Читать онлайн «После империи. Pax Americana – начало конца». Страница 33

Необходимое для внутреннего равновесия российского общества возвращение государства к активной роли в экономике имеет два последствия в международном плане. Россия может вновь вести себя как надежный финансовый партнер, поскольку она без особых проблем обеспечивает погашение своего внешнего долга. Более того, столкнувшись с непредсказуемым и агрессивным поведением США, она смогла начать восстановление минимального военного потенциала: в 1998 году расходы на оборону составляли только 1,7% ВНП, но к 1999 году они возросли до 2,4% ВНП, а к 2000 году — до 2,7%. Конечно, было бы рискованным утверждать, что Россия решила все свои проблемы или даже только наиболее важные из них. Но очевидно, что эра Путина — это эра стабилизации общественной жизни России и начала решения ее экономических проблем.

Жестокая и бестолковая попытка либерализации экономики в 1990-1997 годах, проводившаяся с помощью американских советников, привела страну к краху. В этом плане мы можем согласиться с диагнозом Гилпина, который полагает, что сокращение роли государства в экономике в значительной степени стало причиной общественной и экономической анархии в России в переходный период (Gilpin J. Op. cit. — P. 333-339). КНР избежала подобного катастрофического положения, сохранив авторитарное государство и поставив его в центр процесса либерализации экономики.

Вопрос экономического роста — не единственный вопрос, который влияет на будущее России. Другая главная неизвестная величина — это судьба политической системы, в отношении которой пока нельзя утверждать, что она будет демократической и либеральной. Западные средства массовой информации, как аудиовизуальные, так и печатные, день за днем твердят нам, что в стране Владимира Путина прессу ставят под контроль государства. Телевизионные каналы, газеты в России, по их утверждению, приводятся к повиновению, хотя западные СМИ все-таки иногда признают, что речь идет о том, чтобы сломить могущество олигархов, сформировавшихся в условиях псевдолиберальной анархии 1990— 2000 годов, а не о том, чтобы уничтожить свободу информации. В конце концов, еще совсем недавно во Франции государство обладало монополией на телевещание, которая оспаривалась и была ликвидирована. Однако ни один здравомыслящий человек не охарактеризовал бы Францию времен де Голля как страну, идущую к тоталитаризму.

В России есть президент, сильный, избранный в результате всеобщих выборов, есть парламент, менее сильный, но тоже избранный в результате всеобщего голосования. Существуют также несколько политических партий, финансируемых скорее государством, как и во Франции, чем крупнейшими компаниями, как в Америке. Можно выделить три ведущие силы: коммунистическую партию, правящий центр и либеральные правые силы. Подобно японской демократии, демократия в России не приняла форму политической системы чередования правящих партий, как в англосаксонских странах или во Франции. Если эта система стабилизируется, мы сможем сказать, что она представляет собой возможную форму адаптации демократии к антропологическим традициям общины.

Российская демократия, конечно, сейчас находится в той фазе, кода она ставится под контроль центрального государства, фазе, необходимой после анархии 1990-2000 годов. Правительство Путина ведет в Чечне, на границах Российской Федерации, грязную войну, методы которой можно осуждать. Но необходимо также признать, учитывая наличие многочисленных национальных меньшинств на всем пространстве Российской Федерации, что запретить российскому государству привести к повиновению Чечню — означает требовать окончательного распада России. Активная деятельность ЦРУ на Кавказе в течение последних 10 лет, размещение американских военных советников в Грузии придают конфликту в Чечне международные масштабы. Там происходит столкновение России и Америки, и обе державы должны будут в равной степени разделить моральную ответственность за человеческие жертвы.

Если мы хотим судить Россию, мы должны рассматривать проблемы в более широкой перспективе, избегая исторической близорукости повседневных комментариев. Мы должны в целом оценить то, чего достигла Россия за 10 лет ценой огромных экономических и социальных потерь.

