Читать онлайн «Собрание сочинений (Том 4)». Страница 60

Ни отцовский ремень, ни восклицания учительницы, ни проработка на классном собрании - при общем подхихикиванье - не помогли, помогло - будем надеяться - горе: отцовский инфаркт.

Парень распродал диски и магнитофоны, сдал деньги матери, притих. Однако у меня нет уверенности, что подросток этот разубежден, что он разочаровался в своей цели жизни. Болезнь отца напугала его, заставила быть менее откровенным, более деликатным и, пожалуй, осторожным. Он запрятал, загнал глубоко в себя свою "философию".

Думаю - до поры, до времени...

Как видим, отсутствие иммунитета, сопротивляемости к вещизму, ажиотаж на дефиците, какого бы свойства он ни был, ведет по ступенькам вниз сначала переакцентировка смысла и цели жизни, затем конкретнее стяжательство, бесстыдство и выработанная ими ложная мораль.

В этой истории корыстолюбие сына оплатил по векселям отец собственным сердцем. Конечно, он же и пропустил духовную катастрофу ребенка. Пропустил не только он, но и мать, но и школьный учитель, и товарищи.

Нам следовало бы почаще говорить о расплате за такие пропуски. Безобидное вроде бы увлечение обернулось бизнесом, а потом и болью собственного отца. Но в рассуждениях о линии поведения, особенно в школе, учитель редко обращается к такой теме, как покой, здоровье и даже сама жизнь близких ребенку людей. А ведь такой разговор должен вестись, и вестись на высокой ноте подлинного гуманизма, когда в юном человеке надо разбудить такие важные струны духовности, как сострадание, как жалость, как непричинение зла матери и отцу, бабушке и деду, просто прохожему старику и встречному малышу. Путь к настоящему гуманизму лежит через любовь к ближнему, через заботу о нем, через линию поведения, оберегающую близких от неприятностей, которые может доставить ребенок. Его следует приучить думать о своих поступках, контролировать их, всегда и непременно учитывая ту боль и ту радость, которые они могут доставить - сперва близким, а затем и вообще людям.

Это ведет к главному - не к анализу уже совершенного поступка, а к анализу замысла. Дурной поступок, неверная линия поведения могут быть предвосхищены таким ясным, таким простым действием, если ребенок заранее критически подумает о возможных последствиях.

Последствия вещизма обнаруживаются не сразу, не определенно, они прикрыты флером псевдоуважительности.

Святой долг воспитателя, преодолевая сопротивление "общего мнения", педагогики неорганизованной части разомкнутого пространства и "переоценки ценностей", внушить ребенку иммунитет к вещизму.

8

Теперь, выделив из обширного круга людей, называемых воспитателями, только школьного педагога, коснемся еще одной важной - и деликатной темы, имеющей безусловное значение, когда мы говорим о вещизме.

Оговорюсь: этот разговор касается прежде всего учителей молодых педагог опытный даже частности испытал собственной судьбой, и, надо сказать, на его замечание молодой коллега отзывается порой все с той же ученической беспечностью и непониманием, какими в достатке владел он всего несколько лет назад на студенческой скамье или школьной парте.

Однако голых призывов и одних лишь восклицаний здесь недостаточно.

Приведем психологический этюд - конечно же, из жизни.

Главное действующее - а затем и страдающее - лицо - молодая учительница, выпускница института иностранных языков.

Место действия - школьный класс, школа, куда юная "француженка" приехала по распределению. Город, где находится школа, - крупный центр с миллионным населением.

Девушке - назовем ее Женей, Евгенией Степановной - по-настоящему повезло: после четвертого курса ее как отличницу отправили на стажировку во Францию, для совершенствования в языке, и она целых четыре месяца прожила в Париже, где кое-что и купила из одежды. Ничего сверхъестественного в гардеробе Жени не было, велики ли деньги у студентки, но брючный костюм, блузки и кофточки, модные джинсы, комбинезон, белое шелковое пальто и кое-какую мелочь она все-таки привезла.

Школа встретила ее приветливо, пожилая директриса, походившая на знаменитую артистку Гоголеву, была, как и все, добродушна, искренне восхищалась, что молоденькая учительница жила в Париже, выходит, язык знает не только по институтскому курсу, но еще и по жизни. Обе они - и директриса, и Женя - понравились друг другу, впрочем, Женя не могла не нравиться, даже женщинам. Тоненькая, как лозинка, с открытым доверчивым лицом и серыми глазами, она светилась обаянием.

