Читать онлайн «После империи. Pax Americana – начало конца». Страница 21

Однако извлекаемые сегодня доходы слишком велики. Мы видели выше фантастический рост той части американского национального дохода, которая присваивается 20% или даже 5% самых богатых людей. В меньшей мере этот феномен присущ и всем другим странам экономически глобализированного мира. Что же делать с неиспользованным доходом, как его сохранить? Или, если говорить не об опасениях, а о чаяниях богатых, — как его заставить плодоносить, самовоспроизводиться и самовозрастать? Помещение капитала в дело является необходимостью. Существование надежного института кристаллизации прибыли является для капитализма онтологической потребностью. Было государство-заемщик, роль которого прекрасно вскрыта Марксом: для буржуазии государственная рента сразу стала инструментом обеспечения финансовой надежности. И потом есть биржа, куда стекаются доходы от прибыли. В контексте мирового капитализма, вернувшегося в течение нескольких лет к дикому состоянию, страна-лидер поглощения финансовых средств, центральное государство новой экономической системы, изначально имела своего рода сравнительное преимущество в поглощении в целях сохранения и обеспечения надежности возросшей в несколько раз мировой прибыли. У Америки были все козыри: соответствующая идеология, самая мощная военная машина, самая высокая начальная биржевая капитализация. За исключением Японии, биржевая капитализация во всех западных странах в 1990 году представлялась крохотной по сравнению с Соединенными Штатами. Япония, экономическая система которой остается защищенной системой национального типа, а язык служит своего рода залогом непрозрачности, не могла быть серьезным соперником.

Вначале Соединенные Штаты, будучи валютным и военным лидером, предоставляли максимальные условия надежности. Уолл-стрит, биржевые индикаторы которой, похоже, отныне управляют биржевыми показателями всей планеты (вчера в сторону повышения, сегодня — понижения) стала главным конечным пунктом всего механизма: в 1990 году капитализация в Соединенных Штатах составляла 3059 млрд., а в 1998 году — 13 451 млрд. долларов. Но все это имеет мало общего с понятием экономической эффективности производства в физическом, реальном смысле, даже если образ «новых технологий» является заслуживающим внимания мифическим элементом процесса.

Увеличение биржевой капитализации, несоизмеримое с реальным ростом американской реальной экономики, в действительности представляет собой своего рода инфляцию для богатых. Получение прибыли расширяет доходы, которые инвестируются на бирже, где относительная редкость продаваемых «товаров», акций, влечет за собой повышение их номинальной стоимости.

Эксплуатация трудящихся классов развитого мира и сверхэксплуатация развивающихся стран не представляли бы собой непреодолимое препятствие для достижения равновесия глобализированного общества, если бы это было выгодно для правящих классов всех стран планеты и особенно европейских и японского протекторатов. Растущая уязвимость американской гегемонии проистекает частично из того, что регулирующие механизмы становятся угрожающими для привилегированных классов подвластной периферии, идет ли речь о европейских и японских имущих классах или о новой буржуазии развивающихся стран. Теперь нам предстоит отследить дальнейшую судьбу прибыли, что вынудит нас пойти дальше морального осуждения ее извлечения и рассмотреть вопрос о ее исчезновении.

Биржевая капитализация (в млрд. долларов)

Если мы отвлечемся от общей абстрактной модели и терминов «капитализм», «прибыль», «богачи», «биржа» и т. д. и впишем эти понятия в реальности мира, то нам придется просто сказать, что значительная часть получаемых в мире прибылей направляется в американскую биржевую систему. Я не претендую на то, чтобы единолично воссоздать во всей цельности механизмы перераспределения в Соединенных Штатах поступающих в эту страну из всех государств мира доходов, Слишком много финансовых и идеологических иллюзий превращают систему в царство кривых зеркал: от использования бесчисленной домашней прислуги в лице адвокатов и бухгалтеров обладателями капитала до задолженности средних семей и проводимых Уолл-стрит постоянных чисток. Не забудем и следующие одно за другим снижения учетных ставок с прицелом на нулевой процент, что в спекулятивной экономике равноценно безвозмездной раздаче денег. Но если мы признаем, что американская экономика в своей физической реальности производит мало, о чем свидетельствует растущий и массированный импорт потребительских товаров, то нам следует согласиться с тем, что биржевая капитализация является фиктивной массой и что деньги, направляемые в Соединенные Штаты, буквально вступают в царство миражей.

Таинственными путями деньги, рассматриваемые привилегированными слоями периферии как капитальные вложения, превращаются для американцев в денежные знаки, используемые для закупок по всему миру товаров повседневного потребления. Капитальные инвестиции должны, таким образом, тем или иным способом испариться. Экономическая наука должна бы размышлять, анализировать, предвидеть. Падение биржевых показателей, исчезновение «Энрона», крах аудиторской компании «Андерсен» обозначают ей для этого пути и гипотезы. Каждое американское банкротство — это для европейских и японских банков превращение в пар их активов. И мы, во Франции, знаем по собственному опыту, что, как об этом свидетельствует и скандал с «Креди Лионнэ», и американофильская мегаломания Жана-Мари Месье, массированные капиталовложения в Соединенные Штаты, — это предвестник наступающей катастрофы. Мы еще не знаем, как и какими темпами европейские, японские и другие инвесторы будут общипаны, но они будут общипаны, как куры. Наиболее вероятный вариант — невиданная биржевая паника с последующим крушением доллара. И такая последовательность событий может иметь своим следствием и конец самого «имперского» статуса Соединенных Штатов. Мы пока не знаем, является ли наметившееся в начале апреля 2002 года, после скандального дела «Энрона-Андерсена», снижение курса доллара лишь случайным для системы или началом ее конца. Никто об этом не помышляет, и никто к этому не стремится. Крушение механизма будет настолько же неожиданным, насколько удивительным было его появление.

