 г., на русский язык не переводился], вышедшем в сборнике «Сезам» [Первое издание (в двух томах) увидело свет в 1968 г., впоследствии изменялось и дополнялось. В полном объеме на русском языке не издавалось.], полном и других столь же скверных новелл, из-за чего я не соглашаюсь переиздавать и их, говорится о сверхтяжелых элементах трансурановой группы, а также о методе, с помощью которого через нуклиды, более тяжелые, нежели уран и торий, но распадающиеся с огромной скоростью, то есть неустойчивые, можно «перескочить» к таким элементам, которые, будучи синтезированными, оказываются устойчивыми, поскольку их ядра не подвергаются самопроизвольному распаду: так вот, повторяю, рассказ убогий, но о таких элементах, как о цели ядерного синтеза, теперь уже говорят физики.

С такого рода прогнозами, которые иногда являются существенной частью фабульного скелета беллетристического повествования, я оказался в затруднительном положении, когда писал «Философию случайности»6, книгу о теории литературы. А трудно мне было прежде всего потому, что непонятно, стоит ли (а если стоит, то как) оценивать внехудожественные, а значит, и внелитературные достоинства удачных предвидений, размещенных в неудачном, а точнее, плохом произведении. Ведь если выдается просто «обычный прогноз», лишенный претензий, свойственных «художественной литературе», то при его оценке нет никаких препятствий и закавык: или футурологическая гипотеза оказывается точной (хотя бы наполовину), или же она попросту ничего не стоит. Однако неизвестно, является ли прогностический вклад в литературное произведение отдельной ценностью, совершенно или частично независимой от художественного качества, или же это вообще не так. Эту проблему можно, конечно, расширить таким образом: будем ли мы считать, что произведение (главным образом, SF) имеет прогностическую или познавательную (эпистемологическую) ценность, или нет. Здесь следует заметить (в некоторой степени отступив от темы и едва ли не с диверсионными целями), что точные науки довольно широким фронтом вошли нынче в такое фазовое пространство, что провозглашаемые в них новейшие гипотезы часто все меньше подвержены (или вообще не подвержены) экспериментальной проверке («CORROBORATION» в смысле Поппера [Карл Поппер (Karl Popper, 1902-94) — мыслитель-философ, занимался проблемами научного познания и методологии науки. Разработал концепцию корроборации (corroboration — подтверждение [англ.]) как метода рациональной оценки предпочтительности одной теории другой. Добавим, что в романе Станислава Лема «Осмотр на месте» главный герой Ийон Тихий при помощи компьютера с персонализирующей приставкой, благодаря которой различные личности экстрагировались из собраний их сочинений, во время космического полета проводил досуг в беседах с интересными ему людьми, в том числе и с Карлом Поппером.]), а потому как бы начинают приближаться к областям, до сих пор находившимся в компетенции исключительно SCIENCE FICTION. Не говорю, что это хорошо, и не утверждаю, что это плохо: и вообще это не я обнаружил данную тенденцию (в «Odra» я писал об этом [В №9/1996.], ссылаясь на американца Хогана (Hogan), одного из редакторов «Scientific American», журнала, который никогда никакой беллетристики, ни фантастической, ни нефантастической, не печатает). Это проблема одновременно имеет характер как познавательный, так и философский — из области философии науки или ненормативных эстетик. Пока что я попросту не знаю ответа на этот вопрос, ибо когда мы имеем дело с плохим произведением, содержащим исполнившуюся прогностическую начинку, это примерно то же самое, как если бы мы взяли в руки сгнивший фрукт, который нельзя употреблять в пищу, в то же время содержащий в себе косточку, в которой скрыто отборное зернышко.

2

Одна ученая дама, американская критикесса, в опубликованной рецензии на произведения Лема заметила сходство концепции, на которой основана книга лауреата Нобелевской премии Ж. Моно (J. Monod) «Hazard et necessitй» («Случай и необходимость»), и концепции, на которой основаны многие мои творения. Сочтя, однако, что все-таки нельзя сравнить Лема с французским лауреатом, дама поспешно добавила, что сходство в обоих случаях столь гомологически построенных конъектур (в некоторой степени на них и тут, и там опирается весь костяк современной теории естественной эволюции жизни на Земле, и немалый вклад в эти построения сделал также И. Пригожин) не может быть результатом акцидентального [От accidentis (лат.) — случайность] параллелизма в мышлении Моно и какого-то Лема. Ad hoc [Кстати (лат.)], затем она выдвинула дополнительное предположение, что Лем перед написанием своих книг (avant la lettre [До публикации (фр.)]) познакомился со статьями, публиковавшимися Моно во французской научной прессе, или же Лем был вдохновлен перепиской с самим Моно. Все это было бы для меня необычайной, а может, и чрезмерной честью: ничего я не читал ни в прессе, ни в письмах, а попросту измыслил то, что измыслил.

3

Я прекрасно понимаю, что моя меткость прогнозирования может и даже должна особенно нервировать или раздражать критиков из числа гуманитариев, коим обычно не хватает компетенции в конкретной области, доступного библиографического описания которой, когда публикуются мои вещи, вообще не существует в мире. Что же касается ученых, о них мне известно меньше, а потому я не буду пока забираться на их территорию. Во всяком случае, после фантоматики (virtual reality) и после Интернета появились первые, но все же реальные вестники совершенно особого явления, которое коротко и предварительно я назову эволюцией саморепродуцирующихся, чисто информационных (пока цифровых) внутрикомпьютерных систем, — или, говоря на современном сленге, в Cyberspace возникли программы, способные к репродуцированию, затем к самостоятельному размножению; следующий же этап, находящийся еще в зачаточном состоянии, это внутрикомпьютерная эволюция — не только и не столько цифровая имитация естественной биологической эволюции, сколько ее информационное развитие, возникающее в Cyberspace, причем неизвестно ни как оно возникает, ни куда идет. О том, что в моих книгах предвещало Интернет, можно было прочитать еще в первом «предисловии Голема» (опубликовано в сборнике «Мнимая величина» в 1973 году [Первое издание на русском языке — «Лем С., Голем XIV», в книге «Сборник научной фантастики. Выпуск 23». — М.: «Знание», 1980, с.132-187.]). На 108-й странице этого издания имеется фрагмент, который я процитирую дословно:

«До этих пор каждое следующее поколение компьютеров конструировалось реально; идея создания новых образцов с огромной — тысячекратно более высокой! — скоростью, хотя и была известна, не могла быть осуществлена; тогдашние компьютеры не обладали достаточной вместимостью, чтобы стать „матками“, или „искусственной средой“, эволюции Разума. Положение изменилось с появлением Федеральной информационной сети. Разработка следующих шестидесяти пяти поколений заняла всего десятилетие. Федеральная сеть… производила на свет один искусственный вид Разума за другим; это потомство ускоренного компьютерогенеза созревало в виде символов, то есть нематериальных структур, впечатанных в информационный субстрат, в „питательную среду“ Сети». Конец цитаты.