Читать онлайн «Приютки». Страница 28

Век не забудет этого дня прощанья Дуня… Ласковая, чуткая, сердечная, как мать родная, любящая их тетя Леля оставляла их, чтобы принять более нуждающихся в ее ласке новых маленьких стрижек и сдавала их на руки строгой, суровой и требовательной Павле Артемьевне, передавшей в свою очередь своих подростков-среднеотделенок «педагогичке» Антонине Николаевне, воспитанницы которой уже были определены на места.

Таков был обычай N-ского приюта… И не маленьким рыдающим от горя расставанья девочкам было изменять его.

"Ангел — тетя Леля" оставляла их… И "страшная Пашка" принимала на свое попечение не любивших ее воспитанниц.

Перебирая в своей памяти эту незабвенную картину прощанья с обожаемой горбуньей, Дуня и сейчас ниже склоняется над лоханью, и слезы невольно туманят ее обычно ясные голубые глаза.

— Девоньки, новость! Такая новость! Такая! Сейчас помрете на месте! Рты разинете до ушей!

В облаке пара, наполнявшем прачечную, невысокая тонкая фигура Паши Канарейкиной и ее веснушчатое, с птицеобразным носиком лицо выглядит очень забавным…

Паша — это первая вестовщица и большая проныра среди своих среднеотделенок. Случалось ли какое-нибудь из ряда вон выходящее событие в приюте, происходила ли какая-либо неожиданность в хмурых коричневых стенах, Паша каким-то ей одной свойственным нюхом узнавала обо всем первая и в тот же час благовестила о «событии» по всему приюту.

И сейчас, появившись в неурочное время среди прачечной, Паша явилась непременно с новостью самого неожиданного свойства.

Дуня с Дорушкой, нянька Варварушка и две служанки с любопытством подняли от лоханей головы и воззрились на вошедшую.

— Ну, чего еще выдумала, непутевая? — деланно-сердитым тоном заворчала Варварушка. — Убежала небось из рукодельной, попадет на орехи от Павлы Артемьевны! Как пить дать, влетит!

— Ну, вот! Так вот тебе сейчас, как же, держи карман шире! Небось и Пашка, да и "сама"-то, все с ног сбились. Не до нас нынче. Такая новость! Такая!..

Врешь ты все, Паша, — усомнилась Дорушка и плечом поправила соскользнувшую на потную щеку прядь волос…

— Не я вру, сивый баран врет… А не любо, не слушай, коли вру… — усмехнулась ничуть не обидевшаяся Паша. — Уж эта умница-разумница наша Дорушка, скажет тоже! Все у нее вруньи, одна она только святоша!

— Да будет тебе! Говори кака-така новость! — осведомилась Варварушка, и глаза ее блеснули понятным любопытством.

— Ага, разлакомились! — торжествующе расхохоталась Паша. — Ну, так и быть, скажу: барышня к нам в приют поступает! Вот что! — И довольная произведенным эффектом действительно выдающейся новости, Паша обвела всех присутствующих сияющим взглядом.

— Ну? — не то недоверчивым, не то изумленным звуком вырвалось у всех.

— Вот тебе и ну! Ну — лошадям кричат, а мне, Пашеньке, за такую новость поклон и почтение! — засмеялась девочка и даже руки в боки уперла и притопнула ногой.

— Господи! Да неужто барышня? Дорушка, а Дорушка? Верно это? — зашептала Дуня, наклоняясь к подруге.

— А то, вру? — неожиданно выкрикнула Канарейкина. — Вот те Святая пятница. Сама Пятидесятница! Все святители! Провались я на месте, — затараторила с необычайной живостью девочка.

— Пашенька! Не божись! О том свете подумай! — остановила ее Варварушка.

— Да вы послушайте, новенькая-то какая! Сейчас пришла это она в рукодельную. Барышня, как есть барышня! Платье суконное по два с полтиной за аршин, не вру, ей-богу, локоны по плечам, ровно у херувима. А лицо — картинка. И в корсете, миленькие, сейчас помереть, в корсете. Совсем барышня! Сказывали, генеральская воспитанница. Си-ро-то-чка! А чулки на ногах-то шелковые со стрелками. Сейчас помереть…

— Да брось ты клясться! Что это! И без того верим! — строгим голосом остановила свою сверстницу четырнадцатилетняя Дорушка.

— Барышня, говоришь? Да что ж это в ремесленный приют, и вдруг барышня! — удивленно проронили губы рыжей Варварушки.

— Вот те, Христос свят, правда! — так и вскинулась снова Канарейкина. — Сами увидите. Ой, батюшки! Что ж это я? Не хватилась бы Пашка! Ой! Ой! Ой! Побегу я, девоньки! Счастливо оставаться! Барышне от вас передам поклон. Передать аль нет?

