Читать онлайн «Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке». Страница 2

В зале за столиками вдоль стен и перед деревянной стойкой бара уже сидело несколько офицеров: морской лейтенант, пожилой артиллерист, африканский стрелок, засунувший красный берет под погон, и несколько легионеров в малиновых эполетах. Небрежно вытянув ноги, они потягивали оранжад «бирли». Белые кепи лежали прямо на столиках, заставленных стаканчиками с молочной жидкостью. Фюмроль отметил, что здесь, как и в Алжире, предпочитают пить разбавленный водой анисовый «касси». Он с удовольствием прошелся бы по затененным акациями и карликовыми баньяанами улицам, благо они были обильно политы водой, а солнце еще не высоко поднялось над крышами. Да и вообще от «Метрополя» до резиденции было буквально рукой подать. Но приходилось считаться с местными предрассудками. Взглянув на часы, он присел за ближайший столик.

Из-за колонн неслышно выскользнула девушка в кружевном передничке и наколке и вопросительно уставилась на него черными непроницаемыми глазами. Одни лишь губы раскрылись в дежурной улыбке. Мановением руки Фюмроль указал на соседний столик, где пили анисовку. Проводив девушку взглядом, он отметил, что она красива той непередаваемо тревожной, волнующей красотой, которой отмечена чуть ли не половина молоденьких женщин этой страны.

«Когда вы вдруг поймете, — поучали его знатоки, — что местные красотки нравятся вам больше парижанок, значит, вы готовы и вам надо немедленно сматываться домой». Но то, что должно было произойти лишь через многие месяцы, случилось в первый же день, когда он сошел с парохода в Хайфонском порту. С грустной радостью он осознал, что тонкинские женщины уже теперь кажутся ему самыми прекрасными в мире. И это не удивило его. За спиной оставался пароход, океан и шумные порты полумира. Только Парижа больше не существовало. Некуда возвращаться и некуда дальше бежать.

«Какое утонченное, какое умненькое личико», — подумал Фюмроль, искоса наблюдая за официанткой. Вытерев столик, она налила ему «касси» и поставила мельхиоровый кувшинчик с колотым льдом. «Не пользуйтесь льдом, — опять вспомнилось чье-то наставление, — они наверняка делают его из некипяченой воды». Но атмосфера Востока уже проникла в сердце Фюмроля. Бестрепетной рукой он наклонил кувшинчик и разбавил анисовку талой водой. Тягучий ликер побелел, в стакане закружились слюдяные блестки выпавших кристаллов. Разом схлынуло напряжение, стало вольнее дышать и освежающий холодок пробежал по разгоряченной спине. Фюмроль забыл даже про влажное пятно на мундире. Человека, который только что чистил у себя в номере зубы, озабоченно макая щетку в налитый из термоса кипяток, уже не было. Он растворился, исчез, как растаявший лед. Фюмроль вновь взглянул в зеркало и остался доволен. Элегантный военный, цедивший, полузакрыв глаза, «касси», почти ничем не отличался от пропыленных красной глиной и прожаренных под экваториальным солнцем колониальных ветеранов. Разве что загар, который Фюмроль приобрел за две недели плавания, выглядел чуточку светлее.

 — Вы надолго к нам, майор? — долетел до него небрежный вопрос.

Фюмроль приоткрыл глаза и медленно повернул голову. Морской лейтенант у стойки лениво поднял палец.

 — Кто может знать? Надеюсь, что не навсегда.

 — Мы все надеялись на это, — усмехнулся моряк. — А с другой стороны, чего бога гневить? Сегодня лучше здесь, чем там… Вы давно с дорогой родины?

 — Не прошло и месяца, — ответил Фюмроль. — Но даже за такой срок она ухитрилась сделаться еще меньше.

 — Бесноватый Адольф режет нас, как страсбургский паштет, — вступил в разговор пожилой легионер с выгоревшими добела волосами. — Впрочем, прошу прощения, — он прикрыл рот ладонью. — Молчу!

 — Еще бы! — рассыпался неприятным смехом, но тут же закашлялся моряк. — Теперь боши — обожаемые союзнички… Здорово они загадили Париж?

