Читать онлайн «Похитители разума. Психохирургия и контроль над деятельностью мозга». Страница 1

В течение последних лет вниманию советского читателя был предложен ряд работ американских авторов, с различных сторон и в различных планах освещающих одну проблему — проблему кризиса буржуазной законности, проявляющегося прежде всего в крушении конституционных гарантий прав личности. И бурный рост преступности, порождающий страх и чувство незащищенности у миллионов рядовых американцев, и пороки системы уголовной юстиции, своим неправосудным острием обращенной против цветных и бедных, и бесчеловечная рутина тюрем и различного рода «реформаториев» получили достаточно полное и яркое освещение в работах Э. Шура, Р. Кларка, Дж. Митфорд и других авторов[1].

Самуэль Чавкин, издатель ряда медицинских журналов, посвятил свою книгу одной из наиболее изощренных и антигуманных форм нарушения элементарных прав человека — насильственному изменению его психики, сознания, индивидуальности.

В условиях современной Америки все острее встает проблема социальных последствий тех или иных научных открытий. Последние два десятилетия отмечены чрезвычайно интенсивным развитием нейробиологии, в рамках которой возникли и успешно развиваются принципиально новые направления, изучающие структуру и функции центральной нервной системы человека.

Результаты этих исследований, как имеющие подлинно научное значение, так и представляющие собой скоропалительные, необоснованные или явно сфальсифицированные «сенсации», таят опасность их антигуманного использования отнюдь не в целях излечения различных психических расстройств, а в качестве средства «модификации поведения», отклоняющегося от стандартов буржуазного общества.

И здесь необходимо отметить, с одной стороны, вовлечение огромного числа научно-исследовательских лабораторий и институтов в разработку медикаментозных, хирургических и иных средств воздействия на поведение людей, а с другой — пристальное внимание к этим исследованиям и их щедрое финансирование различного рода правительственными ведомствами (включая ЦРУ и Министерство обороны)[2].

Бурное развитие химии и фармакологии в течение последнего десятилетия обогатило медицину большим количеством новых активных лекарственных средств, воздействующих на психику человека и его поведение. Успехи нейрохирургии позволили проводить тонкие и сложные операции на мозге.

Все эти достижения научно-технического прогресса и естественное стремление ученых проникнуть в тайны деятельности мозга человека выдвинули ряд важных морально-этических и правовых проблем, характер решения которых определяется социально-политическими факторами, т. е. в конечном счете классовой структурой того или иного общества.

В нашей стране, как и в других социалистических странах, существует строгая государственная система учета и контроля выпуска и применения психотропных веществ (Препараты, влияющие на высшие отделы и функции центральной нервной системы, которые могут оказывать как успокаивающее, так и возбуждающее действие.— Прим. ред.). Еще в 50-х годах приказом министра здравоохранения СССР запрещены такие травмирующие и малоэффективные психохирургические методы, какими являются лоботомия (Операция на предлобных и лобных долях головного мозга. Подробнее см. гл. 2.— Прим. ред.) и лейкотомия (Рассечение белого вещества головного мозга с целью оперативного доступа к очагам патологических процессов, расположенным в глубоких отделах мозгового вещества.— Прим. ред.). Все эти меры преследуют лишь одну цель — надежно защитить здоровье людей от недостаточно проверенных или опасных средств лечения. Само собой разумеется, если применение того или иного препарата либо хирургическое вмешательство (например, удаление опухоли) действительно необходимы для борьбы с заболеванием, то его допустимость не вызывает сомнений и никаких препятствий к этому не возникает.

В капиталистических странах, и прежде всего в США, мы сталкиваемся с принципиально иным решением этой проблемы, которое отражает более или менее замаскированное стремление правящих кругов пополнить арсенал средств классового подавления различными неправовыми формами насилия и произвола.

Объективными предпосылками возникновения и реализации такого стремления служат несколько моментов. Методологическая порочность буржуазных общественных наук порождает попытки отыскать причины некоторых социальных явлений в биологических или иных качествах самого индивида. В результате таких попыток возникла, в частности, психиатрическая теория причин преступности[3], которая объясняет совершение преступлений теми или иными психическими аномалиями. В книге С. Чавкина приводится достаточно типичная аргументация сторонников этой теории профессоров Гарвардского университета Суита, Марка и Эрвина. В одной из своих совместных работ они пишут: «То, что бедность, безработица, трущобы и низкий уровень образования лежат в основе бунтов в городах США, общеизвестно. Однако очевидность этих причин, возможно, заслонила от нас менее заметные причины, включая аномалии в функционировании головного мозга у бунтовщиков, совершающих поджоги, акты насилия и убийства. Показательно, что лишь небольшая часть из нескольких миллионов жителей трущоб принимает участие в бунтах и лишь незначительная часть из них совершает поджоги, акты насилия и убийства... Может быть, есть нечто такое, что отличает наиболее агрессивных жителей трущоб от их мирно настроенных соседей?». Это «нечто», по мнению авторов, не что иное, как психические аномалии, и, следовательно, «насилие является результатом психических заболеваний».