Заметим, между прочим, что при знакомстве с директрисой Женя была одета, с ее точки зрения, изысканно - в клетчатую юбку и такой же жакет, под которым виднелась часть французской блузочки, какие там носят для деловых свиданий.

Наутро был первый урок. Женя уже давно и с волнением думала о том, как ей одеться. Она знала, ей достался девятый класс - не так уж намного она и старше этих девушек и мальчишек, приходить к ним в жакете было бы слишком чопорно, надо поскорее найти контакт, преодолеть расстояние, которое - это Женя знала из учебников - существует между столом учителя и партами. Этот барьер, пожалуй, главное, будет преодолен он, и все покатится как по маслу, знаний французского Жене не занимать. И, подумав, она решила приблизиться к классу. Натянула джинсики с широким кожаным поясом, туфельки на высоком каблучке, для праздничности - все-таки праздник! - ярко-алую блузку из ткани, похожей на шелк, но все-таки не из шелка - переливающейся при каждом движении, каждой складочкой по-новому отражающей свет - с нарядной вышивкой и кружевом на воротничке и пузырчатыми рукавами. Сверху, подумав, накинула джинсовую жилетку, вышитую цветами. Оглядела себя в зеркало: что ж, скромно, но нарядно, так можно пойти на институтскую лекцию, в музей или на званый вечер.

В учительской Женино появление произвело эффект взорвавшейся бомбы. Кто-то ахнул, кто-то охнул, кто-то проговорил: "Вот так и надо!" Но Женечка не слышала междометий и фраз. Просто уши заложило от волнения. Пожалуй, лишь одно лицо директрисы остановило ее внимание. Старуха подняла брови домиком, сжала губы в тоненькую полоску - то ли хотела что-то спросить, то ли рассмеяться.

Только потом Женя узнала, что директриса не решилась смутить ее своей репликой по поводу костюма: что бы ни сказала, уже поздно, переодеться девочка не сумеет, а настроение будет исковеркано, перед первым-то уроком!

Директриса промолчала, загремел звонок, они пошли по коридору, открыли дверь в класс, переступили порог, и Женя услышала некий странный звук - полувздох, полувосклицание. Без сомнения, очевидно было одно - это был вздох восторга, восклицание восхищения.

- Вот ваша новая учительница французского языка, - проговорила директриса строгим голосом, как бы уже одной интонацией расчищая Жене психологический плацдарм для наступления. - Ее зовут Евгения Степановна, продолжала старуха и, бросив взгляд на Женю, решила оправдать ее наряд: Год назад Евгения Степановна была на стажировке в Париже.

Новый вздох восторга пронесся над классом - теперь он был четче, как бы организованнее. К этому времени в голове у Жени прояснилось, она взяла себя в руки и чутким молодым слухом услышала, как чей-то мальчишеский голос прошептал:

- Эжени!

Это относилось к ней.

Эжени! Женя не знала - горевать ей или радоваться?

Толковая институтская методика и отличное знание языка, казалось бы, помогли ей взять класс в руки с самых первых шагов. Анализируя про себя свои уроки, она думала иногда с удивлением о том, что никакого барьера между столом учителя и партами не оказалось вовсе.

Ей все удавалось подозрительно легко для начинающей учительницы. И когда, готовясь к новому уроку, она меняла кофточки, ей и в голову не приходило, что тишина, выученные уроки и послушание означают пока что одно - восторг перед истинной француженкой, сошедшей в класс с рекламной картинки иностранного журнала.

А в классе, невидимое Жене, творилось вот что.

Еще до появления юной француженки кто-то из бойких мальчишек объявил:

- Ну и бабец сейчас видел! Супер-модерн!

Но даже эта реплика не уменьшила эффекта от Жениного появления. На первой же переменке после французского девчонки устроили первичное рецензирование:

- Это да!

- Фирма!

- Вот как мечтаю одеваться, девочки!

- А джинсики!

- А рукава!

- А туфли!

- А сама! - это уж с мальчишеской стороны, причем без всякой иронии.

И мальчишки и девчонки влюбились в новую учительницу, так бывает нередко - когда внешность и "упаковка" нравятся подросткам, а у Жени и содержание не отставало от внешних показателей.

Однако жизнь - суровая штука. Первое впечатление споткнулось о строгость новой "француженки". Ей стало казаться - и по справедливости, что знания класса неглубоки: произношение отвратительное, правила грамматики забыты. Полетели первые двойки. В класс вползло похолодание.