Читать онлайн «Молох (сборник)». Страница 144

В настоящее время, на пороге все более дерзкой деятельности генной инженерии, мы допускаем такое ее тотальное распространение, которое может привести к созданию ксеногибридных видов растений и животных, к наделению растительных культур свойствами, которых в природе не существует (например, сопротивляемостью различным паразитам), и такого рода шаги, которые, впрочем, уже делаются на вегетарианских рынках съедобных растений, вызывают много споров или просто опасений. Тем больше страхов должен, разумеется, вызывать призрак клонирования животных, и, в конце концов, человека, коим нас пытаются одурманить «клонофилы». Я намерен выйти за сферы панклонирования по нескольким причинам. Только практика может показать, окажутся ли вредными для людей вводимые в растения чуждые им до сих пор гены и каким образом. Это во-первых. Во-вторых, раскодирование и распознавание человеческого генома неизбежно послужит началом для открытия его созидательных возможностей, а также того, какие гены или же их конфигурации в человеческом геноме несут информацию, обуславливающую возникновение у человеческих индивидов разнообразнейших отклонений от видовой нормы, вызывающих так называемые наследственные болезни, какие гены определяют статистически определенную продолжительность индивидуальной жизни и, наконец, какие гены являются летальными. Учитывая так называемый плеетропизм генов или запутывающую как изучение, так и терапию способность этого самого гена или этой самой группы генов к обуславливанию различных и вместе с тем очень разных черт организма, мы не можем сегодня каким-либо способом произвести удаление из человеческого генома всех тех генов, фенотипная экспрессия которых оказывает какое-либо негативное воздействие на индивидуальное существование, как соматическое, так и психическое.

Возвращаясь к книге Дайсона, надо коротко сказать, что жизнь всегда сложна, простых биологических форм просто нет. Простейший псевдоорганизм — это бактерийный фаг или паразит бактерии, который, по мнению одних исследователей, является живым организмом, а по мнению других — действует только как яд, поскольку лишь только проникнув в бактерийную клетку и захватив власть над ее обменом веществ, так «переставляет стрелки», что бактерия образует следующее поколение фагов, а сама погибает. Эксперименты показали, что некоторую суверенность фагу обеспечивает его белковая оболочка. Ее можно удалить и тем самым так упростить паразитический механизм, что внутрь бактерии попадет только «паразитный рулевой» — репликаза. Как показывает опыт, репликаза, в свою очередь, подвержена мутации, в результате чего ее можно «сократить» до еще более простой формы, которая или начнет подвергаться следующим мутациям, то есть будет продолжать существовать, или просто распадется. Однако что касается хозяина фага — бактерии, мы всегда имеем дело с большим количеством синхронных процессов обмена веществ, которые действительно могут приобретать разнообразнейшие формы, тем самым демонстрируя способность к многовидовому разделению микробов, но жизненные процессы уже не поддаются сокращению до функций более простых, чем бактерийные.

Сейчас мы должны осмыслить путь, ведущий от прокариот к эукариотам, а затем — к многоклеточным, составляющим необычайно разнообразные благодаря мутациям разветвления. На диаграммах, изображающих такие разветвления, все млекопитающие вместе с человеком представляют одну из тысячи возможных ветвей. Только имея в виду этот захват жизненного пространства на Земле нуклеиновыми кислотами и аминокислотами, мы можем легче постичь сразу две вещи. Во-первых, то, что жизнь с самого начала является сложной архитектурой и основана на сложностях, а во-вторых, то, что не стоит выдумывать каких-либо возможностей, безграничных способностей человека, вступающего на путь автоэволюции. Можно увеличить среднюю продолжительность жизни. Можно устранить отклонения здоровья от средней нормы. И хотя как одно, так и другое очень желательно, действительное количество дельных автоэволюционных вариантов должно быть сильно ограничено. Наверняка можно достичь шестипалости наших рук или продублировать наши сердца вспомогательными сердцами, но каталог этих физиоанатомических изменений, создаваемых автоэволюционной практикой, не является бесконечным. Возможность достижения человеком мафусаилового возраста останется утопией. Между прочим, не может быть преодолено жизненно необходимое потребление кислорода, обязательная транспортировка его ко всем тканям, прочность скелета на нагрузку, предельно установленную земным притяжением, и ряд других детерминантов.

