Читать онлайн «Чернокнижник». Страница 15

Киево-Могилянская академия, куда послали Лодью, была создана за сто лет до того, в разгар Тридцатилетней войны, когда поляки поняли, что подавление, насильственная полонизация и принуждение к униатству православного населения ни к чему хорошему не приведут, в чем их убедило недавнее восстание Наливайко. Тогда и решили они, что лучше позволить украинской шляхте получать православное образование и иметь от нее помощь, нежели обрести в такое трудное время, да еще и в тылу, обозленного неприятеля.

Академия была основана православным митрополитом Киевским и Галицким Петром Могилой, который оживил православное служение во всех церквах киевских. Вместе с тем, был этот митрополит константинопольского патриархата не ревнителем чистого православия, но тем, кто искал согласия с польской властью и униатами. К тому же Могила являлся не только знаменитым богословом, но и великим чернокнижником, что вовсе не случайно. Ибо отец его до бегства в Польшу был господарем Валахии, где не исчезало темное колдовство со времен знаменитого князя Влада Дракулы, правившего этим княжеством еще за полтора столетия до того. И сии качества немало споспешествовали влиянию Могилы на нового короля Владислава, которому он помог утвердиться на престоле, обеспечив поддержку и православных подданных, и некоторых других сил, не столь преданных христианской вере, да и какой-либо иной. С другой же стороны, в его епархию входили запорожские степи, где еще жило в заросших кустарником балках кровавое колдовство древних скифов, народа оборотней. Говорят, что именно начиная с него особенно распространилось колдовство в Киеве.

Упомянутая академия располагалась в старом здании Братской школы над Днепром, у Контрактовой площади, между Подолом и Киево-Печерской лаврой, от которой ее отделяла Крещатицкая ложбина, тогда еще малозаселенная. В полутора верстах на запад высилась Святая София, возведенная при князе Ярославе Мудром. Вот в это примечательное место и прибыл Гавриил.

Следует отметить, что Киево-Могилянская академия во все эпохи свято блюла заветы Петра Могилы. В польские времена она подготовила многих талантливых православных людей для короны Речи Посполитой, которые отлично показали себя на войне Хмельницкого с поляками. В этой гражданской сваре они равномерно участвовали с обеих сторон, и ратная слава одних перекрывалась кровавыми подвигами других. Надо сказать, что многие воины получили закалку еще в Тридцатилетней войне, в войне с турками, в войне с русскими и в других сражениях той эпохи.

Хотя главные вожди, оспаривавшие власть над Украиной, окончили иное заведение — иезуитский колледж во Львове. То были Богдан Хмельницкий и Иеремия Вишневецкий, планы которого стать польским королем сорвало восстание. За то отплатил Иеремия казакам страшным разгромом их войска под Берестечком летом 1651 года. Только, видно, не малой ценой была куплена та кровавая месть — спустя месяц он скончался в своем лагере без видимой причины — будто кто-то пришел за отданной в заклад душой.

Ну а после Переяславской рады 1654 года, в тяжкое время разделения, когда Украину рассекала граница, проходившая в двадцати верстах от Киева, академия сделалась дополнительным окном в Европу с ее европейскими науками и чернокнижием. Неслучайно в России только учеба в этой академии делала человека полноправным членом как церковной иерархии, так и сообщества чернокнижников…

Итак, Лодья сделался студиозусом академии, число учащихся которой в это время доходило до тысячи двухсот человек. Учеба в древнем Киеве показалась весьма привлекательной даровитому северянину. Впрочем, не часто он посещал лекции тамошних профессоров, предпочитая посвящать время чтению старинных книг и инкунабул, находившихся в наглухо запертых хранилищах в подвалах Академии. Однако только смутными намеками упоминается в позднейших письменных источниках, какие именно области старинного знания привлекали его. В частности, о самых запретных томах, на которых стояло факсимиле Влада Дракулы, пожертвованных академии князем Иеремией Вишневецким, двоюродным племянником Петра Могилы.

Именно из хранящейся в Академии древней летописи узнал Лодья странную историю о полоцком князе-оборотне Всеславе, которому в XI веке удалось занять Киевский престол. Эта история почему-то заинтересовала его, и он ее законспектировал.

В целом же следует отметить, что атмосфера древнего, живописного, южного — по сравнению с его родными местами — города, по-видимому, пагубно влияла на усидчивость двадцатидвухлетнего студента. Часто видели его стоящим на киевских кручах и озирающим широкую долину Днепра. Видели его и в других местах.

Однажды вечером в кабаке «Золоте барильце»[7] на Подоле собралось, как обычно, много посетителей, и дым стоял коромыслом. Тут были и чумаки, и школяры, и заезжие крестьяне, и мещане — кого только не было. Кабак большой, и места в нем всем хватало. Внезапно в дверях показалась чернобровая молодка в красивом платье, с роскошной темной косой, обмотанной вокруг головы наподобие короны. В руках она держала мешок, из которого высовывалась усатая кошачья голова.

Весь народ в кабаке моментально притих. «Босорка! Ведьма!» — шепот, точно верховое пламя, пронесся по скоплению людей.

Босоркун — было у древних славян имя горного духа, вызывавшего ветер и летавшего с ним незримо. Он приносил засуху и болезни. Особенно вредил он людям в ночь на Ивана Купалу. Вот в честь него, видно, и прозвали молодку за вредность и злонравие, потому как пользы людям от нее было не больше. Впрочем, венгры, в старину завоевавшие славянские земли, старую ведьму так и называют — босоркань.

Не обращая внимания на присутствующих, она уселась на лучшем месте.

— Ну-ка, кабатчик! Вина мне и молочка котику! — приказала она в наступившей тишине.

Кабатчик тут же принес глиняный глечик с вином, оловянную кружку и поставил на стол перед гостьей. А коту пододвинул блюдце с молоком. Кот вылез из мешка и стал лакать. Девица тоже пригубила вино.

— Что-то кислое оно у тебя, не веселит! — сказала она, опустошив пару кружек и блестя хмельными глазами. — Веселья хочу! Пляски хочу!

Она вскочила, щелкнула пальцами, притопнула каблуками, разлетелся подол.

— Пляшите все! Да с мордобоем!

Она захохотала визгливо и вновь опустилась на сиденье. А все присутствующие поднялись разом на ноги и, как завороженные — впрочем, слово «как» здесь неуместно, — принялись выплясывать, кто как мог. А затем то один другому в морду заедет, то другой по загривку саданет — танец перерастал в драку. Никто не остался в стороне!