Читать онлайн «В просторном мире». Страница 36

Они пошли по путям, присматриваясь, как укрепляют шпалы, подбивая их кирками, как стягивают гайками рельсы, как нагружают автомашины, тачки, подводы кирпичом, жестью, железным ломом — остатками начисто разбитой бомбами и снарядами станции. Они видели, как синевато-белыми, как ртуть, ослепительными снопами вспыхивало там, где начинали работать аппараты автогенной сварки.

Маневровый паровоз переводил на запасные пути изрешеченные снарядами и осколками товарные вагоны, два гусеничных трактора упорно тянули платформу под некрутой откос. У платформы уцелели только два колеса, и потому казалось, что она прилегла, вцепилась в землю и ни за что не хотела двигаться на свалку.

Все было интересно, все хотелось посмотреть, а кое о чем и подумать… Но где же дед Иван Никитич? Однако искать его не пришлось, — вскоре он сам нашелся. Из-под откоса, под который трактористы стягивали искалеченную платформу, послышался такой знакомый, такой особенный голос, что ребята узнали бы его и в море других голосов:

— Гражданочка, я к женщинам с нижайшим почтением, но в помощницы вы мне не того… не надо! Покорнейше благодарю за внимание!

За вежливыми словами своего деда Миша и Гаврик уловили раздражение.

— Поглядите на него! Да чего ты, дед, кипишь? Что я твоему коню сделала?

— Пока ты ему, гражданка, ничего особенного не сделала. Только самую малость рельсой ногу царапнула. А могла искалечить!.. Что я тогда сказал бы колхозникам, если они ждут этих коней, как самых дорогих гостей?.. Давай, гражданка, без объявления войны обойдемся.

Миша и Гаврик уже бежали к Ивану Никитичу. Они видели, что в левой руке он держал за повод одну лошадь, а правой вырывал другую лошадь у плечистой женщины. Вид у деда был воинственный. Но и женщина, хотя несмело, упиралась, не выпуская повода. Обращаясь к трактористам за сочувствием, она кричала:

— Вы только поглядите на него! Может, угадаете, какая деталь у него сломалась?.. Сам взялся помогать, а теперь забастовал. Вот и пойми этого дедка…

— Давай по-хорошему разойдемся, — с тихой настойчивостью предупредил Иван Никитич.

Женщина выпустила повод и, растерянно глядя на трактористов, проговорила:

— Как же я теперь выполню задание бригадира?

— Ты, гражданка, займи на возвышении свой пост и распоряжайся, а я с помощниками, как обещал, работу завершу, — заявил Иван Никитич, вручая лошадей подбежавшим Мише и Гаврику.

Женщина, выйдя из рабочего строя, поднялась на пригорок и, чувствуя неловкость, присматривалась к Ивану Никитичу и к его странным помощникам.

А Иван Никитич уже вышел с ребятами из котловины и разговаривал с ними так оживленно, как будто был в своей плотницкой.

— Михайло, Гаврик, мы тут поработаем, пока фураж привезут, и станционное начальство, просило, и председатель райисполкома, и полковник, к кому мы с Василием Александровичем ходили за лошадьми. Учтите, что мастеровых людей в наш колхоз уже послали… Гражданка, — обратился он к женщине, — какие же две рельсы мы потянем сейчас? Не молчи: на путях старшая ты, а на тяге — я, Михайло и Гаврик.

Женщина указала на первые попавшиеся на глаза ржавые рельсы. Она сделала это больше затем, чтоб только посмотреть на работу старика и ребят.

На обеих лошадях — хомуты, постромки, соединенные прочным вальком. На каждом вальке — «кочет» — железный крюк.

В руках у Ивана Никитича тонкий трос. На концах его и крюк и петля. Петлю он набрасывает на «кочет» валька, а крюк продевает сквозь отверстие в рельсе.

У Ивана Никитича есть время отвечать ребятам на их вопросы.

— Дедушка, правда же, что кони наши?

— Кони, Михайло, наши, колхозные!

— Дедушка, по наряду коней надо получить три, а их только два? — спрашивал Гаврик.

— Гаврик, третья лошадь сейчас в командировке за фуражом.

Однако валек и рельс уже соединены тросом. Пришла очередь стягивать рельс под откос. Миша первый должен повести лошадь.

— Разговорам конец! — строго сказал Иван Никитич. — Михайло, поведешь не прямо вниз, а наискосок, чтоб рельса на коня не накатилась. Я закричу «верни», и ты поворачивай в гору. Трос на секунду ослабнет, и я крюк из рельса вон! Дальше пусть рельса сама катится на свалку и не морочит нам больше голову!

— Глядите, дедок репетицию устроил, — сказала женщина трактористам.

