Читать онлайн «Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?». Страница 32

И все же было бы грубой клеветой на молодежь изображать ее, как одержимую исключительно или даже преимущественно личными интересами. Нет, в массе своей она великодушна, отзывчива, предприимчива. Карьеризм окрашивает ее только сверху. В глубине живут разнородные, далеко не сложившиеся тенденции, на подоплеке героизма, который еще только ищет применения. Этими настроениями питается в частности новейший советский патриотизм. Он несомненно очень глубок, искренен и динамичен. Но и через патриотизм проходит трещина, отделяющая молодых от стариков.

Здоровым молодым легким невыносимо дышать в атмосфере лицемерия, неотделимого от Термидора, т.е. от реакции, которая еще вынуждена рядиться в одежды революции. Вопиющее несоответствие между социалистическими плакатами и реальной жизнью подрывает доверие к официальным канонам. Значительные прослойки молодежи кичатся пренебрежением к политике, грубостью, разгулом. Во многих случаях, вероятно, в большинстве, индифферентизм и цинизм – только первобытная форма недовольства и затаенного стремления стать на собственные ноги. Исключения из комсомола и партии, аресты и ссылки сотен тысяч молодых «белогвардейцев» и «оппортунистов», с одной стороны, «большевиков-ленинцев», с другой, свидетельствуют, что источники сознательной политической оппозиции, правой и левой, не иссякают; наоборот, за последние год-два они забили с новой силой. Наконец, наиболее нетерпеливые, горячие, неуравновешенные, оскорбленные в своих интересах или чувствах, обращают свои мысли в сторону террористической мести. Таков примерный спектр политических настроений советской молодежи.

История индивидуального террора в СССР ярко отмечает этапы общей эволюции страны. На заре советской власти террористические акты устраивались белыми и эсерами, в атмосфере еще незаконченной гражданской войны. Когда бывшие господствующие классы утратили надежды на реставрацию, исчез и терроризм. Кулацкий террор, отголоски которого наблюдались до самого последнего времени, имел всегда локальный характер и дополнял партизанскую войну против советского режима. Что касается новейшего терроризма, то он не опирается ни на старые господствующие классы ни на кулака. Террористы последнего призыва рекрутируются исключительно из среды советской молодежи, из рядов комсомола и партии, нередко из отпрысков правящего слоя. Совершенно бессильный разрешить те задачи, которые он себе ставит, индивидуальный террор имеет, однако, важнейшее симптоматическое значение, характеризуя остроту противоречия между бюрократией и широкими массами народа, в особенности молодежи.

Все вместе: хозяйственный азарт, парашютизм, полярные экспедиции, демонстративный индифферентизм, «романтика хулиганства», террористические настроения и отдельные акты террора, подготовляет взрыв молодого поколения против нестерпимой опеки стариков. Война могла бы несомненно послужить отдушиной для накопившихся паров недовольства. Но не надолго. Молодежь в короткий срок приобрела бы необходимый боевой закал и столь недостающий ей ныне авторитет. Тем временем репутация большинства «стариков» потерпела бы непоправимый ущерб. В лучшем случае война дала бы бюрократии лишь некоторый мораториум; тем острее встал бы политический конфликт к окончанию войны.

Было бы, конечно, слишком односторонним сводить основную политическую проблему СССР к проблеме поколений. Среди стариков бюрократия числит не мало явных или притаившихся противников, как и среди молодежи есть сотни тысяч законченных аппаратчиков. Но все же, с какой бы стороны ни повелась атака на позиции правящего слоя, слева или справа, атакующие будут вербовать главные свои силы в среде придавленной, политически бесправной и недовольной молодежи. Бюрократия превосходно понимает это. Она вообще обладает изощренной чувствительностью ко всему, что может угрожать ее господствующему положению. Естественно, если она старается заблаговременно консолидировать свои позиции. Главные траншеи и бетонные укрепления возводятся ею при этом как раз против молодого поколения.

