Читать онлайн «Осколки эпохи Путина. Досье на режим». Страница 17

Черномырдин В.С. Да, действительно, на прошлой неделе (или, может быть, чуть больше времени прошло) мы во Франции подписали, наконец, все о долгах, то есть решили все вопросы по взаиморасчетам; в том числе (об этом много, я сегодня слышу, говорят и много в прессе пишут и там, и у нас) речь шла и о царских долгах, или о царских облигациях, которые были выпущены в начале века. Ну, для тех, кто не знаком и не знает какие это облигации, подо что они выпущены, я, может быть, вкратце скажу. Это строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, дороги Санкт-Петербург — Москва, это строительство заводов в Санкт-Петербурге, Москве (там целый перечень заводов в 10–12 городах России). Все это было израсходовано, но это часть. Не все только укладывается в эти долги, то есть когда это к нам… Теперь какие мы имеем претензии.

Какие наши были претензии к французам? Ну, прежде всего ущерб, который был нанесен в результате интервенции 1918–1920 годов. Подсчитать тут многие пытались, думали, разные методики определяли. Ну, посчитали какую-то часть. Это часть золота, которое было увезено в 1918 году, когда Ленин принял решение часть золота вывезти в Германию, а из Германии — во Францию. Эту часть тоже конкретно никто не мог определить. Колчак вывез, говорят, 18 тонн, но тоже документов нет.

Работала комиссия еще в советское время, при том правительстве, и не при одном правительстве. И в конце концов, баланс был такой: мы должны были заплатить 1 миллиард 200 миллионов долларов, а мы сказали, что наша возможность и что мы считаем — 200–250 миллионов. В итоге после длительной, продолжительной работы сошлись на 400 миллионах — на несколько лет. На нас много жали, чтобы мы заплатили 300 миллионов, но сразу, в один год. Мы этого не могли сделать, и мы сказали: мы этого делать не будем, не сможем. Естественно, они нам перекрыли все пути. Поскольку Франция является еще и лидером в Парижском клубе, естественно, нам все тормозили из-за наших долгов, в том числе и тех ранних долгов союзных, которые были накоплены за много лет. Поэтому и пошли на то, что мы подписали 400 миллионов на несколько лет, а они нам снизили некоторые ставки по долгам, которые мы имеем. А вы знаете, что мы эти долги реструктурировали (в основном там союзные долги), но на 25 лет по Парижскому клубу и на 25 лет по Лондонскому клубу. И только с учетом снижения ставки (мы договорились на 0,5 процента понизить ставку) мы в год будем иметь от 150 до 190 миллионов долларов экономии. То есть, на льготный период до 190 миллионов, на следующий — до 25 лет, — конечно, доходность будет уменьшаться. В целом только от одного этого мы будем иметь эффект порядка 2,5–3 миллиардов долларов. Вот, значит, на что мы могли согласиться. Поэтому и подписали.

И спорить сегодня о том, Россия выиграла или Россия проиграла… Я считаю, мы ничего не проиграли. Доказать многое было почти невозможно, ибо никаких документов не было, а так только, одни эмоции. Поэтому и мы, и они решили на этом поставить точку. Если вы знаете, нас с еврооблигациями Франция не пустила. Многие инвестиционные компании, которые могли бы работать на нашем рынке, были, по сути, связаны, их не выпускали. Сейчас и эти проблемы сняты.

Фактически ельцинский премьер рассказал, как он согласился выплачивать долги, которые к Российской Федерации не имели отношения, Во-первых, потому что с Францией СССР находился в состоянии войны до 9 мая 1945 года и до этого срока никаких долгов Россия как правопреемница СССР признавать не могла. Во-вторых, потому что официального вступления в наследство Российской Империи Российская Федерация не провела, а Правительство РФ не имело полномочий, чтобы обсуждать вопросы о займах царского правительства и балансировать долги с ущербом от интервенции. Отказ считать ущерб от интервенции — это отказ от установления исторической правды, которую Черномырдин и прочие деятели просто смахнули под ноги «демократии».

