Читать онлайн «Очерки поповщины». Страница 33

Стали искать в церковных правилах, нет ли там какого-нибудь, хотя и не очень подходящего дозволения рукоположить епископа не рукою епископа; искали прилежно и не нашли. Обратились к примерам церковной практики, но и в ней такого примера не встретили: ни в старых книгах, ни в Четьи-Минеях, ни в летописях ничего подобного не говорилось. Поморцы, менее старообрядцев поповщинского толка обращавшие внимание на правила и примеры, были и редакторами соборного деяния и главными деятелями собора. Вполне убежденные, что «нужда законных правил исполнять не обязана, но совершенно свободна», они отыскали пример в летописях отечественной церкви и предложили собору применить его к настоящему случаю. В 1147 году великий князь Изяслав велел русским епископам поставить ученого затворника Климента Смолятича в киевские митрополиты без патриарха константинопольского. Епископы отказались, говоря, что митрополита должен ставить патриарх. Изяслав настаивал. Тогда черниговский владыка Онуфрий сказал: «аз сведе достоить ны поставити (митрополита), а глава у нас есть святого Климента, якоже ставят греци рукою святаго Ивана. И тако сгадавше епископи, главою святого Климента поставиша митрополитом».[183] Приняли этот пример к подражанию. Есть в Успенском соборе глава св. Иоанна Златоустого, говорили молодые поморцы, ею можно исполнить то дело. Другие, а особенно Никодим, воспротивились и сказали: «Произведение Климентово было не по закону, а по воле великаго князя Изяслава, и притом как сия тайна называется хиротония, то есть руковозложение, то лучше рукою св. Ионы митрополита или другого некоего святителя сие учинить, подведя к мощам ставленника и от мощей руку на главу его возложа, и, читавши принадлежащия молитвы, облачить новопоставляемаго во вся архиерейская». Это мнение было принято единогласно, причем в главное основание брали то, что в самом Цареграде патриархи не рукою архиерейскою, а рукою мощей Иоанна Златоустого хиротонисаны бывали. Заготовили старообрядцы богатое архиерейское облачение и стали искать случая — посредством денег попасть в Успенский собор в такое время, когда не бывает службы. А если бы не удалось поладить с ивановскими звонарями и соборными сторожами, то положили на соборе — ехать в Новгород, где не было в то время архиерея, почему и надеялись, что в тамошний Софийский собор попасть будет им легче, чем в оберегаемый ивановскими звонарями Успенский собор. Все были рады такому соглашению, и хотя сознавали, что предположенное ими действие не будет вполне законно, правильно, но оправдывали себя нуждою и «тесным обстоянием», имея более в виду то, что хотя корень их епископства будет и не совсем правилен, за то все секты старообрядцев соединятся во едино стадо паствою единого святителя. Этим больше всего и оправдывали они свое начинание. «Мы будем правы, ежели не по закону, то по политике, когда скитающийся и рассыпанный местами и мыслями народ соберем воедино», писали они в своем деянии. Уже намеревались приступить к избранию кандидата на кафедру старообрядческого архиерея, но вдруг возникли недоразумения, а за ними и несогласия. Кто-то из находившихся на соборе сказал: «Любезная братия! Когда будет рукопологатися наш избранник во епископы, и когда будем мы его облекать во священная, тогда рукополагаяй его святый, коего руку мы будем держать над главою рукополагаемаго, без сомнения, будет молчать устами. А сие молчание сильно привести нас может в сомнение, во-первых, потому, что мы не знаем, угодна ли будет наша выдумка святителю сему, и будет ли святый сей с нами согласен на все то, что мы ни делаем; второе, кто же из нас должен руковозлагательныя молитвы вместо архиерея читать, которые кроме его мы, простии, никак не должны и не можем при толь великом действии произносить?» Всех поразило такое возражение и произвело оно большое разногласие между соборовавшими. Представители поповщины говорили, что молитвы хиротонии может читать их поп; поморцы, отвергая правильность ихнего попа, как взятого от «смущенныя никонианския церкви», решительно восстали против такого предложения и в свою очередь предлагали своего наставника; кончилось тем, что после долгих споров и переговоров обе стороны разошлись далеко не в таком дружелюбном согласии, в каком собрались. Замысел о соединении старообрядческих церквей воедино был оставлен, как неосуществимый; оставлено было и предположение о «восстановлении архиерейскаго чина».[184] Поморцы с поповщинцами разошлись. Первые остались при том мнении, что восстановление пресекшегося архиерейства возможно лишь посредством придуманного на соборе 1765 года действия, а о так названной ими «вечной хиротонии», то есть преемственной от апостолов, и слышать не хотели, и никак не соглашались заимствовать архиерейство от православной иерархии, выставляя в числе прочих доказательств, что пресекалась же на целые столетия православная иерархия во времена арианства, иконоборства и потом возникала же вновь, когда на всей земле не было православных епископов. Иван Васильев (Венедикт) вооружился сильным словом против поповщины, признававшей «вечную хиротонию», неиссякшую в великороссийской церкви. Кроме знаменитого своего «Извещения разглагольствия» (Тарасия с Трифиллием), написал он 15 вопросов к старообрядцам поповщинского толка «о их суеверном заблуждении по предметам хиротонии и крещения российской церкви». В жизни своей он, однако же, по известию Павла Любопытного, «яко человек, впал в пропасть зломудрия о вечном бытии хиротонии»,[185] то есть признал необходимость преемственности от самих апостолов епископского сана.

