Читать онлайн «Политические тезисы». Страница 13

4. Политический строй России.- монархия – так, как он складывался в веках, не есть чье бы то ни было изобретение или результат чьего бы то ни было насилия – это есть результат вековой работы религиозно-национального инстинкта.

5. Этот политический строй с той степенью точности, которая вообще возможна в земных делах, – отражал идею свободного, не обусловленного насилием, добровольного подчинения свободного человеческого духа высшим ценностям. Поэтому православная монархия оказалась организованной не по принципу конституционной сделки, выраженной в "великой хартии вольностей", и не по принципу вооруженного насилия, выраженного в законе "крови и железа", – а по закону Христа. Этому закону были одинаково подчинены и Царь, и Мужик. Оба, безо всяких конституций, шли к одной и той же цели – и шли одинаковыми путями, и прошли через одну и ту же Голгофу.

6. Мы отдаем себе совершенно ясный отчет в том, что восстановление и очищение этих глубинных истоков религиозно-национальной жизни не может быть достигнуто ни прокламациями, ни даже программами. Антихристовы наследия и дворянского и большевицкого крепостного права потребуют многолетней работы гениев и чиновников, воинов и проповедников, поэтов и изобретателей. Но мы первые вступаем на путь сознательного и продуманного возрождения нашей исконной религиозной, национальной и государственной мощи.

7. Именно поэтому для нас принципиально неприемлемы ни кровавый и насильнический религиозный опыт Западной Европы, ни также опыт ее государственно-строительной истории. Наша религиозная жизнь, как и наша государственная жизнь, – при всех их грехах, – были и останутся впредь – самыми совершенными на земле формами религиозной и государственной жизни. Мы не смущаемся ни Ярославскими-Губельманами с их "Безбожником", ни наследниками Ленина с их коминтерном: все это пройдет.

Россия грешна, и Россия больна. Болезнь приходит к самым сильным мужам и грех приходит к самым святым людям. Пытаясь излечить русскую болезнь всеми доступными нам средствами, мы достаточно культурны, чтобы знать: всякая болезнь есть неизбежное последствие предыдущих прегрешений против здоровья.

8. Наши протесты против попыток напялить на русскую спину пиджак с чужого плеча имеют глубочайший религиозно-национальный смысл: они не продиктованы "полемикой".

Мы считаем, что даже и те методы национально-государственного строительства, которые в других моральных условиях и у по-иному одаренных народов дают современные успехи, – будучи применены к нашим моральным условиям и к по-русски одаренному русскому народу – дадут результаты катастрофические. Мы считаем, что всякие попытки навязать русской истории нерусские государственные системы, вызванные к жизни задачами внешней торговли и задачами внешней политики (на противоположных полюсах – Англия и Германия), являются новыми попытками замутить и отравить истоки русского религиозно-национального и государственно-творческого инстинкта и сознания. С этими попытками мы боролись, боремся и будем бороться, откуда бы они ни исходили. Россия – сама по себе. Ничего доброго от заграничных идейных импортеров мы до сих пор не видали – и не увидим.

9. Основной грех, который России предстоит преодолеть, – это грех крепостнического наследия и, как его последствие, грех марксистского наследия.

Мы никак не отталкиваем живых людей, не по своей вине попавших в дворянство, как не отталкиваем живых русских людей, не по своей вине попавших в марксизм. Но мы с одинаковой беспощадностью относимся как к преступлению крепостничества, так и к преступлению марксизма. Мы не верим в эволюцию советской власти, ибо все, что оттуда произойдет, – произойдет из принципиально зараженного источника. И те люди, которые родятся для политической жизни из "советской эволюции", будут неизбежно носить на челе своем каиново пятно марксизма, хотя бы и прикрытое эволюцией, национализацией и великодержавностью. Нам нужна великодержавность духовной свободы, а не великодержавность универсального рабства. 10. Мы также не верим в эволюцию русского Кобленца – верхов русской эмиграции.

