Читать онлайн «Закат Америки. Уже скоро». Страница 97

В настоящее время на пороге новая эпоха — цифровая эра. Технологическим открытием, которое привело к столь значительным историческим изменениям, стало изобретение микрочипа, способного хранить и передавать невероятное по прежним меркам количество информации, а также внедрение коммуникационной инфраструктуры (кабели, ретрансляторы, спутники), обеспечивающей круглосуточную дешевую связь по всему земному шару. Внедрение цифровых технологий радикально изменило сами средства коммуникации, но не способ производства. Однако эти перемены, равно как и новые методы обработки информации, реализуемые в цифровую эпоху, представляют собой трансформацию, как количественно, так и качественно изменяющую и способ производства.

Индустриальное общество разрушается все очевиднее по мере того, как происходит внедрение цифровых технологий, а «информационные» предприятия вытесняют фабричные конвейеры. «Рассвет» эры цифровых технологий и закат индустриальной эпохи оказывают значительное воздействие на основные политические и социальные институты, явившиеся плодом индустриализации, а именно на республиканскую демократию и национальное самосознание. В самом деле, закат индустриальной эпохи и переход к цифровой экономике способны серьезно пошатнуть основы демократической государственности. Один цикл истории уже завершился, а другой лишь восходит на горизонте.

С этой точки зрения закат эпохи американского величия не только подразумевает ликвидацию американского господства и возвращение к мультиполярному миру, но и знаменует собой окончание эры, которую Америка столь ревностно формировала, — эры индустриального капитализма, республиканской демократии и национальной государственности. Фукуяма ошибся, приняв окончание одного из исторических циклов за конец истории в целом. Именно поэтому он рассматривает торжество либеральной демократии как отражение стабильного и спокойного исторического финала, а не как «параметр» конкретного исторического этапа, который вскоре сменится под влиянием меняющегося способа производства. Переход от эпохи к эпохе, как правило, сопровождается «смутными временами», из чего следует, что завершение нынешнего исторического цикла ознаменуется не столько демократическим миром и глобальным консенсусом, сколько грандиозными переменами в политической и геополитической жизни.

Прежде чем подтвердить это положение и подробно рассмотреть возможные последствия перехода от индустриальной эры к цифровой, следует ненадолго вернуться в прошлое, дабы выявить истинную степень взаимозависимости способов производства и социально-политических институтов. Америка на заре своего существования, споры отцов-основателей относительно типа внутренней экономики, способной в наибольшей степени служить республиканским идеалам, — таков будет наш краткий экскурс.

Длительное соперничество между Томасом Джефферсоном и Александром Гамильтоном, оказывавшее непосредственное влияние на внешнюю политику Америки, коренилось в несовпадении их взглядов на то, каким образом американская экономика может воздействовать на политические институты страны. Разногласия по вопросам влияния экономической жизни на американскую демократию привели к многочисленным жарким дебатам. Как писал Майкл Сэндел в своей книге «Неудовлетворенность демократией», споры относительно «политической экономии гражданства» оставались средоточием американской политики вплоть до двадцатого столетия.

Джефферсон и Джеймс Мэдисон возглавляли борьбу за построение преимущественно аграрного общества. Оба верили, что работа на земле привьет американцам качества характера — личную ответственность, честность и гражданское достоинство, — необходимые для эффективного функционирования республиканского правительства. Джефферсон писал: «Те, кто работают на земле, — Богом избранные люди, если Он в самом деле избрал кого-либо среди людей; в чьи сердца Он вложил неистребимую склонность и любовь к добродетели».[427] Мэдисон, соглашаясь с коллегой, настаивал: «Тот класс людей, который способен самостоятельно производить пищу и одежду, может рассматриваться как действительно независимый и счастливый. Более того, это единственная основа общественной свободы, а также крепчайший оплот общественной безопасности. Отсюда следует, что чем больше таких людей будет в нашем обществе, тем более свободным, независимым и счастливым окажется в итоге государство».[428]