Никодим, ученый юноша, бывший одним из представителей дьяконовщины на соборе 1765 года, сделался после него самым ревностным искателем архиерейства; но не иначе хотел он восстановить старообрядческую иерархию, как заимствовав ее от православия. Много труда приложил этот замечательный человек для достижения своей цели; семнадцать лет он преследовал ее, поддерживая своим учительным словом московскую и другие поповщинские общины и сближая их в некотором отношении с православною церковью. Сначала он жил в Москве, потом в Стародубье, где на землях посада Злынки построил Троицкую пустынь, известную более под именем Никодимовой. Здесь-то ревностный искатель архиерейства, к сожалению, так рано умерший,[186] сделался основателем, так сказать, единоверия. Самыми ревностными, самыми добросовестными пособниками Никодимову делу явились купцы Иван Кузнецов и Беляев, а также монах Иоаким. Они не жалели ни трудов, ни издержек для осуществления своего плана.

Вскоре после того, как, не сделав ничего, разошелся собор 1765 года, московская община старообрядцев в самой Москве приступила к новому исканию архиерейства, при посредстве того же Никодима. Жил в то время в Москве Афанасий, митрополит грузинский, который служил при Архангельском кремлевском соборе, ради поминовения покойных царей и великих князей, в нем похороненных. К нему в 1766 году обратились старообрядцы, прося, чтобы рукоположил им епископа, и предполагая после хиротонии «исправить его». Афанасий отвечал: «здесь, в Москве, и вообще в областях, подчиненных синоду, я этого для вас сделать не могу без его благословения; а вот мой совет — поезжайте вы к нам, в Грузию; она от русскаго синода не зависит, а там есть у нас свой автокефальный патриарх, блаженнейший католикос Антоний. Просите его, — может быть, видя ваше усердие и мольбу, он и согласится исполнить вашу просьбу». Послушалось московское старообрядческое общество митрополита Афанасия и нарядило посольство в Тифлис. Немалое время продолжались сборы, наконец в 1768 году поехали за Кавказ монахи Никодим и Иоаким и купец Иван Кузнецов, чтобы просить царя Ираклия II и католикоса Антония о поставлении им епископа. Едва ли не Иоакима предполагали они возвести в этот сан. Но посольство московских старообрядцев от предгорий Кавказа поворотило назад. В то время Екатерина II хотя и не начинала еще блистательной для русского оружия войны с турками, но 3-я армия, под командою генерала де Медема, заняла уже предгорья Кавказа, с целью держать в страхе подчиненных султану и крымскому хану старообрядцев, живших в Гребенях, в кубанских станицах, а также кабардинскую орду и горцев. Пропуска за Кавказ никому из России не было. Никодим с товарищами возвратился ни с чем.

Война с турками отрезала русских старообрядцев от заграничных православных архиереев, у которых бы можно было получить хиротонию: в Грузию не было пропуска, в Молдавии стояли русские войска, ясский митрополит и подумать не смел сделать что-либо несогласное с видами русского правительства. Путь к сербскому патриарху и автокефальному болгарскому архиепископу был отрезан.

Между тем усиливались толки и споры в поповщинских общинах «о том, коим чином приимати приходящих от великороссийския церкви попов и мирян». В одних местах принимали их вторым чином, перемазывая во второй раз миром (ветковское согласие, прежняя софонтиевщина), в других — третьим чином, по проклятии ересей и «исправе», то есть исповеди у старообрядческого попа (дьяконовщина или дъяконово согласие).[187]