Читать онлайн «Сибирское бремя». Страница 42

Программы перераспределения и переселения, подобные программе Всемирного банка по реструктуризации Севера, вряд ли смогут оказать существенную помощь людям по выезду из самых суровых и в высшей степени непривлекательных регионов России, если у мигрантов не будет реальных альтернатив в тех местах, куда они смогут переехать. На деле «расселение Севера» может обернуться тем, что у мигрантов как регионального, так и федерального уровня возникнут серьезные затруднения и на новом месте. Хотя многие ограничения советской эпохи по миграции были устранены и правительство заявляет, что мобильность населения возрастает, перемещение в Российской Федерации все еще не такое уж простое дело. Одной из самых больших российских проблем по-прежнему остается то, что пожелания людей отодвигаются на второй план ради интересов государства.

Наследие российской и советской истории — это необходимость ограничения свободного перемещения людей и направления их в города и территории, обозначенные государством. Парадокс российской физической географии заключается в том, что ее гигантское территориальное пространство располагает к мобильности населения, в то время как российское правительство никак не желает его мобильности или желает, чтобы эта мобильность имела своей целью какой-то конкретный участок территории. Поэтому правительству приходится ограничивать мобильность. Контроль над стихийной мобильностью и ее ограничение являются отличительной чертой России — из-за ее уникального размера и, следовательно, из-за того, что у людей есть возможность скрыться и избежать обнаружения1.

И по сей день люди все еще по-настоящему не свободны в передвижении по России (хотя они, по всей видимости, это делают), и не ясно, осознает ли российское правительство когда-нибудь важность оказания людям активной поддержки при миграции. Российский демографический кризис обостряет страхи по поводу уменьшения численности населения в таких стратегических регионах, как Дальний Восток и Сибирь, которые граничат с Китаем (этот вопрос анализируется в следующей главе). Одновременно существует опасение по поводу сосредоточения слишком большого количества людей в Москве, усугубляющего феномен превращения столичного города в «государство в государстве». Кроме того, многие люди остаются на Урале и в Сибири и не хотят оттуда уезжать, несмотря на все неудобства тамошней жизни. Но одним из главных препятствий для полной мобильности и миграции являются сохраняющиеся ограничения советских времен на проживание в Москве и других городах, привлекательных для мигрантов. Несмотря на формальную отмену советской системы прописки, города продолжают попытки препятствовать миграции, опасаясь перегрузки муниципальных и социальных служб.

Государственные меры по контролю над потоками населения в России уходят своими корнями в прошлое лет этак на 150. В конце XIX столетия царский режим ввел внутренние паспорта с целью регулировать процессы урбанизации и миграции. Хотя большевики и отменили эту систему в 1917 году, когда пришли к власти, внутренние паспорта были вновь введены в 1932 году вместе с обязательной пропиской, или разрешением на проживание. Советские граждане были обязаны зарегистрировать свое место проживания в местной милиции, чтобы получить прописку. Проживание по любому другому адресу считалось уголовным преступлением и каралось штрафом или даже тюремным заключением. Представление прописки было непременным условием принятия на работу, оформления брака, поступления в школу или получения социального обслуживания.

Хотя эта практика первоначально и была представлена как средство защиты советских людей и залог обеспечения требуемого распределения рабочей силы и ресурсов в рамках плановой экономики, прописку явно использовали и для решения политических задач. Например, некоторым социальным группам постоянно отказывали в прописке: бывшим заключенным, диссидентам и определенным этническим группам, например, цыганам2. Стремясь ужесточить контроль над миграцией, некоторые города в Советском Союзе объявили «закрытыми». Эти города были либо полностью закрыты для поселения, либо в них находились предприятия, из-за которых им в административном порядке не разрешалось расширяться. В обоих случаях прописка или, скорее, отказ в оформлении прописки на проживание в этих городах — была механизмом осуществления политики «закрытых городов»3. К «закрытым» относили города со значительной концентрацией секретных оборонных предприятий или исследовательских учреждений, — такие как Горький (Нижний Новгород) и ядерные города Сибири, которые зачастую да-были нанесены на карту4. Кроме того, в 1950–1960-х годах плановые органы были обеспокоены тем влиянием, которое могли оказать на СССР западные тенденции к все большему укрупнению городов. Они пытались предотвратить образование так называемых «городов-гигантов», стараясь ограничить численность населения в крупных советских городах 250 000–300 000 человек6.