 — Не знаю, — покачал головой Фюмроль. — После перемирия я не был в оккупированной зоне. — Про себя он отметил, что люди здесь пока еще говорят откровенно. В Виши подобные разговоры, наверное, велись шепотом.

 — Но положение на месте вы же должны знать? — нетерпеливо стукнул кулаком по столу морской лейтенант. — Или это военная тайна, которую можно доверить только губернатору?

«Здесь все про всех известно, — подумал Фюмроль. — Как в деревне».

— Прошу прощения, господа. Это за мной, — сказал он, кивая на окна, за которыми остановился раскрашенный маскировочными пятнами открытый «ситроен». — Резко встал, подписал счет и, зажав под мышкой кепи с кокардой и шнуром штаб-офицера, направился к дверям, которые услужливо распахнул перед ним сухонький швейцар-тонкинец. «Такое же умненькое лицо, словно вырезанное из потемневшей кости, и та же непроницаемая тайна в глазах», — успел подумать Фюмроль, переступая порог.

На миг его охватило предчувствие какого-то необыкновенного озарения, когда с вещей и явлений разом спадает покрывающая их мишура и все становится отчетливым и простым, как в детстве. Но неприятный истерический смех за спиной прогнал иллюзию.

 — Привет папаше Жоржу! — выкрикнул моряк. Зазвенело разбитое стекло. — Он уже сидит на чемоданах.

Фюмроль вышел, не оглядываясь. Он не слышал, как товарищи урезонивали подвыпившего лейтенанта, и только в машине сообразил, что «папаша Жорж» не кто иной, как Жорж-Альбер-Жюльен Катру, генерал-губернатор французского Индокитая. «Сидит на чемоданах!» И это тоже известно…

Европейские кварталы поразили Фюмроля безлюдьем, тишиной и обилием цветущих деревьев. Порой мелькал затененный пальмами гамак, в котором покачивалась женщина с журналом в руках, или пестрая коляска с младенцем, утопающим в кружевах. Но сами двухэтажные особняки с солнцезащитными выступами и глубокими окнами, на которых были опущены жалюзи, казались вымершими. Переливались в косых лучах фонтанные струи. Неслышно падали на тротуар золотые, алые, желто-белые, фиолетовые лепестки. Лишь однажды, когда машина выехала на перекресток, перед ним открылась манящая сутолока туземной улицы с ее магазинчиками и фруктовыми лавками в нижних этажах, столпотворением велорикш, пестротой зонтов и бумажных фонариков. Среди женщин, которые были одеты в традиционные блузы и черные брюки, среди крестьян в коричневых домотканых одеждах и конусообразных шляпах из пальмовой соломы он заметил бритоголового монаха с кокосовой чашкой и астролога в черном халате, расшитом золотыми непонятными письменами.

«Все хотят знать будущее, — грустно улыбнулся Фюмроль, — но оно закрыто даже для самого прорицателя». Они проехали вдоль мутно-зеленого, как нефрит, озера, посреди которого виднелся остров с многоярусной башней. Женщины стирали белье, мальчишки удили рыбу. Звенел, покачиваясь на поворотах, обвешанный людьми трамвай. В зарослях ив прятался храм с чешуйчатой крышей, на гребне которой колючие драконы целовали солнечный круг. Фюмролю показались до странности знакомыми и эти извилистые чудовища на крыше, и горбатые мостики над темной водой, и скрюченные шелковистые ивы. Промелькнули миртовые кусты, белые ворота, которые стерегли причудливые изваяния воинов и неестественно желтые тигры, блеснуло загадочное золото иероглифов на красном лаке. Где, в каком заколдованном сне он мог видеть все это? Вспомнилась Япония. Нара, Киото. Золотой павильон над лотосовым прудом и темные синтоистские храмы под сенью криптомерий, где ручные олени шелковисто и горячо тычутся в руку. Нет, в Японии все было иным: краски, запахи, звуки и даже сновидения среди белого дня. Он инстинктивно прижал к себе массивный портфель крокодиловой кожи с номерным секретным замком.