Читать онлайн «Ким Филби - супершпион КГБ». Страница 69

Из книги Элеоноры Филби «Ким Филби — шпион, которого я любила»

Главная разница в жизни Элеоноры и Кима заключалась в том, что он имел здесь работу и все остальное, связанное с этим: неудачи, награды и, прежде всего, постоянное теплое и чуткое отношение со стороны своих коллег. Официальным признанием заслуг Филби явилось награждение его в 1965 году орденом Ленина, орденом Красного Знамени, которые стали первыми из многих его наград. В первые годы пребывания в Москве он работал над информацией, которой располагал. Обычно утром приезжал Сергей и они долгие часы проводили в кабинете Филби. До Элеоноры доносились лишь шум их голосов и стрекот пишущей машинки.

Филби «освобождал» свой мозг от всего, что знал о работе американской и британской разведок. Он называл фамилии сотрудников, которых он встречал или знал, каждого известного ему агента и каждую операцию. Он описывал структуру разведок, линии подчинения, расположение служебных зданий. Филби рисовал схемы и диаграммы, описывал процедуры набора персонала и комплектования подразделений, финансового и пенсионного обеспечения. Составлял краткие биографии известных ему руководящих сотрудников ЦРУ и СИС, оценивал их сильные и слабые стороны. Все мелочи считались важными, все необходимо было вспомнить и зафиксировать. «Я освободил свою память и свои эмоции, — рассказал мне Филби. — Я составил полнейшую историю своей жизни как сотрудника разведки. Думаю, что сейчас все это находится в архивах».

И все это время вместе с Филби находился Сергей, чтобы подсказать ему, помочь вспомнить, более глубоко вникнуть в ту или иную операцию, постоянно напоминать Филби о важности этой работы. По завершении этого труда, — а он практически никогда не заканчивался, так как Филби постоянно что-то вспоминал, — КГБ знало о ЦРУ и СИС больше, чем многие руководящие сотрудники этих разведывательных служб.

Естественно, западные разведки предвидели это и сразу после побега Филби в Москву начали оценивать возможный ущерб, с тем чтобы принять меры для уменьшения его размеров. Но когда уходит разведчик такого ранга, как Филби, очень немногое может быть сделано для уменьшения ущерба. Разведывательные службы являются большими бюрократическими организациями, в которых работают тысячи высококвалифицированных людей, многие из которых получили специальную подготовку. Методы работы такой организации за ночь не изменить, сотрудников разведки быстро заменить невозможно, нельзя сразу же прекратить операции, продолжавшиеся годами. Именно по этим причинам сотрудник ЦРУ заявил мне в 1968 году, что, хотя ЦРУ знало, что Филби расшифровал многих его руководящих сотрудников, раскрыл работу целых отделов, вряд ли что можно было сделать, кроме ликвидации этих подразделений и организации работы по-новому.

Допросы Филби проводились в 1963–1966 годах. В Вашингтоне он работал с 1949 по 1951 год, с 1951 по 1956 год был не у дел, а с 1956 по 1963 год вновь использовался СИС, но не в качестве кадрового сотрудника, а агента. Конечно, можно доказывать, что информация, которую Филби передал КГБ, устарела. Когда я поставил такой вопрос перед Филби, он с этим категорически не согласился. «Это не так. Полная бессмыслица в заявлении о том, что разведывательные знания когда-либо устаревают. Даже сегодня возникают вопросы, мое мнение по которым, мое предвидение, чувство ситуации представляют значительный интерес» [29].

Загрузка Филби значительно возросла во время второго года пребывания в Москве, когда КГБ обратилось к нему с просьбой поработать над мемуарами Гордона Лонсдейла. Филби иногда также писал статьи для советских журналов, консультировал начальников подразделений КГБ по оперативным вопросам, касавшимся Запада, писал для КГБ политические анализы, в которых излагал свою точку зрения на возможную реакцию Москвы на международные события. Мюррею Сейлу в 1967 году он заявил: «Вскоре после моего приезда в Москву, меня попросили написать документ по Африке. Это в принципе была моя первая работа по заданию КГБ. В целом я занял осторожную позицию. Молодым африканским государствам обязательно нужно предоставлять разумную финансовую помощь, но под конкретные проекты. Но я предупредил — давайте не будем глубоко влезать в их дела. Но мы влезли. Выброшены миллионы рублей.

Я оказался прав. Сейчас мы придерживаемся в Африке следующих принципов: следим за обстановкой, оказываем помощь, но никаких долгосрочных обязательств. Представляется, что китайцы действовали в Африке даже хуже нас».

