Читать онлайн «Революционный террор в России, 1894— 1917». Страница 24

Эсеры не выполняли и второго условия, поставленного лидерами партии, а именно чтобы экспроприации проводились под строгим контролем Центрального комитета. Местные группы эсеров редко ставили в известность центральное руководство о планировавшихся экспроприациях частной и государственной собственности и не сообщали об уже проведенных акциях. Более того, отдельные эсеры предпринимали подобные действия по собственной инициативе и на свой страх и риск, не испрашивая санкций даже своих местных организаций(165). Поэтому практически невозможно установить, какие именно из сотен актов экспроприации, направленных против банков, почтовых отделений, казенных винных магазинов, частных лавок, церквей, больниц и других учреждений и заведений на территории империи, были осуществлены после 1905 года социалистами-революционерами.

Многие акты экспроприации были далеко не бес-

"бывшим студентом Московского университета Владимиром Мазуриным, экспроприировали у Московского Общества взаимного кредита около восьмисот тысяч рублей(169). Эти крупные средства позволили партийным оппозиционерам привлечь в свои ряды несколько местных эсеровских организаций, буквально подкупив комитеты в Екатеринославе, Рязани и Ставрополе, а также некоторые группы на Кавказе и в столицах. Таким образом руководителям оппозиционной фракции удалось собрать под своим началом довольно большие силы, хотя новое движение было ослаблено разборками между отдельными революционерами и целыми группами из-за использования экспроприированных денег и взаимными обвинениями в растратах и расточительстве(170).

Вооруженные грабежи продолжались, и 14 октября 1906 года несколько боевиков из группы Соколова под руководством некоего товарища Сергея совершили в С.-Петербурге самую блестящую из всех максималистских экспроприации государственных средств — знаменитый экс в Фонарном переулке. Вооруженные браунингами, революционеры напали на хорошо охранявшуюся карету, перевозившую больше шестисот тысяч рублей с Петербургской портовой таможни в Казначейство и в Государственный банк. Максималисты рассчитывали на эффект внезапности и устроили налет в полдень на оживленной улице в самом центре столицы. Несколько боевиков начали стрелять в охрану и бросать бомбы, в то время как остальные захватили мешки с деньгами, перебросили их в ожидавшую карету, в которой сидела дама под вуалью, и умчались. Оставшиеся товарищи продолжали стрелять в полицейских, помешав этим погоне(171).

Хотя немногие местные группы максималистов могли похвастаться такой удачей, по всей стране ими совершалось огромное количество мелких экспроприации, и при этом в своем фанатизме они часто рисковали жизнью за совершенно незначительные суммы. Этих грабежей было так много, что даже просто своим количеством они вносили немалую лепту в огромный ущерб, наносимый государству и частным лицам. В С.-Петербурге независимый отряд максималистов во главе с Николаем Любомудровым осуществил несколько мелких экспроприации, грабя продуктовые магазины, уличных торговцев, питейные заведения, почтовые отделения и церкви. В отличие от эсеров максималисты не делали различия между государственной и частной собственностью, и их простая логика имела больше общего с примитивным анархизмом, чем с научным социализмом: «Если нет ни работы, ни жалованья, жить не на что, тогда надо экспроприировать деньги, еду и одежду»; в борьбе с эксплуататорами должна была применяться единственная тактика — экономический терроризм(172). Подобными же соображениями руководствовались многие максималистские группы в провинции, которые к тому же часто прибегали к вымогательству, посылая местным богачам письма с требованием немедленно выдать деньги и угрожая расправой в случае отказа или промедления(173).

Немногие документы проливают столь яркий свет на темные стороны движения русских социалистов-революционеров, как «Очистка человечества» — брошюра, написанная Иваном Павловым, одним из видных теоретиков максимализма, и напечатанная в Москве в 1907 году. В ней обсуждаются теория и практика, типичные для терроризма нового типа. Она была написана в то время, когда максималистская деятельность начала спадать и терпеть систематические поражения вследствие эффективных мер правительства, арестовывавшего одну группу революционеров за другой. Хотя эта брошюра не стала официальной частью программы максималистов, она содержит многие идеи, близкие им по духу, и таким образом является верным отражением экстремистского направления социал-революционной мысли.