— Чего ж репетицию смотреть? Сейчас спектакль начнется, — ответил тракторист, щуря глаз, чтобы не попадала в него струйка дыма от папиросы.

Первый рельс пошел под откос не так плавно и не так удачно: Миша взял несколько неверное направление. Второй рельс спустили быстрее, но на повороте Гаврик был тороплив и споткнулся. А уж третий и последующие рельсы, из которых Иван Никитич выхватывал крюк точно в тот момент, когда Миша или Гаврик останавливали лошадь, поворачивая ее в гору, легко заскользили под откос, ворочая то задним, то передним концом, как рыба хвостом. Набирая скорость, рельсы со звоном падали на сваленный в котловине железный лом.

Дело, которым занимались старый плотник и его помощники, с каждой минутой приобретало все большую организованность, легкость и последовательность во всех движениях. Казалось, что по звону сваленных рельсов, повторяемому через равные промежутки, как по звону часов, можно было определять время.

Тракторист, швырнув в сторону давно погасшую папиросу, загадочно улыбнувшись, сказал женщине, показывая на Ивана Никитича:

— Этого деда надо понять. Он любит работу с музыкой, чтоб кровь загоралась… Гляди, и ребят этому научил. Видать, что ребята не одну щепотку соли с ним съели.

— Я, признаться, сразу его не поняла. Побегу, свое начальство попрошу, чтоб задержали его на моем участке, — обеспокоенно проговорила женщина и побежала через пути к красному товарному вагону, который выкатили на перрон, сняли с колес и украсили нарядными плакатами, мелко дрожащими на осеннем ветру. Этот вагон сейчас заменял собой вокзал.

Через час Иван Никитич с ребятами уже работали по другую сторону полотна железной дороги.

Мише и Гаврику здесь было еще интересней и веселей: с перрона, откуда они теперь убирали щебень и битые кирпичи, видно было все, что на путях делали колхозники, бойцы и железнодорожники. На перроне попадались командиры и станционное начальство. Перед глазами маневрировал паровоз, не давая ни минуты покоя товарным вагонам. Этот паровоз, по мнению Миши и Гаврика, подавал какие-то особые свистки: казалось, что он сердито кричал на вагоны: «Уй-ди, задав-лю!» И вагоны все дальше и дальше отступали от главных путей станции.

Миша и Гаврик уже не водили лошадей, а ездили с грузом в просторной пароконной повозке, которую они получили вместе с бедаркой и третьей лошадью.

Иван Никитич устроился в затишье лесной полосы рядом с тюками сена и с мешком ячменя. Здесь стояли бедарка со всеми пожитками, недавно перенесенными сюда из вагона, и распряженная лошадь. Старый плотник у кого-то достал небольшой топорик и, сердито похаживая вокруг бедарки, придирался к ее недостаткам: стучал, критически покачивал головой, готовясь в дорогу.

Миша и Гаврик работали на глазах у Ивана Никитича. Провозя мимо него груз или возвращаясь с порожней повозкой, они каждый раз затевали короткий и ясный разговор, какой можно услышать на дорогах, когда встретившимся нет времени остановиться.

— Дедушка, — окликал Гаврик, — а как же зовут этого коня?

— А этого, дедушка? — спрашивал Миша.

— Понял, что нужно! На обратном пути получите ответ.

Ребята проехали, а Иван Никитич, Повозившись еще около бедарки, достал из кармана документы на лошадей и вооружился очками.

Когда ребята снова проезжали мимо, Иван Никитич, досадливо потрясая бумажкой, ответил:

— Михайло, Гаврик, нет, вы только подумайте!. Все в этих описях имеется: и особые приметы, и рост, и лета, а как их зовут — не проставлено!

— Дедушка, а, может, мы вот этого буланого с короткой шеей назовем Тигром? — спрашивал Миша.

— Смело можете назвать.

У Ивана Никитича, всю ночь работавшего на путях и побывавшего в райисполкоме и в райвоенкомате, было теперь много знакомых. Они подходили к нему, разговаривали и уходили.

— Дедушка, кто это, что в фуражке с красным верхом? — кричал с подводы Гаврик.

— Сам начальник станции!

— А чего он приходил?

— Благодарил за подмогу. Спросил, может, вагоном вас и лошадей отправим домой.

— А вы ему что? — нетерпеливо спрашивал Гаврик, любивший ездить по железной дороге.

— Премного благодарим, говорю. Время военное: не станем загружать дорогу. Да у нас и коровы есть.

В очередной раз подъезжая на порожней повозке к станции, Миша и Гаврик увидели впереди старенький «газик» и очень обрадовались. Это, бесспорно, был «газик» Василия Александровича, потому что из приоткрытого капота торчала приподнятая нога в знакомом рыжем сапоге.