Читать онлайн «Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости». Страница 42

Он сидел передо мной за пустым столом. Я рассказала ему о нескольких примерах проблем и злоупотреблений полиции и спецслужб. Ни он, ни его чиновники не собирались ничего записывать. В конце он поднялся, сказал: «Я разберусь с этим» и ушел.

Дж. К. Гэлбрейт однажды назвал Индию «функционирующей анархией». Террористическое нападение на Мумбаи показало, насколько удачным было это определение. Я задаюсь вопросом: учитывая неудовлетворенность компетентностью полиции, насколько люди были тогда подготовлены к тому, чтобы навести больший порядок? Некоторые обозреватели начали говорить невероятное. «Я начинаю различать… ропот и нытье среднего класса о неэффективности демократии и необходимости авторитарного правления», — заявил влиятельный политический обозреватель Вир Сангхви. Он ссылается на судьбоносный момент индийской истории: введение Индирой Ганди в июне 1975 года режима чрезвычайного положения. Около тысячи диссидентов были схвачены и заключены в тюрьму. Деятельность двух дюжин политических групп была запрещена. Средствам массовой информации приказали не публиковать «несанкционированные, безответственные и деморализующие новостные материалы», в том числе карикатуры и рекламу. Ограничение по сути всех прав человека согласовывалось с конституцией, поскольку Ганди оправдывала его необходимостью раскрыть «глубоко укоренившийся преступный заговор», который мог бы «привести к экономическому хаосу и кризису», сделав Индию «податливой к деструктивным тенденциям и уязвимой для внешней угрозы». Она утверждала, что демократия «дала народу слишком много свободы». Для многих индийцев наиболее наглядным свидетельством той эпохи стала принудительная стерилизация миллионов людей, имевших двоих или более детей либо политически неблагонадежных. Программа ограничения рождаемости, которая раньше основывалась на сотрудничестве, превратилась в инструмент репрессий. В ряде деревень и городов протесты были жестоко подавлены.

И все же богатые и обеспеченные реагировали, как всегда, хладнокровно. Самая густонаселенная демократия в мире была нейтрализована с удивительной легкостью.

Л. К. Адвани, в то время министр информации и телерадиовещания, который позднее возглавил Бхаратия джаната парти, вспоминал, как легко оказалось укротить СМИ. Он рассказывал группе журналистов вскоре после введения чрезвычайного положения, что кое‑кто «сопротивлялся этим драконовским мерам по подавлению инакомыслия и пострадал за это». Что касается остальных, то «когда вас только попросили нагнуться, многие из вас предпочли ползти».

Большинство историков и современные обозреватели предпочитают останавливаться на положительных аспектах. Чрезвычайное положение было отменено спустя 10 месяцев. Ганди обратилась непосредственно к электорату, предполагая, что получит поддержку своей политике твердой руки, и, как ни удивительно, проиграла, после чего оставила пост. Несмотря на свое несовершенство, индийская демократия во время чрезвычайного положения показала себя.

В последние годы Индира Ганди была в значительной степени реабилитирована. Судя по опросам общественного мнения, она — самый популярный индийский политик современности. «Люди помнят, что она была сильной, — объясняет известный обозреватель Свапан Дасгупта. — Она всерьез относилась к враждебным силам внутри страны и так же воспринимала Пакистан». Согласно этому воззрению, Индии с тех пор была навязана череда премьер- министров, у которых недоставало энергии или голосов в парламенте, чтобы настоять на выполнении радикальных программ. Большинство их уходило после одного срока. Дасгупта и многие его единомышленники видят в Нарендре Моди единственного политика, который, будучи способен на жесткое руководство, может пойти по стопам Индиры. Я спросил Дасгупту, есть ли у него на примете иностранные примеры, и он назвал Ли Гуанъяо. Следует напомнить, что во время чрезвычайного положения сын и близкий советник Индиры Санджай Ганди часто рассуждал о сингапурском авторитаризме как образце для Индии. Для многих индийцев Сингапур тогда стал первой зарубежной страной, которую они посетили. Они восхищались успехами Ли в деле снижения межобщинной напряженности, профессионализмом сингапурских чиновников, чистотой улиц и комбинацией рыночной экономики с сильными государственными органами. Дасгупта называет еще одного возможного наставника:

Путин унаследовал разрушенную сверхдержаву и вернул ей честь и гордость. Он вытащил Россию своими силами. Да, есть перекосы, мафия, например, и нетерпимость к инакомыслию. Вы могли бы назвать его деспотом, однако он не диктатор и обладает поддержкой большинства избирателей. Самое важное из этого, что он снова превратил Россию в первостепенную страну.

