Читать онлайн «Сигнал и шум. Почему одни прогнозы сбываются, а другие – нет». Страница 49

Поэтому экономисты много спорят о том, может ли уровень доверия со стороны потребителей считаться опережающим или запаздывающим индикатором{409}, и ответ на этот вопрос может зависеть от этапа, на котором находится экономика. Более того, поскольку степень доверия со стороны потребителей влияет на их поведение, отношения между ожиданиями от экономики и реальность могут оказывать друг на друга постоянное корректирующее воздействие.

Принцип экономической неопределенности

Возможно, что самый проблематичный пример подобных петель обратной связи возникает между экономическими прогнозами и экономической политикой. Если, например, прогнозируется, что экономика скоро окажется в состоянии рецессии, правительство и Федеральная резервная система предпримут шаги по снижению риска или, по крайней мере, по смягчению ситуации. Таким образом, часть проблемы состоит в том, что прогнозистам такого типа, как Хациус, приходится предсказывать не только экономические, но и политические решения. А это может стать настоящей проблемой в стране, где уровень одобрения деятельности Конгресса составляет около 10 %.

Проблема может оказаться еще более глубокой. Как указал в 1976 г. экономист и лауреат Нобелевской премии Роберт Лукас{410}, данные из прошлого, на которых основана экономическая модель, отчасти влияют на политические решения в настоящем. Таким образом, порой недостаточно знать, что делают нынешние политики. Иногда нам приходится выяснять, как выглядела финансовая и налоговая политика во времена администрации Никсона. Сходная доктрина, известная как закон Гудхарда (названная так в честь предложившего ее преподавателя Лондонской школы экономики{411}), гласит, что, когда люди, отвечающие за политику, начинают активно использовать какую-то переменную, она способна потерять свою значимость в качестве экономического индикатора. Допустим, если правительство предпринимает шаги по искусственной накачке цен на жилье, цены могут вырасти, но уже не будут считаться хорошим показателем оценки общего экономического здоровья.

С точки зрения логики мы можем дойти до крайности и предположить, что такая ситуация чем-то напоминает действие эффекта наблюдателя (часто ошибочно принимаемого за сходную концепцию принципа неопределенности Гейзенберга). Как только мы начинаем что-то измерять, поведение измеряемого объекта меняется вследствие наших действий. Большинство статистических моделей построено на утверждении о том, что независимые и зависимые переменные, а также входные и выходные значения могут быть отделены друг от друга{412}. Но когда речь заходит об экономике, все они перемешиваются в одном котле и представляют собой единое кипящее варево.

Даже если экономисты могли бы решить все эти проблемы, им все равно пришлось бы противостоять движущейся мишени. И американская, и мировая экономики находятся в состоянии постоянного развития, и связи между различными экономическими переменными способны со временем измениться.

Например, история показывает наличие достаточно сильной корреляции между ростом ВВП и числом рабочих мест. Экономисты называют эту связь законом Оукена[85]. Во время периода Длинного бума с 1947 по 1999 г. значение показателя роста занятости{413} составляло обычно примерно половину от величины роста ВВП. Если ВВП в течение года вырастал на 4 %, количество рабочих мест увеличивалось примерно на 2 %.

Эта связь существует до сих пор – чем выше экономический рост, тем лучше для людей, ищущих работу. Однако, судя по всему, изменилась ее динамика. После каждой из последней пары рецессий создавалось значительно меньше новых рабочих мест, чем могло бы быть в годы Длинного бума. Например, в течение года после одобрения стимулирующего пакета ВВП рос достаточно быстро, что должно было позволить создать, как это следует из закона Оукена, около 2 млн рабочих мест{414}. На практике количество рабочих мест снизилось на 3,5 млн.

