Читать онлайн «Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости». Страница 61

Мы обнаружили, что реалити–шоу было разыграно в реальном театре военных действий. Нам удалось выяснить, что одна из историй в ходе иракской кампании, представляющих большой «общественный интерес» — освобождение молодой военнослужащей Джессики Линч из лап злобных иракцев, — была в значительной степени сфальсифицирована. История захвата всеамериканской героини иракцами и ее освобождения отрядом специального назначения армии США стала одним из величайших патриотических эпизодов этого конфликта. Я писал тогда:

Это не могло произойти в другой, критический момент, когда шли разговоры о том, что коалиционные силы увязли, что до победы еще далеко. Ее освобождение запомнится как один из наиболее ошеломляющих новостных эпизодов, когда‑либо специально разработанных. Оно обеспечивает исключительную возможность оценить действительное влияние голливудских продюсеров на чинов Пентагона, ответственных за подачу новостей, и создает шаблон, по которому Америка надеется рассказывать о своих будущих войнах.

Репортеров разбудили посреди ночи, чтобы рассказать историю, которая должна была незамедлительно пополнить американский фольклор. Рядовая Линч, 19–летний клерк из городка Палестайн, штат Западная Виргиния, служила в 507–й роте тылового обеспечения. Совершив неправильный маневр около Эн–Насирии, ее подразделение попало в засаду. Девять сослуживцев Джессики Линч были убиты. Саму Джессику иракские солдаты отвезли в местную больницу, полную федаинов. Ее продержали там восемь дней. Эта информация не была опровергнута. Но Пентагон продолжал утверждать, что у Линч были колотые и пулевые ранения и что ее допрашивали. На самом деле ее лечили медики, которые заботились о ней и долгое время спустя после ухода федаинов. За два дня до того, как отряд специального назначения армии США (в сопровождении камер) атаковал здание больницы, чтобы «освободить» Линч, медики попытались на санитарной машине доставить ее к КПП, но американцы открыли огонь, так что те едва успели вновь укрыться в больнице. Американцы чуть не убили свой ценный улов. Эта информация, конечно, не попала в прессу, и когда в Вашингтоне я попросил разъяснений у представителя Пентагона по связям с общественностью Брайана Уитмена, он отказался продемонстрировать полную видеосъемку спасательной операции.

Мой фильм и статьи о нем на сайте Би–би–си, а также в «Гардиан» привлекли внимание международной общественности. Меня заинтриговал (не скажу, что очень удивил) тон некоторых американских СМИ, выступивших с опровержениями. Мои утверждения в интервью, которые я дал Си–эн–эн и другим телеканалам, были встречены с недоверием. Мне сказали, что здесь — Америка. Что мы не манипулируем новостями (сама Линч, правда, вскоре подтвердила, что история ее «спасения» была сфабрикована Пентагоном). Эта Америка несколькими неделями позднее ликовала, когда Буш торжественно провозгласил, что в Ираке американская «миссия выполнена».

Так же растеряны были некоторые американские читатели, когда в том же году в своей книге «Войны Блэра» я обнародовал тот факт, что Тони Блэр признал в апреле 2002, почти за год выхода книги в свет: он присоединился бы к американцам в этой войне, невзирая на обстоятельства. Другие журналисты в США и Великобритании пополняли коллекцию историй о том, что реально происходило до, во время и после войны, задолго до того, как общественность наконец признала, до какой степени она была одурачена.

Тем не менее еще долгое время спустя после того, как военная оккупация Ирака окончательно провалилась, американские военные, не желая ничего менять, продолжали прилагать все усилия для манипуляции информацией. Лишь немногие из более чем 4 тысяч военнослужащих США, погибших в Ираке, и 600 — в Афганистане упоминались в американских газетах и на ТВ. Сухие цифры объявлялись Министерством обороны и другими официальными интернет–сайтами, но изображения покрытых флагами гробов и пластиковых мешков для перевозки трупов считались слишком впечатляющими, чтобы их показывать. Администрация и Пентагон наложили строгий запрет на публикацию таких изображений или видеоматериалов. Пресс–секретарь Белого дома Скотт Макклеллан заявил, что это сделано, чтобы «проявить уважение к тем, кто принес высшую жертву». Этот запрет был назван «Довер–тестом» в честь авиабазы Довер, штат Делавэр, куда доставляют тела большинства погибших. Он применяется на территории США и в зоне военных действий. Почти все СМИ послушно повиновались этому запрету. Некоторые редакторы и управляющие объяснили это вкусами: зрителям и читателям не понравилось бы, если бы ужасы войны вторгались в их повседневную жизнь, даже если убитые или раненые были из того же городка, что и они. Однако вряд ли кто‑либо из медиасообщества признался бы, что решающими были экономические причины: вид убитых американцев может расстроить читателей и отпугнуть рекламодателей. Наиболее убедительными доводами были прямая политика и страх. Когда в программе «Найтлайн» на канале «Эй–би–си ньюс» были показаны списки имен и фотографии всех военнослужащих США, убитых в Ираке, консервативные круги пришли в ярость и обвинили телекомпанию в подрыве боевого духа.