Джефферсон, Мэдисон и республиканская партия, которая поддерживала их точку зрения, вовсе не противились развитию производства. Они считали, что Америка должна сконцентрироваться на мелкомасштабном ремесленном производстве домашней утвари и тому подобных предметов. Образ жизни ремесленников и мастеров, равно как и фермеров, должен обеспечивать уверенность в собственных силах и достоинство — важнейшие качества республиканского общества. В противоположность этому развитие промышленности и урбанизация будут ослаблять гражданскую добродетель, лишать рабочих самоуважения, приведут к коррупции и безнравственности. Как многозначительно отметил Джордж Мейсон: «Если добродетель является основополагающим принципом республики и если она не может существовать сколько-нибудь долго без бережливости, неподкупности и суровой морали, — неужели перенаселенные города воспримут наши принципы управления? Неужели порок, безнравственность назиданий, продажность и разврат, процветающие в больших городах, приведут к расколу общества?».[429] Страх перед политическими и социальными сложностями жизни в больших городах, равно как и убежденность в неразрывной связи гражданской добродетели и аграрного общества, заставляли республиканцев стремиться к экономической политике, основанной на освоении новых земель и открытии международных рынков для американской сельхозпродукции.

Гамильтон соглашался с Джефферсоном в том, что характер американской экономики будет оказывать значительное влияние на политические и социальные институты страны, однако он имел свой взгляд на экономическую основу молодого государства. Гамильтон полагал, что сельская жизнь создает «государство, наиболее благосклонное по отношению к свободе и независимости человеческого разума».[430] Тем не менее, считал он, демократическим государством должна править образованная и професси ональная элита, а не фермеры с ремесленниками, сколько угодно добродетельные. Америка представлялась Гамильтону мощной державой, а этого статуса невозможно было достичь без индустриализации, урбанизации и постепенного снижения зависимости внутреннего рынка от импорта. Несмотря на то что Джорджа Вашингтона весьма беспокоили «пышность, изнеженность и коррупция», вечные признаки коммерческого государства, он соглашался с Гамильтоном относительно того, что «дух коммерции, заполняющий наше государство, ни в коей мере не следует обуздывать».[431]

Возглавляемые Гамильтоном федералисты призывали к повышению импортных тарифов и государственным субсидиям как мерам, необходимым для ускорения индустриализации. Гамильтон хотел учредить федеральную банковскую систему, надеялся создать класс богатых инвесторов, активно оперирующих общественными финансами, и накопить средства для капиталовложений. Республиканцы опасались, что федеральный банк породит коррупцию и сосредоточит капиталы в руках элиты. Гамильтон возражал, указывая, что банковская система поможет обрести национальное единство, поскольку будет контролировать действия как отдельных штатов, так и частных кредиторов. Федералисты также противились дальнейшему движению на Запад, опасаясь, что это движение помешает индустриализации и ослабит как мощные государственные институты, так и национальное единство, которого добивался Гамильтон.

Спор Гамильтона с Джефферсоном разрешился в большей степени благодаря прошествию достаточного количества времени, нежели нахождению компромисса. Индустриализация и коммерциализация Соединенных Штатов вскоре превратили джефферсоновскую идею аграрной Америки в анахронизм. Впрочем, «взросление» американской экономики не привело к прекращению дебатов о степени влияния экономики на политическую жизнь страны.

Подхватив идеи Джефферсона, демократы времен Джексона в 1830—1840-е годы обеспокоились растущей концентрацией могущества и влияния в руках коммерсантов, промышленников и банкиров. Неуклонно сокращая политическую значимость рабочих, ремесленников и фермеров, политическая и финансовая элиты угрожали жизнеспособности американской демократии. Федералисты же, которые к тому времени стали называть себя вигами, утверждали, что крупномасштабные инвестиции в дороги, железнодорожный транспорт и систему государственного образования должны ускорить экономическое развитие страны и рост национального единства. Как писала одна газета: «Железные дороги суть истинные узы единения, как социального, так и национального».[432]