Согласно Павлову, человечество делится не только на этнические, но и на этические расы. С его точки зрения, те, кто осуществляет политическую власть (представители правительства, администрации, полиции и т. д.), а также власть экономическую (капиталисты и другие эксплуататоры), приобретают так много отрицательных черт, что их необходимо выделить в особую расу. Эта раса хищников, по мнению Павлова, морально ниже наших животных предков: худшие признаки гориллы и орангутанга развились в них в пропорциях, не имеющих параллелей в животном мире. Нет такого зверя, в сравнении с которым эти типы не казались бы чудовищами(174).

Для морально высшей расы (в которую Павлов включал «лучших альтруистов» революционного движения, и особенно террористов) наиболее опасным в подобной ситуации было то, что отрицательные черты неизбежно передавались злодеями по наследству следующим поколениям. Большинство детей эксплуататоров и угнетателей были обречены, по мнению автора, проявлять те же злобу, жестокость, жадность и ненасытность, что и их родители(175). Отсюда логически следовало, что для спасения человечества от угрозы захвата всего мира со стороны быстро растущих сил этих морально разложившихся и звероподобных дегенератов их раса должна быть полностью уничтожена. Рассуждая в очень общих выражениях, Павлов не ответил на вопрос, каким именно способом нужно уничтожить худшую часть человечества: практические детали можно было выработать позже(176).

Таким образом, брошюра Павлова призывала к организованному массовому террору в возможно большем масштабе., то есть — к тотальной гражданской войне, когда одна часть населения стремится полностью уничтожить другую. По своей жестокости в проповеди бесконечного насилия для оправдания теоретического принципа эта брошюра не имела аналогов не только в русской революционной традиции, но и вообще в радикальной мысли. Но вот что было особенно замечательно: она не вызвала никаких отрицательных отзывов, никакого возмущения, никаких протестов, она даже не привела к спорам в рядах самих максималистов или социалистов других направлений. Среди анархии и кровопролития, царивших в России в момент написания брошюры, новый тип революционера вовсе не был шокирован павловской расовой теорией, вероятно видя в ней просто оригинальный анализ современной социально-экономической и политической ситуации. К тому же Павлов не был одинок в призывах к массовому террору с целью создания более справедливого социального устройства. Бывший народник, ставший максималистом, М.А. Энгельгардт тоже выступал за повальный красный террор и даже рассчитал, что для укоренения социализма в России необходимо уничтожить не меньше двенадцати миллионов контрреволюционеров, включая землевладельцев и заводчиков, банкиров и священ-ников(177).

Максималисты не приняли писаний Павлова за основу своей официальной программы, однако его продолжали считать «умнейшим идеологом максимализма»(178). Можно задать вопрос, является ли простым историческим совпадением тот факт, что в XX веке, проходящем под знаком тоталитарной идеологии и преследований (сначала во имя марксистских классовых идей, затем в результате озабоченности нацистов расовыми и этническими отличиями), первые признаки тоталитаризма появились у революционных экстремистов в России, и особенно у максималистов, бывших прямыми наследниками Партии социалистов-революционеров(179). В любом случае несомненно, что в своей террористической практике многие эсеры и максималисты проявляли черты революционеров нового типа. Их презрение и к идеологии, и к требованиям партийной дисциплины, а также их почти неограниченная готовность к пролитию крови и к конфискации частной собственности заставляют видеть в этих боевиках представителей нового поколения экстремистов, встречавшихся в начале XX века не только среди эсеров, но и в других группах российского радикального лагеря.

Вся наша боевая и террористическая работа ныне — удел истории. Если двадцать пять лет тому назад по тактическим соображениям мы не афишировали эту часть своей деятельности, то теперь эти соображения, полагаю, отпали. Актов партизанской войны в 1906—07 гг. социал-демократы совершили много, в том числе и большевики. Н. М. Ростов(1)