Читать онлайн «Тайны русского народа. В поисках истоков Руси». Страница 83

Впоследствии каменная и деревянная специфика тотемических культов сошла на «нет», в ряде случаев произошло слияние одних и тех же функций, в частности — Гермеса и Диониса. Так, на острове Делос сохранились остатки храмового комплекса в честь Диониса-Итифаллического. Изваяние — чисто символическое — в виде гигантского фаллоса, водруженного на отесанный постамент, на котором сохранился еще и рельеф в виде птицы с фаллоподобной головой.[242] Скульптура сильно повреждена: все относящееся к фаллическому культу было безжалостно уничтожено как несовместимое с идеологиями новых религий — христианства и ислама — по мере их победоносного распространения в Средиземноморье, Западной, Восточной и Северной Европе, на Ближнем Востоке и во всем мире.

Характернейшая отличительная черта дионисийского культа — необузданные оргии с бесконтрольно-сексуальным финалом (на Руси это именовалось «свальный грех»). Кроме того, в античной Греции, Риме и подвластных им странах дионисии и вакханалии сопровождались неумеренным винопитием. Сверх того, особенно там, где виноград не произрастает, опьянение достигалось наркотическим путем. К наркотикам примешивался и плющ, который был возведен в ранг обожествленного растения. Он же выступал одним из основных эпитетов и даже синонимов Диониса: сказать Дионис и Плющ считалось одним и тем же.

Однако воздействие снадобья, приготовленного с примесью плюща, было во много раз сильнее и опаснее, чем вина. Человек попросту безумел, терял рассудок и контроль за своими поступками, превращался в кровожадного убийцу. Шествия и радения одурманенных наркотиком толп сопровождались дикими конвульсиями и бессвязными выкриками, преследованием и растерзанием всего живого.

Особенно неистовствовали женщины, прозванные менадами (буквальный перевод — «безумствующие»). Наркотическое снадобье они вводили прямо во влагалище и превращались в сексуально необузданных фурий. Полуобнаженные, едва прикрытые звериными шкурами, увитые плющом и обвешанные задушенными змеями, со спутанными волосами и искусственными фаллосами в руках, которые впоследствии трансформировались в ритуальные свечи, — менады с дикими воплями носились по лесам и горам, преследуя мужчин, и, насладившись с ними, разрывали их на части, пили кровь своих жертв, а также других растерзанных живьем животных. Тем самым они как бы приобщались к телу и крови самого [Пра]Диониса, который, по наиболее распространенной версии, был растерзан титанами, а куски его тела оказались разбросанными по всей земле, и лишь Зевсу удалось оживить собранные части. Кстати, активное вмешательство титанов в земную жизнь Диониса — лишнее подтверждение глубокой древности и архаичности последнего.

Античные источники отмечают многоликость Бога Диониса. По позднейшей эллинистической традиции он отождествлялся с многими другими Богами.[243] Но первоначально выступал мифологическим эквивалентом Солнцебога Аполлона. Как уже говорилось, по представлениям древних, существовало минимум две ипостаси Солнца — дневная и ночная. Когда Солнце садилось за горизонт, считалось, что оно уходит под землю и превращается там в особое ночное светило. Дионис как раз и олицетворял такое ночное солнце — в отличие от Аполлона, олицетворявшего дневное.

Зимой Солнце «прячется под землей» дольше, чем летом. Потому-то именно зимой (декабрь — январь) отмечались (малые) дионисии и вакханалии, от которых берут начало европейские новогодние карнавалы с их обязательным наряжанием деревьев. В ареале расселения славян прадионисийские и дионисийские новогодние празднества соединились с чествованием Коляды — Космического колеса Колы с уже описанными выше ряжеными и колядованием. По аналогии с дневным и ночным Солнцем Коло (Коляда) может быть расценено как зимнее Солнце, в таком случае Ярилу можно считать весенним Солнцем, а Купалу — летним.

Любопытно, что на Русском Севере зимние святки и связанное с ними колядование именуются Виноградьем, которое входит в припев колядок. И это там-то, где никакого винограда и в помине нет! Но, может быть, он раньше здесь произрастал? Когда климат был совсем иной? А нерасчлененная гиперборейская культура сформировала культ [Пра]Диониса!

Культ растительности, деревьев и «священных рощ» сохранялся в России вплоть до ХХ века, повсеместно — на Севере, частично — в других областях, например, в Тверском крае. Этнографами задокументировано: «священные рощи» и отдельные почитаемые деревья «не шевелили», то есть их запрещалось рубить. Другими словами, на них как память о древних тотемах распространялось «табу». Считалось, что нарушение запрета чревато многими несчастиями.