Факты самоцензуры и соглашательства периода правления Буша очень легко позволяют сделать неправильный вывод о специфически американском характере этих явлений. При аналогичных обстоятельствах ужесточение мер после 2001 года могло произойти в любой стране мира. Возможно, в США оно оказалось наиболее явным, но подобное имело место и в других странах. В какой степени это стало результатом сознательного компромисса между свободой и безопасностью? В какой степени люди были осведомлены о том, что делалось от их имени? Майкл Казин, эксперт по общественным движениям из Джорджтаунского университета в Вашингтоне, рассказал мне:

Общество приняло за чистую монету то, что война с терроризмом может длиться десятилетиями. Люди приняли ограничение свободы передвижения после событий 11 сентября с удивительной легкостью… Большинство не знает положений «Патриотического акта», например о том, что библиотеки обязаны предоставлять доступ к записям о читателях. Есть разница между двумя утраченными свободами: той, о которой известно, что вы ее лишились, и той, об утрате которой никто не знает.

О проблеме свободы в американской истории много писал Эрик Фонер. Он утверждает, что ее рамки сужались. Свободы тех, кто не имеет американского гражданства или сознательно избегает политического мейнстрима, реализуются не в полной мере. Американская история, отмечает Фонер, богата примерами, когда объектом ограничения свобод становились потенциально опасные граждане, например, этнические японцы, интернированные во время Второй мировой войны. И каждый раз в подобной ситуации правительство получало поддержку широких слоев общества. Фонер рассказал мне о забавном случае, произошедшем с ним во время недавнего посещения Международного музея шпионажа в Вашингтоне. Музей проводил интерактивный опрос с помощью компьютеров, расставленных в залах. Вопрос был следующий: имеет ли правительство право задерживать на неопределенное время людей, враждебно настроенных по отношению к Америке? Из 30 тысяч посетителей, зарегистрировавшихся на тот момент, примерно 6о% приняли сторону правительства. Фонер говорит:

В стране активно спорят о свободе, но рамки этого спора четко определены… Изучение американской истории после событий 11 сентября показывает, что наша приверженность свободе не так сильна, как нам хотелось бы думать… Из множества уроков американской истории этот, несомненно, один из наиболее важных: наши гражданские права и свободы — свобода слова, свобода критики правительства, равенство перед законом, контроль за деятельностью полиции — это не подарки, сделанные государством, которое может их забрать обратно, когда ему захочется.

И все же эти свободы отбирают снова и снова при очень сдержанном выражении подавляющим большинством недовольства. Такой компромисс ради безопасности не был на самом деле компромиссом. Предметом сделки стала свобода меньшинства (почти всегда — иностранцев), которой пожертвовали во имя всеобщего блага. Ценности теоретически могут быть универсальными, но на практике они касаются не всех членов общества. Большинство американских избирателей соглашались с этим очевидным противоречием, будучи уверены в том, что ни их самих, ни кого‑либо из тех, кого они знают — благочестивых, законопослушных людей, — эти меры, скорее всего, не коснутся. Те, кого они коснулись, возможно, того заслуживали, а если не заслуживали, то это издержки военного времени.

Война с терроризмом была объявлена официально. Это была война без конца, неограниченный конфликт, и пленных можно было задерживать на неопределенно долгое время. Администрация Буша взяла на вооружение концепцию незаконных вражеских комбатантов (enemy combatants), не признанную международным гуманитарным правом. Таких людей ловили где угодно и перебрасывали по воздуху так называемыми рейсами «чрезвычайной выдачи» на засекреченные базы, где информацию от заключенных дозволялось получать любыми доступными средствами. Гуантанамо стало одним из наиболее известных мест, где заключенных, одетых в оранжевые костюмы, держали в клетках под открытым небом. Действуя согласно инструкциям Вашингтона, командование базы Гуантанамо считало приемлемыми все виды пыток и принуждения — от «пытки водой» до более традиционных приемов.