Читать онлайн «Удивительные приключения Яна Корнела». Страница 8

Вот тогда-то я и начал впервые замечать, из-за чего завязалась вся эта кутерьма. Мне пришло в голову и другое, — как же они будут обращаться с простым смертным, на котором у них нет надежды заработать? С ним они не церемонились; прикалывали его — и баста!

Между тем сюда уже приближалась армия императора и его союзников. А эти-то войска хозяйничали в Чехии, пожалуй; еще почище нас. Говорят, император просил баварского военачальника, князя Максимилиана, пощадить хотя бы имения чешских католических панов. Но попробуй-ка отличи корову католическую от протестантской, особенно тогда, когда ты даже не собираешься делать этого!

Короче, обе армии убивали, грабили, жгли. Того же, кто проявлял малейшую попытку отстоять свое имущество, они приканчивали на месте, женщин уводили с собой. Противники разрушали костелы и монастыри, а города отдавали на разграбление, чтобы таким образом предохранить себя от возможного мятежа. Разумеется, сильнее всего страдали от войны крестьяне. Обобранные и изгнанные из своих халуп, они бежали в леса. После того, как крестьянам уже нечего было терять, они начали платить тем же самым своим обидчикам — не только солдатам, но и панам. Крестьяне собирались в большие отряды, насчитывавшие по нескольку тысяч человек, и нападали на панские замки, громили и поджигали их.

Н-да, вот как выглядела эта чешская война!

В начале ноября мы подошли к Праге. Сюда же направлялся и неприятель, нам едва удалось опередить его. Принц Ангальтский расположил наше войско на Белой горе — холме, находящемся приблизительно в часе ходьбы от города. Мы добрались туда в ночь с седьмого на восьмое ноября.

Имперцы и баварцы двигались за нами по пятам. Утром мы заметили, как они переходят ручей под Белой горой. Стоило бы нам тогда ударить на них, и мы превратили бы их в кашу. Это мог понять каждый солдат, который уже участвовал хотя бы в одной битве. Об этом не знали лишь одни наши генералы. Может быть, знали, да не могли раскачаться. Каждый из нас чувствовал, что в воздухе пахнет грозой. Возьмем хотя бы такое правило: когда готовится решающее сражение, то у войска должен быть свой верховный повелитель! Чешские сословия давно уже избрали своим новым королем не императора, а Фридриха, курфюрста Пфальцского. Но ему даже и в голову не приходило показаться в нашем войске. Он находился в Пражском граде со своею молодою женою-англичанкой и все заботы об охране государства предоставил генералам. Мы всю ночь рыли траншеи, подготавливали огневые позиции для пушек, страшно измотались и хотели спать. Утром командиры совершенно не знали, что им делать. Следовало бы немедленно атаковать неприятеля, а они стали ожидать, пока его отряды спокойно перейдут поток и удобно развернут свой боевой порядок.

У обоих войск были почти равные силы: в нашем — тысяч двадцать пять, а в имперском — лишь ненамного больше, зато там люди, как мы узнали об этом позже, не голодали и получали хорошее жалованье, тогда как о нашем даже стыдно говорить!

Было уже около полудня, а наше начальство все еще не давало никаких распоряжений. Ничего не предпринимая, мы наблюдали за тем, как неприятель выстраивается перед нами в огромные каре: в центре — пикинеры, впереди и по бокам — стрелки, а кирасиры и рейтары — тоже в своих каре — перед ними и между ними.

В полдень произошла первая стычка. Прямо у самой позиции левого фланга появилась имперская конница. Я находился уже в строю и, поднявшись на стременах, напряженно следил за этой схваткой. Скоро имперская конная атака была отбита. Имперцы повернули коней и ускакали обратно. В ту же минуту командир нашего кирасирского полка, молодой принц Ангальтский, сын главнокомандующего, отдал приказ — и мы тронулись.

Да, ребята, вы никогда не испытаете такого чувства в другое время, как в момент вступления в первую драку. Ведь вы никогда потом уже не будете такими глупыми, ужасно глупыми, зайцами.