В увеличении с 1995 по 2000 год доходов бедных и средних классов и привилегированных слоев моралист может увидеть подтверждение своего предположения, что в конечном счете американский плебс завладеет частью поступающей со всего мира, и в частности из Европы, прибыли. В основе своей это возврат фундаменталистского характера к Джесси Джеймсу (Знаменитый на американском Западе в 1860-1880 годах преступник, который вместе со своим братом возглавлял банду, грабившую банки и поезда): грабить богатых, чтобы отдать бедным, но своим бедным. И разве такой механизм не демонстрирует нам схожесть имперского могущества Соединенных Штатов с могуществом Рима?

Но Америка не обладает военным могуществом Рима. Ее властвование над миром не может обойтись без согласия выплачивающих дань правящих классов периферии. За пределом определенного уровня взимаемой дани и определенного уровня финансовой ненадежности присоединение к империи может стать для них неразумным выбором.

Наша добровольная услужливость может сохраняться при условии, если Соединенные Штаты обращаются с нами по справедливости, если они все больше и больше воспринимают нас как членов центрального властвующего общества. В этом заключается сам принцип имперской динамики. Они должны убедить нас своим универсализмом как на словах, так и на деле в том, что «мы все — американцы». Но вместо того чтобы быть все большими американцами, мы все больше становимся подданными второй категории, потому что отказ от принципа универсализма является, к сожалению всего мира, центральной идеологической тенденцией развития современной Америки.

Одной из основных опор империй, обусловливающих одновременно и их динамизм, и стабильность, является универсализм, то есть способность относиться на равноправной основе ко всем людям и народам. Он делает возможным постоянное расширение границ системы власти на основе интеграции в центральное ядро завоеванных народов и людей. Изначальная этническая основа оказывается превзойденной. Граница людской группы, которая идентифицируется с системой, беспрерывно расширяется, поскольку принадлежность к этой группе позволяет подвластным стать властвующими. В умах покоренных пародов начальное насилие победителей превращается в великодушие.

Успех Рима, крушение Афин, как мы это видели выше, объясняются не столько различием военных возможностей, сколько постепенным расширением прав на обретение римского гражданства и все большим сужением возможностей получить афинское. Афинский народ оставался этнической группой на кровной основе. С 451 года до нашей эры для получения афинского гражданства требовалось, чтобы оба родителя были афинянами. Римский народ, который вначале нисколько не уступал афинскому в том, что касается этнического самосознания, постепенно расширялся за счет включения в свой состав всего населения Лация, затем всей Италии и, наконец, народов всего Средиземноморского бассейна. В 212 году нашей эры эдикт Каракаллы предоставил римское гражданство всем свободным жителям империи. Провинции дали Риму большинство его императоров. Можно было бы привести другие примеры универсалистских систем, оказавшихся способными умножить свой военный потенциал благодаря отношениям с людьми и народами на основе равноправия: Китай, который и сегодня объединяет невиданную в истории массу людей под единой государственной властью; первая арабская империя, молниеносное расширение которой объясняется в равной мере как крайним эгалитаризмом ислама, военной мощью завоевателей, так и упадком Римской и Парфянской империй. В современной истории советская империя, развалившаяся в результате слабости своей экономики, опиралась на принципы равноправия в отношениях с народами, что скорее является характерной чертой русского народа, чем проявлением коммунистической идеологической надстройки. Франция до относительного демографического спада была по европейским масштабам империей и функционировала по законам универсалистского кодекса. В числе недавних крушений империй можно напомнить и крах нацизма, радикальный этноцентризм которого не допускал, чтобы изначальная мощь Германии увеличивалась за счет интегрирования покоренных народов. Сравнительный анализ свидетельствует, что способность народа-завоевателя относиться на основах равноправия к покоренным народам не является результатом воздействия внешних факторов, а заложена в своего рода изначальном антропологическом коде. Это a priori культуры. Народы, семейная структура которых, рассматривающая братьев как равных, эгалитарна, — например, в Риме, Китае, арабском мире, России, в Парижском бассейне Франции — склоняются к восприятию других людей и народов как себе равных. И предрасположенность к интеграции других является результатом этого эгалитарного a priori, А народы, изначальная семейная структура которых не включает полного равноправия между братьями, как, например, в Афинах и — еще более яркий пример — в Германии, не могут воспринимать в качестве равных других людей и другие народы. Военные завоевания ведут, скорее, к усилению собственного этнического «я» завоевателя. Они порождают в большей мере фрагментарное, чем цельное видение человечества и скорее дифференциалистское, чем универсалистское поведение. Англосаксов трудно разместить на оси днфференциализм-универсализм. Англичане — откровенные дифференциалисты. Им удавалось из века в век сохранять гэльскую и шотландскую идентичность. Британская империя, созданная на заморских территориях благодаря подавляющему технологическому преимуществу, просуществовала недолго. Она не пыталась ни в какой мере интегрировать завоеванные народы. Косвенное управление, indirect rule, не ставившее под угрозу существование местных обычаев, стало профессией англичан. Осуществленная ими деколонизация была относительно безболезненной, шедевром прагматизма, поскольку перед ними никогда не вставал вопрос о превращении индусов, африканцев или малайцев в британцев стандартного формата. Французам же, многие из которых мечтали превратить в обычных французов вьетнамцев и алжирцев, было значительно труднее отказаться от имперского прошлого. Увлеченные своим скрытым универсализмом, они вступили на путь защиты империи, что принесло им целую серию военных и политических поражений.