Некоторые видные буржуазные ученые, в том числе и известный нейрохирург Дельгадо, пытаются объяснить и более глобальные социальные явления тем, что у отдельных индивидов возникают дисфункции в деятельности мозга. «Дельгадо пытается убедить нас,— пишет С. Чавкин,— что первопричиной классовых битв, атомного соперничества и других бед, переживаемых человечеством, являются не социальные и политические противоречия внутри нации и между нациями, а нарушения в связях между миллиардами нейронов, из которых состоит мозг человека».

Научная несостоятельность объяснения социальных явлений психическими расстройствами достаточно очевидна. Не вдаваясь в более глубокий анализ подобного рода рассуждений, отметим и их явную нелогичность. Если из числа жителей гетто лишь немногие совершают правонарушения, то ведь и из общего количества лиц, страдающих теми или иными психическими расстройствами, только небольшому проценту свойственно поведение, опасное для общества. Кроме того, если связь состояния преступности с факторами социального порядка была прослежена (хотя и не объяснена) еще А. Кетле[4] в первой половине XIX века, то связь между ростом преступности и динамикой психических расстройств никогда не подвергалась анализу сторонниками психиатрических концепций в криминологии. И это неудивительно. Признавая на словах  влияние социальных факторов на преступность, авторы такого рода концепций концентрируют свое внимание на отдельном преступнике, оставляя в стороне закономерности изменения преступности как массового, социального явления.

Еще в 1914 г. Уильям Хили сформулировал кредо исследователей, стоящих на позициях идеалистического истолкования причин преступности в своем утверждении о том, что «динамичным центром всей проблемы преступности всегда будет индивидуальный правонарушитель»[5]. Именно это положение наиболее ярко отражает коренной методологический порок биологических, психиатрических и т. п. теорий причин преступности, игнорирующих ее социальную обусловленность и переносящих центр тяжести предлагаемых средств борьбы с нею на «исправление», «излечение», «обезвреживание» отдельного индивида.

Более 40 лет тому назад эта мысль была с полной откровенностью сформулирована американским криминологом Эрнестом Хутоном в его книге «Американский преступник»: «Устранение преступности может быть достигнуто только путем искоренения физически, психически или морально неприспособленных индивидов или путем их полного отделения и помещения в социально здоровую («асептическую») среду»[6].

Практической реализацией такого рода теоретических постулатов явилось, в частности, принятие законов о принудительной стерилизации «психически неполноценных» лиц. С. Чавкин подчеркивает логическую связь «социобиологии» с такого рода антигуманными мерами.

Слишком явное созвучие подобных идей расовой теории фашизма, получившей свое практическое воплощение в массовом истреблении людей, потребовало смягчения формы выражения, но отнюдь не изменило их существа. С. Чавкин недаром не раз напоминает теоретикам и практикам «модификации поведения» о поразительном сходстве «научных» основ их экспериментов с опытами над людьми, которые ставились в гитлеровских концлагерях. Однако опровергнутые учеными, заклейменные приговором Нюрнбергского трибунала, противоречащие элементарным принципам гуманности идеи, обосновывающие необходимость разрушения индивидуальности ради «избавления общества» от нежелательных видов поведения, не только не уходят в прошлое, но распространяются все шире. «В настоящее время, — пишет С. Чавкин,— все более широкое распространение получает «научная» теория, возлагающая ответственность за некоторые актуальнейшие проблемы сегодняшнего дня (такие, например, как бурный рост насилия) на отдельных индивидов, чье не поддающееся контролю поведение объясняется либо причинами генетического порядка, либо дефектами нервной системы. Эти люди, как утверждают приверженцы такой теории, либо являются жертвами плохой наследственности, либо страдают тем или иным заболеванием мозга, либо имеют лишнюю хромосому, либо подвержены воздействию всех трех факторов одновременно».