Если я и пришпорил тогда коня, то только потому, что привык повиноваться приказу. Но я тут же опомнился, — конь подо мною скачет и несет меня в битву! Там меня убьют, я еду на смерть! Собственно, не кто-нибудь иной, а я уже мертв. У меня не осталось ничего, кроме страха и ужаса. Я как-то странно съеживался и даже не замечал узды в своих руках. Вокруг без устали барабанили копыта целого конного полка. Мало-помалу цокот копыт, раздававшийся в воздухе, и мерное потряхивание, исходившее от скачущего галопом коня, вернули мне спокойствие. Мой страх начал убывать, как вода после короткого ливня. Я стал ощущать под собой силу коня, замечать яркий блеск кирас моих товарищей и тяжесть защитного панциря на своей груди. Смотри-ка, я крепко держу в руке поводья, меч мерно ударяется о седло, а у моих колен торчат из седельных футляров сверкающие рукоятки надежных пистолетов; я воин, я вооружен, я управляю конем, пришпориваю его и скачу вперед, на врага. Так горе ему! Прошло несколько мгновений — и я совсем забыл о страхе. Едва я успевал набрать в легкие воздуха, как мне снова хотелось глубоко вздохнуть, — я почувствовал в себе такую силу, что понял: теперь уже ничто не остановит меня! Мною стала овладевать ярость; я пришпорил коня и выхватил из правого футляра пистолет. Видит бог, в те минуты мне казалось, что именно я и только я решу исход всей битвы и, само собой, успешно. Мне самому хотелось как можно скорее налететь на вражеских солдат и стереть их в порошок. О своей смерти я даже не подумал. Мы мчались галопом по склону горы вниз. Придя в себя, я только через некоторое время заметил, что уже довольно долго гремит канонада. Но и она не была мне помехой. Я рвался только вперед, вперед! Двигаясь впереди своего полка, я скоро увидел перед собой каре из стрелков, на которых мы и обрушились. Неприятельская пехота установила на сошки свои мушкеты, и я заметил, как они уже начали выхлапывать небольшие клоки дыма. Хотя у меня не было времени для наблюдения, но я старался узнать, не задели ли они кого-нибудь из наших. Каждый новый скачок коня приближал нас к сплошной стене пехотинцев. Теперь, желая снова зарядить свои мушкеты, пехотинцы отступили на два шага назад, а пикинеры выставили против нас свои пики, подперев их одной ногой, крепко держа в руках и направляя наклонно перед собой на высоте конской груди. Мне казалось, что острые наконечники копий летят прямо на нас. Но в этот миг послышалась знакомая нам команда, и мы тут же — так нас обучали до боя — рванули коней влево и прямо перед торчащими пиками повернули и поскакали галопом вдоль неприятельской позиции. Гарцуя мимо густого строя противника, я вместе со всеми выстрелил в него из своего пистолета, а затем, осадив коня и сделав большой круговой заход, снова подскочил к неприятелю. Мне не удалось заметить, был ли кто из наших ранен или сбит. Казалось, что я нахожусь на учебном плацу, где уже не раз репетировали с нами подобный прием. Мы проскакали таким образом два круга, дважды пронеслись галопом прямо перед носом противника. Делая второй круг, я вновь выстрелил, уже из левого пистолета. Потом мы опять съехались вместе, повернулись лицом к неприятелю, пошли сомкнутым строем и обрушились на врага подобно железному тарану. Теперь, разумеется, мы уже оставили свои пистолеты в покое — нам некогда было заряжать их — и повытаскивали мечи.

Я чувствовал себя неуязвимым, и в самом деле мы обрушились на отряд неприятельской пехоты, как кулак на воду. Их каре расступилось под копытами наших коней, словно мы скакали по ниве. Наша конница давила врага и пробивалась все глубже и глубже. Перед глазами сверкали лезвие моего меча, кирасы товарищей и маленькие язычки Неприятельских пик. Я все время взмахивал мечом и, по-видимому, кричал и орал, — об этом я узнал только потом, когда заметил, что охрип до потери голоса. Уголком глаза я следил, за тем, как пехотинцы отходили, как наконечники их копий переставали блестеть и повсюду появлялись одни спины — прыгающие, падающие и уклоняющиеся. Они бегут! Враг отступает! Передо мною промелькнуло пестрое перо на шляпе принца Ангальтского, оно бойко подпрыгивало над шлемами кирасиров. Кто-то закричал; «Виктория! Победа!» В этот миг острая боль свела мою руку и из ее неожиданно ослабевших, разжавшихся пальцев выскользнула узда. Но я не обращал на это никакого внимания, — правил теперь конем при помощи коленей и продолжал держать меч в правой руке. Впрочем, рубить стало уже некого, — рядом со мной скакали одни наши кирасиры.

Затем все как-то переменилось. Что случилось, мне было неизвестно, только это меня в миг отрезвило. Откуда-то приближался крик, совсем не походивший на наш воинский клич. Наконец мне удалось расслышать его — «Санта Мария!». Это был боевой клич имперских войск. В один миг разноцветное перо принца исчезло из моего поля зрения, оно провалилось точно сквозь землю, и я уже видел, как справа от меня вылетел из седла один наш кирасир, а вслед за ним, в двух шагах передо мною, другой налетел на пику, которая проколола его, словно лягушку, и сбросила с коня. Сбоку в наши ряды врезалась легкая кавалерия баварцев! Но это… это все-таки невозможно! Я попытался повернуть коня, желая отбить неожиданное нападение. Резко опустив шею, мой конь рухнул на колени и повалился на бок. Я перелетел через его голову и, не смотря на то, что вытянул вперед руки, не сумел уберечь собственную башку от крепкого удара об землю. Что было дальше, я не знаю. Помню только, что я пополз куда-то на четвереньках. Вокруг раздавался гул от топота копыт, трескотни и криков, словно разразилась буря.