В советский период система прописки не была настолько жесткой, какой она должна была стать по задумкам плановых структур, и многие находили способ ее обойти. Рабочие-мигранты, прибывавшие в Сибирь и на Север в 1960–1980-е годы и подлежавшие регистрации в тех регионах, часто переезжали оттуда в другие районы СССР или возвращались в свои родные дома. Немалым было и перемещение по СССР из сельских регионов в города. Тем не менее советские граждане считали внутренние паспорта и систему прописки очень серьезным препятствием географической мобильности. Во время опросов населения, проведенных в 1989–1990 годах, 76 процентов высказались за отмену системы прописки6. В конце 1980-х ограничения по миграции соблюдались строже, особенно в такие города, как Москва и столицы других советских республик7.

После развала Советского Союза система сдерживания мобильности и масштабов миграции была в значительной степени унаследована Россией. Система прописки технически была отменена после принятия и ратификации в декабре 1993 года новой постсоветской российской Конституции. Статья 27 гласит: «Каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право на свободу передвижения и выбор места своего пребывания и проживания». Впоследствии были предприняты попытки восстановления подобия режима прописки. В настоящее время ограничения по проживанию существуют более чем в трети субъектов РФ несмотря на неоднократное признание неконституционности этой практики Конституционным судом Российской Федерации8.

В советскую эпоху многих людей либо понуждали к мобильности, как это делали с заключенными ГУЛАГа или с рабочими-мигрантами, либо вынуждали оставаться на одном месте посредством системы прописки. В постсоветскую эпоху, несмотря на возросшую потенциальную возможность отъезда из самых непривлекательных регионов Сибири, Севера и Дальнего Востока, люди, даже имея право свободного выбора, часто предпочитали не уезжать. Причины этого гораздо сложнее, чем просто преграды, создаваемые их мобильности ограничениями по проживанию.

Многие из тех, кто переехал на Север, в Сибирь и на Дальний Восток в 1970–1980-х годах, там и осели. Те же, кто приехал в конце в 1980-х и еще прочно там не обосновался, сохранив связи с другими регионами, выехали оттуда в 1990-х годах в числе первой волны отъезжающих, что и нашло свое отражение в статистике. Пожилым людям зачастую некуда было возвращаться, даже если бы они имели возможность переехать на новое место. Евгений Рупасов, распорядитель программы «Реструктуризация Севера», отмечал: «В конце 1980-х годов на Севере проживало какое-то количество состоятельных людей. Сегодня они стали самыми несчастными жертвами. Пятнадцать лет тому назад они могли бы вернуться в более приличный город, чем тот, откуда они приехали на Север, купить там квартиру, дачу, машину и мебель. Сейчас все их сбережения сгорели, и они остались без денег». Один из бывших узников ГУЛАГа в Сусумане уныло замечает: «Мы все здесь арестанты»9. Яркой иллюстрацией этого феномена и трудностей миграции стали впечатления немецкого журналиста Майкла Туманна (Michael Thumann) от поездки по Сибири (см. блок 8-1).

Евгений Янсен, восьмидесятилетний этнический немец с Украины, был депортирован в лагерь в Закаменске в Бурятии во время Второй мировой войны для работы в вольфрамовом руднике. Лагерь позднее был превращен в город для поддержки местных рудников и перерабатывающих фабрик. Сегодня производство вольфрама в Закаменске пришло в упадок, город заброшен, многие из его жителей уехали. Янсен и его жена живут в маленькой деревянной избе на окраине города посреди огорода, засаженного картошкой, капустой, помидорами и огурцами. Он тратит свою скудную пенсию на покупку семян и живет продуктами со своего участка. В Закаменске не осталось магазинов, лишь несколько киосков, продающих основные продукты питания и скудный набор товаров народного потребления. Янсену и другим жителям был предоставлен шанс переезда в другие города. Но многим это просто не по карману. Елена, которая оказалась заблокированной в Закаменске вместе со своей семьей, говорит, что она и ее муж не могут продать свое жилище, чтобы купить новое где-нибудь еще, — оно ничего не стоит, и они не могут подыскать себе новую работу. Она сказала: «У нас нет иной возможности уцелеть… Мы прикованы к этой квартире».