«Сияющая Индия» и другие лозунги последних двух десятилетий глобализации предполагают, что Индия — это первостепенная страна. Индийский средний класс опьянен разговорами о сверхдержаве. Писатель Панкадж Мишра объясняет, что для того, чтобы эти амбиции реализовались в стране с такой удручающей бедностью и неравенством, элита должна создать параллельную вселенную. Это мир бангалорских колл–центров, ИТ–гигантов, Болливуда и международного стяжательского пыла таких индустриальных гигантов, как «Тата». Этот мир существует рядом с трущобами, зловонными водостоками, болезнями и голодом, но способен удерживать неприятные проявления старой Индии на расстоянии. Мишра согласен с Дасгуптой в отношении сравнения Индии с Россией. Деловая и политическая элиты обеих стран разработали свои проекты модернизации, ориентируясь на Запад. Это отличает Индию и Россию от Китая. По мнению Мишры, это обусловливает «болезни роста»:

Беспокоят фашистские настроения… Но ведь это Индира Ганди способствовала широкому распространению в индийском среднем классе смеси страха, агрессивности, презрения и апатии, способствовала установлению общественного климата, в котором распространенные в Индии проявления бесчеловечности кажутся нездешними.

Тем не менее, несмотря на все предостережения, никто из представителей широкого диапазона политиков, с которыми я общался, не видел перспективы возврата к периоду чрезвычайного положения. Современная, глобализированная сторона Индии — страна за пределами трущоб и бедных деревень — гордится своим бурлящим общественным дискурсом и колоритной демократией. Действительно, некоторые неправительственные и другие организации, реализующие общественные инициативы, предполагают, что здесь может быть повод для осторожного оптимизма. Они указывают на растущее представительство низких каст и женщин в панчаятах, органах деревенского самоуправления, и в городских местных советах. Они указывают на растущий опыт избирателей, включая формально неграмотных. Они указывают на невозможность предсказать исход выборов в стране (так, в 2004 году эксперты предсказывали победу Бхаратия джаната парти — и серьезно ошиблись). Они полагают, что особенности и мотивация голосования изменились. Политическая идентификация по–прежнему зависит от принадлежности к определенной касте или религии, однако в некоторых случаях обусловлена скорее ответственностью. Например, жители Дели дважды выбрали ту же администрацию, признав инфраструктурные улучшения. По их словам, ничего из этого не было сделано сверху и процесс шел снизу.

Проблема Индии заключается не в отсутствии демократических институтов, а в управлении, неспособном обеспечить социальные и экономические свободы подавляющему большинству населения. После государственного социализма в первые годы независимости политики и бизнесмены сосредоточились на интеграции в мировой рынок, используя власть как средство обогащения. Преуспевающие классы — люди, которые за прошедшие 20 лет могли бы воспользоваться новообретенным богатством страны для осуществления улучшений, — смотрели сквозь пальцы на ошибки общества или были причастны к их совершению. Они могли активно участвовать в делах общества: в Индии, в отличие от авторитарных государств, их не наказали бы за то, что они создают правительству проблемы. Однако они предпочли самоустраниться. Поэтому уровень их вины, несомненно, выше.

Глава 6

Италия: театр одного актера

Снижение качества демократии воплощается в политике, не требующей мобилизации или участия граждан. Ей нужен просто хороший отклик.

Эцио МАУРО

Двадцать восьмого апреля 2008 года, через несколько дней после ошеломляющей победы на выборах, Сильвио Берлускони пригласил своего лучшего друга–политика отпраздновать с ним успех. Владимир Путин с радостью согласился. «Я долго не видел его. Я скучал по нему», — заявил президент России, приехав в дом Берлускони в Коста–Смеральда на Сардинии. Вилла «Чертоза» (27 комнат) предлагает ВИП–гостям и друзьям семьи (это одно и то же) ботанический сад, искусственное озеро с дистанционно управляемыми водопадами, греческий амфитеатр на четыре сотни мест и, на всякий случай, ядерное убежище.