Она сама ликвидировала самый совершенный тоталитарный режим, который когда-либо существовал в истории человечества. Она, не прибегая к насилию, согласилась с тем, что станут независимыми сначала ее сателлиты в Восточной Европе, а затем и страны Прибалтики, а также республики Кавказа и Центральной Азии. Она смирилась с расщеплением чисто русского ядра СССР — с отделением Белоруссии и Украины. Она согласилась с тем, что наличие огромных по численности русских национальных меньшинств в большей части этих новых государств не может служить препятствием для их независимости. Ничего не следует идеализировать. Можно подчеркнуть, что у России просто не было выбора и что сохранение за ее рубежами этих этнических русских меньшинств является залогом силы в будущем. Если это так, то можно только восхищаться мудростью и мастерством российских руководителей, которые предпочли отдаленное будущее легкости немедленного и бесполезного насильственного вмешательства.

Бывшая еще 10 лет назад великой державой, Россия согласилась на мирное отступление, от которого отказалась Сербия Милошевича. Сделав это, Россия продемонстрировала, что она является великой страной, расчетливой и ответственной; и в один прекрасный день нам придется признать, несмотря на все ужасы сталинизма, ее позитивный вклад во всемирную историю, включая одну из самых великих литератур универсального значения с такими писателями, как Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, Тургенев и другие. Осуждением коммунистического прошлого не может ограничиваться исчерпывающее рассмотрение российской истории.

Для того чтобы вполне оценить, что позитивного может дать Россия современному миру, мы должны, прежде всего, понять, почему она оказывала столь сильное влияние на весь мир в прошлом. Изобретенная ею коммунистическая доктрина и практика порабощения соблазнила за пределами русской империи рабочих, крестьян, профессоров, сделала ее олицетворением стремлений к коммунизму в общепланетарных масштабах. Успех коммунизма объясняется, главным образом, существованием в значительной части мира, преимущественно в центральной части Евразии, эгалитарных и авторитарных семейных структур, что предопределило восприятие коммунистической идеологии как естественной и правильной. России удалось на какой-то период организовать эти силы в общемировом масштабе, стать центром идеологической империи. Почему это произошло?

России свойственен универсалистский характер. Равенство лежало в основе семейной структуры русского крестьянства, оно было закреплено равным, абсолютно симметричным правом наследования. При Петре Великом и русские дворяне также отказались от права майората, правила перехода наследства преимущественно к старшему сыну, в ущерб остальным детям. Подобно только что освоившим грамоту французским крестьянам эпохи Французской революции, начавшие осваивать грамоту русские крестьяне XX пека спонтанно рассматривали всех людей как априори равных. Коммунизм утвердился в качестве всеобщей доктрины, предложенной всему миру — к несчастью для последнего, как приходится признать. Этот универсалистский подход позволил трансформировать Российскую Империю в Советский Союз. Большевизм апеллировал к правящим кругам национальных меньшинств империи: прибалтам, евреям, грузинам, армянам. Как и Франция, Россия привлекала своей способностью считать всех людей равными.

Коммунизм рухнул. Антропологический фон бывшего советского пространства трансформируется, но медленно. Новая российская демократия, если она будет успешной, сохранит определенную специфику, которую мы должны представлять себе, если хотим предугадать ее будущее поведение на международной арене. Либерализированная российская экономика никогда не станет индивидуалистическим капитализмом англосаксонского типа. Она сохранит черты общинного характера, создав горизонтальные формы ассоциаций, которые пока еще слишком рано определять. Политическая система, очевидно, не будет функционировать по образцу американской или английской модели двухпартийной системы. Тому, кто хочет поразмыслить о будущих очертаниях России, интересно было бы, прежде всего, прочитать классическую работу Анатоля Леруа-Болье «Царская империя и русские», впервые опубликованную в окончательной редакции в 1897-1898 годах (Leroy-Beauleu A. L'empire des tsars et les Russes. — P.: Robert Laffont, 1990) и недавно переизданную. Там он найдет исчерпывающее описание поведения и институтов, основанных на общинном восприятии, сделанное за 20-40 лет до триумфа коммунизма. У России сохранится универсалистский подход к международной политике, с рефлексами, инстинктивными реакциями, близкими к поведению Франции, когда последняя, например, раздражает Соединенные Штаты своим «эгалитарным» подходом к израильско-палестинской проблеме. Русским, в противоположность американцам, не свойственен подход, априори отделяющий полноправные нации от прочих: индейцев, негров или арабов. Кстати, с XVII века, с начала завоевания Сибири, они не истребляли своих «индейцев» — башкир, остяков, марийцев, самоедов, бурятов, тунгусов, якутов, юкагиров и чукчей, сохранением которых и объясняется современная сложная структура Российской Федерации.