Жизнь — это нагромождение сложностей, причем касающихся не только строения многоклеточных, но проявляющихся также у симбионтов и социальных насекомых, и это нагромождение всегда имеет свои границы. Палеонтология, благодаря которой нам стали известны самые большие ископаемые пресмыкающиеся, достигавшие весом ста тонн, открыла тем самым предел соматического роста, который допускает Земля. Во все еще ведущиеся споры — были ли эти пресмыкающиеся теплокровными — я вступать не намерен. Дело в том, что хотя теоретически эволюцию земными методами можно начать еще раз и повторить, я не вижу в этом ни смысла, ни необходимости, тем более что для такого повторения не хватит нам этих нескольких миллиардов лет, которые отделяют нас от сгорания последних резервов водорода в нашей материнской звезде, каковой является Солнце. Возможных выгод, которые таит в себе будущее инженерии клонирования, я вовсе не отвергаю. Вероятно, основные возможности будут использованы уже в XXI веке. Я же хотел бы заняться поиском ответа на вопрос, что наступит после этого.

Понятие эволюции может охватывать радикально отличающиеся друг от друга явления. Если, например, в книге «Сумма технологии» я когда-то писал о двух разных эволюциях, то я имел в виду эволюции биологическую и технологическую. Для биологической характерна непрерывность, ибо согласно максиме из девятнадцатого века всегда omne vivum ex vivo.[315] Появившись однажды из бесчисленного океана попыток, земная жизнь сформировалась таким образом, что протекает в миллионах видов, причем многие из них могут погибать, но какая-то часть всегда продолжает существовать в потомстве, хотя это потомство может отличаться от родителей так, как воробьи от динозавров. Следовательно, разнообразие живых форм не отрицает тезис, что биологическая эволюция является повторяющимся в отдельных разновидностях постоянным процессом, продолжающимся на Земле, как нам сейчас известно, три миллиарда семьсот миллионов лет. В то же время другая эволюция, рассматривавшаяся в названной книге, которая охватывает большую часть проектируемых людьми технических творений, разумеется, является дискретной, то есть обычно после неудачных, а часто также примитивных прототипов (например, управляемого воздушного шара, автомобиля, рельсового транспорта) появляются благодаря изобретательности и накоплению инженерных знаний последующие, при этом очевидно, что более ранние творения сами не порождают новые. Изобретателями и конструкторами всегда являются люди. Считая, что в результате продолжающихся много миллиардов лет непрерывных процессов селекции и естественного отбора (хотя и не только их) эволюция живых созданий может и должна стать областью образцов для наших техносозидательных работ, в качестве итога рассуждений я выдвинул краткий лозунг «догнать и обогнать биологическую эволюцию».[316]

Действительно, в сущности многие творения человеческой инженерии если не строением и видом, то по меньшей мере функционально уподобляются биологическим прообразам. Самолет или вертолет — это не плагиат строения птицы, но они похожи на нее тем, что могут летать. Во второй половине нашего подходящего к концу столетия некоторое одностороннее сходство с прототипом приобрели также вычислительные устройства, воспроизводящие умения нашего мозга. (Здесь я не намерен вступать в ведущийся полвека спор между глашатаями компьютерного искусственного интеллекта и защитниками противоположного тезиса, собирающими аргументы в пользу того, что техническими методами никогда не удастся создать интеллект.) Можно было бы и далее перечислять доводы в пользу существования обеих названных эволюций: первой, непрерывной, и второй, дискретной.

Это эссе я хотел бы, однако, посвятить третьей эволюции, трансбиологической, о которой в 1980 году для Польской Академии наук написал реферат, «утонувший» в мощном подъеме борьбы «Солидарности» с просоветскими властями. В некоторой мере я снова буду повторять то, что изложил тогда, но мне придает смелости та частота, с какой изобретатели и сторонники радикально новых идей являются миру. Как пример я могу привести ряд книг Роджера Пенроуза, который является очередным генератором идей, пытающимся философскую загадку нашего сознания поместить туда, куда ее еще никто никогда не помещал, а именно — в микротрубочки (tubuli), которые можно обнаружить в так называемых цитоскелетах мозговых клеток.