В апреле 1936 г., как упоминалось уже, собрался в Кремле X съезд Комсомола. Никто не потрудился, конечно, объяснить, почему, вразрез с уставом, съезд не созывался целых пять лет. Зато очень скоро выяснилось, что тщательно подобранный и просеянный съезд созван на этот раз исключительно для политической экспроприации молодежи: по новому уставу комсомол даже и юридически лишается права участия в общественной жизни страны. Его единственная сфера отныне: просвещение и культурное воспитание. Генеральный секретарь комсомола, по поручению сверху, заявил в докладе: «нам надо… прекратить болтовню о промфинплане, о снижении себестоимости, хозрасчете, севе и прочих других важнейших государственных задачах, как будто мы их решаем». Вся страна могла бы повторить последние слова: «как будто мы их решаем». Наглый окрик: «прекратить болтовню» отнюдь не вызвавший энтузиазма архипокорного съезда, кажется тем более поразительным, что советский закон определяет политическое совершеннолетие в 18 лет, давая с этого возраста юношам и девушкам все избирательные права, тогда как предельный возраст для комсомола, по старому уставу – 23 года, причем фактически целая треть членов организации превышала этот предел. Последний съезд совершил одновременно две реформы: легализовал участие в комсомоле старших возрастов, тем самым повысив число комсомольцев-избирателей, и в то же время лишил организацию в целом права вторгаться в область не только общей политики (об этом вообще не может быть речи), но и текущих вопросов хозяйства. Упразднение старой возрастной границы продиктовано тем, что переход из комсомола в партию, совершавшийся ранее почти автоматически, ныне крайне затруднен. Отнятие последнего остатка политических прав, даже видимости их, вызвано стремлением полностью и окончательно закрепостить комсомол очищенной партией. Обе меры, явно противоречащие одна другой, исходят, тем не менее, из одного и того же источника: страха бюрократии перед молодым поколением.

Докладчики съезда, выполнявшие, по собственным словам, прямые поручения Сталина, – такие предупреждения имели целью заранее исключить самую возможность прений, – объясняли цели реформы с почти поразительной откровенностью: «нам никакой второй партии не нужно». Этот довод обнаружил, что, по мнению правящей верхушки, комсомол, если его не придушить окончательно, грозит превратиться во вторую партию. Как бы для того, чтоб определить ее возможные тенденции, докладчик предупреждающе заявил: «В свое время не кто иной, как Троцкий пытался, демагогически заигрывая с молодежью, привить ей анти-ленинскую, анти-большевистскую мысль о необходимости создания второй партии», и т.д. Историческая справка докладчика заключает в себе анахронизм: на самом деле Троцкий лишь предупреждал «в свое время», что дальнейшая бюрократизация режима неизбежно приведет к разрыву с молодежью и выдвинет опасность второй партии. Но все равно: ход событий, подтвердив предупреждение, тем самым превратил его в программу. Переродившаяся партия сохраняла притягательную силу только для карьеристов. Честных и мыслящих юношей и девушек не может не тошнить от византийского раболепия, от фальшивой риторики, прикрывающей привилегии и произвол, от самохвальства заурядных бюрократов, превозносящих друг друга, от всех этих маршалов, которые не хватают звезд с небес, зато навешивают себе их на разные части тела. Дело идет таким образом уже не об «опасности» второй партии, как 12-13 лет тому назад, а об ее исторической необходимости, как единственной силы, которая способна повести дальше дело Октябрьской революции. Изменение устава комсомола, хотя бы и подкрепленное новыми полицейскими угрозами, не остановит, разумеется, политического возмужания молодежи и не предотвратит ее враждебного столкновения с бюрократией.

В какую сторону повернет молодежь в случае большой политической встряски? Под каким знаменем соберет она свои ряды? Сейчас никто еще не дает уверенного ответа на этот вопрос, и меньше всего сама молодежь. Противоречивые тенденции бороздят ее сознание. В последнем счете самоопределение главной ее массы будет определено историческими событиями мирового значения: войной, новыми успехами фашизма или, наоборот, победой пролетарской революции на Западе. Во всяком случае бюрократии придется убедиться, что эта бесправная молодежь представляет исторический снаряд могущественной разрывной силы.

В 1894 г. русское самодержавие, устами молодого царя Николая II, ответило земцам, робко мечтавшим приобщиться к политической жизни, знаменитыми словами: «бессмысленные мечтания!». В 1936 г. советская бюрократия ответила на смутные пока еще претензии молодого поколения еще более грубым окриком: «перестаньте болтать». Эти слова тоже войдут в историю. Режим Сталина может поплатиться за них не менее тяжко, чем тот режим, который возглавлялся Николаем II.