У меня нет сомнений в том, что долги Франции были признаны в рамках большой коррупционной игры, в которой Россия была повязана всеми долгами СССР, а долговые обязательства перед СССР были практически полностью списаны. Сделка по незаконному изъятию из госбюджета 400 млн долларов кажется ничтожной на фоне многомиллиардных долгов Парижскому клубу. Но даже малая часть украденного — значительна в порядке установления правового прецедента и формирования правовой системы, которая не допускала бы подобного впредь

Одна из ключевых правовых идей, которая возвращала бы России ее державный статус не только в воспоминаниях, означает оформление правопреемства от предшествующих форм российской государственности. Или, точнее, правопродолжения — не наследования от прежней власти (когда можно от чего-то отказаться, унаследовать права и обязанности частично), а владения в полном праве — владения субъектом, который не изменялся, несмотря на исторические катаклизмы и перемену форм правления.

Что президенту писать письма бесполезно даже депутату Государственной Думы, я предполагал, но все же пытался проверить, так ли это. По особым делам такие письма не только возможны, но и необходимы. Доверять их чиновникам — гиблое дело. Может быть, президент все же не чиновник, хоть и называл себя именно так — «чиновник, нанятый на срок»? Глава государства все же не должен быть просто чиновником. На это я и рассчитывал, обратившись по теме, которая была тесно связана с правопреемством России.

С традиционной российской государственностью нас связывают лишь два института — Русская Православная Церковь и Российский Императорский Дом. Вопреки очевидности этого факта сложилась ситуация, когда в отношении РПЦ и ее иерархов государственная власть РФ проявляет уважение и готовность к сотрудничеству, а к РИД относится как к какой-то фольклорной достопримечательности. На РИД смотрят как на забаву, которую можно купить — приобщить в качестве безделушки к коллекции бюрократии, собирающей умерщвленные ею институты общества и государства.

Традиция, если мы хотим воспринимать от нее живительную для нации силу, не может приниматься догматически. Но в некоторых принципиальных моментах она остается неизменной во все времена. Российский Императорский Дом — один из ценнейших элементов Традиции. Ведь здесь мы имеем дело не с какой-нибудь общественной организацией и даже не с потомками династии, которые в большинстве своем уже не считают Россию своей родиной и не служат ей. Здесь символическая связь с предками, с Соборной клятвой 1613 года, в которой отражена сущность нашего государства. Немногим сегодня понятно, что без возрождения этой сущности Россия лишена будущего. Что касается бюрократии, то ей всеми силами нужно превратить истоки нашей истории в нечто неживое, не имеющее отношение к сегодняшнему дню. Поэтому не прекращаются попытки купить РИД и обюрократить РПЦ, приобщив императорскую династию и священноначалие к «вертикали» чиновников.

В лице членов РИД русская государственная традиция имеет свое продолжение и исполняется по заветам предков и династическим законам — насколько это возможно в сегодняшнем положении Августейшей Семьи. Это прекрасно понимал Святейший Патриарх Алексий II, именуя Великую Княгиню императорским титулом, принимая от нее имперский орден Святого Апостола Андрея Первозванного и вручая Главе Российского Императорского Дома православный орден Святой Равноапостольной княгини Ольги. О связи монархии и Церкви говорит и судьбоносный факт канонизации Государя Николая II и его семьи. Совершенно иная ситуация сложилась в Московской Патриархии после смерти Алексия II. В связи с «делом епископа Диомида» архиереи публично отреклись от клятвы 1613 года и объ-явили, что идеал православного царства для РПЦ МП не имеет никакого значения. Высшие иерархи МП восприняли от путинской бюрократии ее бесстыдные методы. Монархические взгляды среди священства и мирян, казавшиеся прежде естественными и даже необходимыми, теперь объявлены предосудительными, а попытки изобличать зло в' действиях властей стали поводом для внутрицерковных репрессий с привлечением карательных органов.

Подрыв авторитета РПЦ и РИД является для бюрократии продолжением борьбы «с экстремизмом». То есть, с естественным стремлением нации жить в соответствии со своими традициями, в согласии со сложившимися морально-нравственными принципами русской цивилизации. Бюрократия стремится к тому, чтобы воспоминания о монархии в нашем народе были исключительно негативными. Путинская бюрократия продолжает дело коммунистов — ложь против русской истории, клевету против монархии. Тем самым мы лишаемся своей родословной, а с ней — и возможности правопреемства, убеждающего нам самих в том, что мы по праву владеем своим государством, его территорией, размещенными на этой территории природными и рукотворными богатствами.