Ибо если крепостничество есть грех – то и вся психология и все мировоззрение, возникшее на почве насилия, грабежа и греха, – есть психология религиозно-греховная и национально-преступная, – по ведению или неведению – это более или менее безразлично. 11. Мы – тонкая, но неразрывная нить между необратимым прошлым России и ее неизбежным будущим. Мы – напоминание о великом прошлом и призыв к еще более великому будущему. Наше прошлое – в православном приятии Бога и Мира, и наше будущее – только в том же приятии. Мы не ищем ни союзов, ни соглашений. Мы требуем безусловного подчинения той идее Православия и России, которой и до нас подчинялись поколения и поколения русских людей, создавших самое великое и самое справедливое государство мира. 12. Если мы признаем, что исконной самодовлеющей (онтологической) сущностью национальной идеи России является идея православия, то с совершенно неизбежной логической последовательностью мы должны будем признать, что уроки какой бы то ни было иной государственности, возникшей на какой бы то ни было религиозной системе, для нас непригодны и для нас неприемлемы. Политические заимствования из Америки или Германии будут такой же политической ересью, какой являются религиозные заимствования от Ватикана или от Лютера (уния и секты). Эти попытки под внешне соблазнительными лозунгами протаскивают в русское национальное сознание такие же чужеродные элементы, какие протащили шляхетство, масонство, либерализм, иезуитизм и марксизм. С той только разницей, что результаты нынешних, даже самых благонамеренных, попыток нам угрожают только еще в будущем. 13. Мы являемся ортодоксальными (православными) православными и поэтому ортодоксальными (православными) националистами. Догматы русского национализма для нас также непреложны и непререкаемы, как и догматы православия. 14. Один из самых глубоких и самых симптоматичных догматов православия заключается в том, что никакое таинство не может передать своей благодати без добровольного и сознательного приятия его. Следовательно, таинство, переданное автоматическим или насильственным путем, не имеет никакого значения. Это есть принципиальный отказ от автоматизма и от насилия, а также принципиальное признание свободы человеческого духа, долженствующего сделать свой свободный выбор между добром и злом. Поэтому православие не "понуждает" прийти к Богу, как католицизм, и не торгуется с Богом, как Протестантизм. Отсюда и идет совершенно иная, чем на Западе, тенденция национального и государственного развития России:

"Единство, говорит оракул наших дней,

Быть может спаяно железом лишь и кровью, А мы попробуем спаять его любовью И там посмотрим, что прочней".

Национальное единство страны не трудно удержать в дни счастья и успехов. Наше удержалось в дни величайших страданий и величайшего унижения. 15. С этой, православной, точки зрения мы рассматриваем и жгучий ныне вопрос о тоталитарности, соблазняющий русских "малых сих". Вот наша точка зрения: а) Тоталитарность есть свойство, имманентно присущее каждому суверенному государству. То есть, каждое суверенное государство принципиально имеет право на жизнь, собственность и действия всех составляющих его граждан. б) Вопрос о практическом приложении этого принципиального права есть вопрос не идея, а практике. Русское государство в среднем выводе из истории веков было наиболее тоталитарным государством мира – только это само собой разумелось:

Самодержец Всероссийский и "Державный Хозяин Земли кой". В эпохи величайших напряжений (Отечественная война) все было построено на подчинении всех и всего одной задаче. Александр Первый и толстовский Ферапонт делали одно и то же дело, ибо это дело было делом для всех русских людей само собою разумеющимся. в) Самые демократические и "свободолюбивые" нации мира в минуты политической необходимости прибегают к самому крайнему тоталитаризму. Так, в Англии в 1940 году правительству предоставлена бесконтрольная власть над жизнью и собственностью всякого гражданина – до членов династии включительно (ссылка герцога Виндзорского). г) Современные тоталитарные государства строят свою организацию для решения жизненно необходимых внешнеполитических задач. Так, Япония перешла к тоталитарному режиму только на четвертый год затянувшейся сверх всякого ожидания китайской войны. д) Для России границы "личной свободы" и тоталитарного государственного принуждения будут решаться не в зависимости от "принципа", который нам понятнее, чем кому бы то ни было иному, ибо на тоталитарности самодержавия мы воспитывались тысячу лет, – а только и исключительно в зависимости: а) от технической необходимости и б) от технической возможности. Так, в первые же годы бытия новой России нам будет технически необходим и технически возможен тоталитарный режим в отношении всех иностранных дел, связей и влияний, в том числе, следовательно, и тоталитарный режим по адресу попыток навязать нам чужую идеологию. Будет также технически неизбежным и технически возможным тоталитарный режим в области местной торговли во всех ее вариантах. Будет технически нежелательным, а также и технически невозможным тоталитарный режим в области народного хозяйства, взятого в целом. Целесообразным и возможным будет только контроль над группой предприятий ведущей промышленности – как тяжелой, так, в особенности, легкой.