В конце прошлого века близ Череповца Вологодской губернии был отмечен следующий случай. Крестьянин, который вопреки запрету начал пережигать уголь в священной роще, внезапно ослеп, что немедленно посчитали местью деревьев человеку.[244]

Неискоренимое двоеверие русских людей выражалось также и в том, что, как правило, в «священных рощах» ставился крест, а то и часовня, где непременно развешивались полотенца с магическим орнаментом. Сюда же приносили дары: шерсть, масло, лоскутки ткани. И здесь же резали кур — явный рудимент языческих верований и отголосок древних жертвоприношений. Впрочем, обычай этот сохранялся на протяжении всего христианского периода истории России. Еще в XIII веке анонимный автор жаловался, что «даже попове и книжницы» веруют в Перуна и Хорса, «подкладывают им требы [жертвы. — В.Д.] и куры им режут».[245]

Первобытно-языческая вера в природно-жизненную силу растительности как высшее Божественное Начало по сей день сохранилась в традиционном марийском культе деревьев и празднествах, отмечаемых в священных рощах. Так, во время праздника поля по окончании посевной в дубовую рощу близ Йошкар-Олы верующие приносят жертвенные блины, творог, мед, крашеные яйца и т. п., устраивают коллективную трапезу и моления, обращенные к Солнцу. Сходные обычаи существуют и у других коренных народов России.

В древности же они были распространены повсеместно. Древние германцы верили, что в каждом дереве, кусте, цветке живет особый дух растительности — покровитель всего живого. Ритуалы и жертвоприношения, связанные с растительным миром, призваны были содействовать увеличению урожая, повышению производительности и плодоношения. М. Элиаде так суммировал некоторые общие моменты, выработанные индоевропейскими и неиндоевропейскими народами на протяжении многих тысячелетий: вера в дух деревьев выражалась в: 1) мифологической тенденции сравнивать Космос и человека с Мировым древом, 2) традиции связывать судьбу человека с жизнью дерева, 3) населении деревьев добрыми и злыми духами, 4) обычае наказывать преступников возле дерева.

В процессе дальнейшей эволюции религиозных верований наблюдение за растительностью, «засыпающей» зимой и пробуждающейся весной, привело к возникновению представлений об умирающем и воскресающем Боге. Непрерывность и повторяемость жизненного процесса, неотвратимость жизни и смерти и преодоление смерти через жизнь — все это обобщено и в символе-коде Древа жизни. Обретя его и впитав — сознательно или бессознательно — его содержание, человек сам как бы растворялся в данном символе, а вернее — самом вселенском течении жизни, которое отображено в образе Мирового древа.

Культ коровы и сопряженный с ним культ быка характеризует ту стадию в развитии человеческих цивилизаций, когда она перешла к высокопродуктивному (мясо и молоко) животноводству, связанному в конечном счете с оседлым образом жизни. Культ быка, возможно, предшествует культу коровы и относится к переходному периоду от промысловой стадии охоты на дикого быка (тура и зубра — в Евразии, бизона — в Северной Америке) к одомашниванию (при этом приручен был только строго определенный вид — зубр и бизон так и остались дикими животными). Кроме того, Эпоха быка (коровы) непосредственно сопрягается с Эпохой колеса, так как одомашненный бык был основной тягловой силой в растянувшейся на века и тысячелетия миграции индоарийских, семито-хамитских и других народов. А впоследствии он стал (наряду с конем) одной из главных тягловых сил при пахоте (что относится уже к более поздней стадии развитого земледелия).

В эпоху первобытного переселения протоэтносов колесо как средство передвижения соперничало с полозьями. В условиях северных и средних широт Евразии это соперничество сменилось устойчивым балансом: летом использовался воз (телега) с колесами, зимой — сани с полозьями. (В раннюю историческую эпоху сани использовались и зимой, и летом, а приоритет саней перед колесными средствами передвижения зафиксирован в некоторых древних похоронных обрядах.) Что касается индоевропейской миграции, то своими успехами она обязана главным образом колесу. Мобильные орды индоариев, погруженные со всем скарбом на возы с впряженными быками, представляли несокрушимую силу для слабо защищенных аборигенов. Возы выстраивались в линию, быки опаивались возбуждающим напитком (предположительно из мухоморов), и эта лавина, сметая все на своем пути, устремлялась вперед. По крайней мере так арии завоевывали Индостан, сокрушив предшествующую оседлую цивилизацию.