Экономисты часто спорят о том, что значит это изменение. Самая пессимистическая интерпретация, которую поддерживают такие экономисты, как Джеффри Сакс из Колумбийского университета, состоит в том, что эта закономерность отражает серьезные культурные проблемы в американской экономике. К их числу относят рост конкуренции со стороны других стран, дисбаланс между производственным и сервисным секторами экономики, стареющее население, сокращающийся средний класс и рост национального долга. В соответствии с этой теорией США вошли в новую и нездоровую реальность, и проблемы могут стать еще глубже, если не произойдут фундаментальные изменения. «Мы недооцениваем влияние глобальных изменений на события в США, – рассказывал мне Сакс. – Уступка большого количества рабочих мест Китаю и другим растущим рынкам нанесла огромный удар по экономике страны». И еще один важный вопрос: можно ли считать, что высокая волатильность 2000‑х более точно описывает условия экономики в долгосрочной перспективе? Возможно, что годы Длинного бума были всего лишь исключением. В те времена экономика находилась в рецессии лишь 15 % времени, однако этот показатель вырос более чем в два раза – до 36 % – с 1900 по 1945 г.{415}.

Хотя большинство экономистов верит в то, что в результате стабилизации цикла деловой активности[86] был достигнут определенный прогресс, можно считать, что нам просто повезло и мы смогли избежать более серьезных проблем.

Это мнение особенно справедливо для периода между 1983 и 2006 гг. – частью Длинного бума, которую иногда называют эпохой Великого успокоения (Great Moderation), когда экономика находилась в рецессии лишь 3 % времени. Однако значительная часть роста обеспечивалась за счет масштабного увеличения государственного и потребительского долга, а также за счет пузырей с различными видами активов. Ни у какой развитой экономики просто нет объективной возможности расти такими темпами, как во времена Великого успокоения. Если в 1980‑е гг. прирост экономики Японии ежегодно составлял 5 %, то сейчас она растет в лучшем случае на 1 % в год{416}.

Возможно, это и стало одной из причин, из-за которых прогнозисты и политики оказались застигнутыми врасплох столь глубокой рецессией 2007 г. Они не только не могли предсказать события масштабов Великой депрессии[87], но иногда и калибровали свои прогнозы по параметрам эпохи Великого успокоения, которая с исторической точки зрения была лишь исключением.

Не отбрасывайте имеющиеся данные

Федеральный комитет по операциям на открытом рынке[88], отвечающий за определение процентной ставки в стране, должен по закону предоставлять макроэкономические прогнозы Конгрессу не менее двух раз в год. К концу 2007 г. этот комитет в каком-то смысле опережал события. Его прогноз роста ВВП был чуть более «медвежьим»[89], чем прогнозы, создававшиеся в частном секторе, что заставило организацию четыре раза понижать процентную ставку до конца года.

Тем не менее в протоколе комитета, выпущенном в конце октября 2007 г., термин «рецессия» вообще не использовался для описания экономической ситуации{417}. Федеральный комитет очень внимательно следит за своим языком и возможностью рецессии, поэтому были использованы фразы типа «риски, связанные со снижением оборотов». Однако он не делал ставку на рецессию, и его прогноз все еще предполагал экономический рост. Мало было факторов, которые указывали бы на то, что комитет в принципе рассматривал возможность рецессии (особенно в тех масштабах, в которых рецессия произошла в реальности).

Отчасти причина этого может быть связана с тем, что комитет, оценивая правильность своих прогнозов, полагался на данные, полученные со времен Великого успокоения. В частности, он уделял серьезное внимание научной работе, в которой изучалась эффективность экономических прогнозов за период с 1986 по 2006 г.{418}. Однако проблема этих лет состояла в том, что экономическая нестабильность в тот период была крайне мала: в 1990–1991 гг. и в 2001 г. произошли лишь две слабые рецессии. «Связывая текущую неопределенность с данными, полученными начиная с середины 1980‑х гг., – предупреждали авторы работы, – мы предполагаем, что спокойные условия Великого успокоения будут существовать и далее». Это было невероятно смелое предположение. Отчасти Федеральный комитет пришел к выводу о невозможности серьезной рецессии в 2007 г. из-за того, что предпочел игнорировать годы, в которые бушевала жестокая рецессии.