И, хитро прищурившись, Паша мотнула головой и исчезла, как призрак, в облаке дыма.

Новенькую Дуня и Дорушка увидели только вечером.

Веселое мартовское солнце еще заливало залу, когда обе девочки, управившись с бельем и наскоро поужинав остывшим картофелем с маслом и селедкой, вышли в залу и сразу остановились как вкопанные.

Тетя Леля сидела за пианино и играла по обыкновению танцы.

Маленькие стрижки с визгом гонялись друг за другом по огромной комнате, а посреди залы, окруженная старшими и средними воспитанницами, стояла девочка лет четырнадцати в черном траурном платье, сшитом, бесспорно, у очень дорогой портнихи, с большим креповым поясом вокруг талии.

Платье доходило до щиколотки его владелице, но тонкие ручки девочки красивым движением подобрали его, и таким образом обнажились тонкие стройные ножки в шелковых чулках и безукоризненных лакированных ботинках.

Но не костюм, а лицо поразило девочек в этой странной, необыкновенной новенькой. Короткие пушистые кудри чудесной рамкой окаймляли это лицо, неправильное, резкое, скорее некрасивое со слишком крупным ртом и широким мясистым носом. Но что-то было в этом лице такое, что сразу привлекало в нем каждого яркостью красок, огнем сверкающих, как темные вишни под дождем, огромных и прекрасных глаз, ослепительно-яркой улыбкой обнажавших белые, как сахар, зубы, в горделиво изогнутых прихотливым изгибом бровях, в алом румянце на молочно-белой коже, во всей фигурке, высокой и стройной, как молодой тополь в саду.

Девочка обеими ручками держала юбку, красиво округлив локти, и стройными ножками под музыку выделывала какое-то па.

— Раз! Два! Три! — отсчитывала она звонким, как хрусталь, голосом и медленно, легко и плавно кружилась на месте.

"Какая красотка!" — мелькнуло в мыслях Дуни, и она, не сговариваясь со своей спутницей Дорушкой, быстро метнулась вместе с нею в сторону танцующей девочки и примкнула к окружающим ее зрительницам.

Темнокудрая девочка сделала еще несколько кругов и остановилась на месте, сияя своими лучезарными глазами, сверкая необыкновенно красивой улыбкой.

— Какая прелесть! Какая душечка! — восторженно вскричала Феничка Клементьева, теперь уже старшеотделенка и кандидатка на учительские курсы.

— Вам нравится этот танец? Он называется "pas d'Espagne", его все нынче танцуют! Он — модный! — сказала новенькая и обвела толпившихся вокруг нее девочек своим сияющим взглядом.

— Какой душонок! Картинка! Прелесть! Красавинька! — вспыхивая до ушей, прошептала Феничка, влюбленными глазами глядя на девочку. — Я выбираю ее своим предметом, девицы. Слышите? — неожиданно обратилась она ко всем.

— Ха! Ха! Ха! — засмеялась теми милыми металлическими звуками новенькая, какие свойственны только детям да еще очень молоденьким девушкам. — Что это означает "выбирать предметом"? Объясните! — уже повелительным, властным голосом точно приказала она окружающим.

Черноглазая бойкая Паланя Заведеева выступила вперед и, непонятно краснея и смущаясь, стала объяснять новенькой, что значило на приютском языке выбирать предмет.

— Ага! Стало быть, за меня будут исполнять всю черную работу! Превосходно! — весело рассмеялась новенькая. — Я ничего не имею против, чтобы за меня стирали в прачечной и исполняли мое дело по уборке приюта. Я согласна! — и она кивнула головкой снова вспыхнувшей Феничке и закружилась снова по кругу, припевая в такт кружению: — Раз, два, три! Раз, два, три!

Потом внезапно остановилась и, щуря сияющие черные глаза, проговорила, чуть запыхавшись от танца:

— Ну, довольно! Показала вам модные па! А то вы топчетесь в этом надоедливом вальсе и старой допотопной польке. Скучно это. А сейчас мне бы хотелось выбрать кого-нибудь себе в подруги. Только кого бы? Все вы в этих серых платьях на одно лицо.

Это уже была совершенная неожиданность для воспитанниц. Обычно новенькие поступали в приют робкими, пугливыми стрижками, в редких случаях среднеотделенками, но те и другие были застенчивы и тихи, как мыши. Они покорно дожидались, когда им предложат свою дружбу старенькие воспитанницы и не смели заикаться первыми о чем-либо подобном. Эта же, смелая, странно-уверенная в самой себе девочка как куклами распоряжалась сейчас большими и маленькими приютками, чувствуя инстинктивно всю власть своего обаяния над ними. Она обвела зорким, смелым взором теснившихся вокруг нее и ее сверстниц, и почти взрослых старшеотделенок, вглядываясь внимательно чуть щурившимися глазами в каждое детское или молодое девичье лицо.