В течение первых лет пребывания в Москве Филби высказал определенные критические замечания в адрес советского режима. После падения Хрущева в 1964 году он писал Элеоноре, что его беспокоит отсутствие официального правительственного заявления, объясняющего причины сделанных изменений.

«Совершенно ясно, что со стариком все труднее стало иметь дело, что он допустил ряд серьезных ошибок. Но было бы хорошо, если бы было опубликовано заявление, в котором было бы объяснено, в чем Хрущев не прав. Кроме того, совершенно необходимо воздать должное его достижениям в плане либерализации жизни в Советском Союзе и укрепления политики мирного сосуществования».

Филби иногда не мог воздержаться от шуток по адресу некоторых напыщенных советских официальных лиц. Его любимой была следующая: «Во время израильско-египетской войны один из советских высших военных чинов поехал в Каир. Командующий египетскими войсками жалостливо говорил о своей неспособности сдержать наступление израильских войск. В ответ он услышал: «Не беспокойтесь, товарищ. Используйте наш опыт в Великой Отечественной войне. Окопайтесь и ждите прихода зимы».

Первый толчок к разрыву брака Филби с Элеонорой дала ее поездка к дочери в Соединенные Штаты летом 1964 года. Она отсутствовала пять месяцев, дольше, чем ожидалось, так как американские власти по прибытии в США отобрали у Элеоноры паспорт и возвратили его только после президентских выборов. В ее отсутствие Филби все ближе сходился с Маклинами. Поскольку Дональд работал, Мелинда Маклин часто вместе с Филби ходила в театр, в магазины или просто на прогулку. Ким готовил для нее обеды, делал подарки, с симпатией выслушивал ее сетования на не сложившуюся жизнь с Дональдом. Когда разрыв брака Филби стал свершившимся фактом, Элеонора считала, что виновницей этого была Мелинда. Но причины тут гораздо глубже.

Прежде всего, КГБ никогда не доверяло Элеоноре. Ее связи с ЦРУ и СИС в Бейруте, а затем в Лондоне заставляли Сергея задумываться над тем, не замешана ли Элеонора в каких-либо тайных замыслах западных разведслужб. По просьбе Сергея сразу же по приезде Элеоноры в Москву Филби попросил ее написать подробный отчет об общении с представителями американской и британской разведок в тот период, когда Филби с нею не было. Элеонора пыталась объяснить, что, находясь в одиночестве и ничего не зная о местонахождении Филби, ей пришлось полагаться на помощь англичан и американцев. Но вопросы Филби приобретали все более настойчивый характер. Он применял тактику Ска-рдона — неоднократно ставил перед Элеонорой одни и те же вопросы.

Позднее Элеонора писала:

«Ким был терпелив, но необычно упрям и настойчив. Так он стал вести себя после того, как я призналась в том, что полностью доверилась англичанам, что на фотографиях, показанных мне СИС, я опознала того загадочного друга русских, который ранним майским утром приходил ко мне в Бейруте. Возможно, это была самая большая моя ошибка. Но раньше я ничего не скрывала от Кима и не видела причин вести себя иначе сейчас. Моя ошибка была вполне объяснимой, но я чувствовала, что Ким рассердился. Из-за меня, его жены, русские потеряли ценного агента. «Очень жаль, — сказал он. — Он был одним из моих близких друзей и нашим ценным человеком в этом районе. Его карьера загублена. Барьер между нами увеличился».

Позднее, в конце ноября 1964 года, после встречи Элеоноры по ее возвращении в Москву, Филби и Сергей осторожно расспрашивали ее о двух бутылках виски, которые она привезла в качестве подарка Киму. Сергей хотел точно знать, где она их купила. Открывал ли кто-либо их? Филби настаивал, чтобы она описала магазин в копенгагенском аэропорту, и очень рассердился, когда Элеонора со смехом встретила его опасения, что кто-то хочет отравить его [30].

И наконец, глубоко запечатлелся в памяти Элеоноры и постоянно, как раковая опухоль, беспокоил ее ответ Филби на вопрос, который Элеоноре никогда не следовало бы задавать. Озадаченная настойчивыми вопросами Филби о ее контактах с СИС и ЦРУ, Элеонора, выждав какое-то время, прямо спросила своего мужа: «Что же самое важное в твоей жизни: я, дети или коммунистическая партия?» Твердо, без каких-либо колебаний, Филби ответил: «Конечно, партия». Элеонора была поражена. «До этого я никогда не сталкивалась с коммунистом, по-настоящему преданным своему идеалу. Ким почти никогда не говорил о своих политических убеждениях, и я всегда думала, что у нас общие взгляды». Позднее, когда Элеонора с горечью сказала Филби, что ему следовало бы жениться на убежденной коммунистке, он ответил: «Да, ты абсолютно права».