Читать онлайн «Последний инка». Страница 30

Сеньор плантатор отнимал его урожай. Сеньор исправник[5] сдирал с него подать, посылал в темные и сырые копи. Обливаясь потом он переносил через горы многопудовые тюки – вьючный скот стоил дорого, а у плантатора и хозяина копей на счету был каждый грош.

В эту чужую столицу, испанскую факторию на перуанской земле, его загнали нужда и голод. Но, погибая за глухими стенами Серкадо, он, истинный владыка своей истерзанной страны, до последнего вздоха хранил ненависть к заморским хозяевам, презирая их за лютую жадность и наглое лицемерие.

А в двух шагах от трущоб Серкадо, за стенами крепостной толщины, на целый квартал раскинулся сад некоего Антонио де Риве-ры, и летописцы называли этот укрепленный оазис истинным земным раем. Возможно, они были правы. В небесном раю вряд ли сады разводили черные рабы с клеймом на левом плече…

Такие же могучие стены окружали угодья многочисленных монастырей. «Божьи люди», как пиявки, присосались к самым лучшим городским землям. Они настроили десятки церквей и часовен, они угнездились везде и повсюду. Черных, белых, бурых, малиновых сутан в городе Лиме было еще больше, чем солдатских колетов.

Сердцем, мозгом, чревом этого города попов и солдат, чиновников и купцов была огромная главная площадь – Пласа Майор.

На ней стояли: крытый соломой кафедральный собор (гордостью жителей Лимы было не само здание храма, сложенное из необожженного кирпича, а большие башенные часы на соборной башне), дворец вице-короля (его построил Франсиско Писарро), дом архиепископа и здания верховной канцелярии – Аудиенсии. Посреди площади, как символ нелицеприятного правосудия, возвышалась пикота – позорный столб, а у архиепископа в темных подвалах устроена была кутузка для «подлого» люда. Узилище для благородных помещалось во дворце. Все эти здания были двухэтажные, и вдоль нижнего их яруса тянулись крытые кирпичные аркады.

Под этими аркадами у стен верховной канцелярии приютился толкучий рынок, где торговали тряпьем, ломаной утварью и старым оружием. Другой рынок, мясной и фруктовый, захватил ту часть площади,.которая примыкала к собору. Третий – мелочный ряд – лепился к аркадам вице-королевского дворца. Эти толкучки порой захлестывали решительно всю площадь и поднимали такой шум, что вконец заглушали торжественные мессы в кафедральном соборе. Голосили зазывалы, ревели мулы и ослы, блеяли ламы, истошно вопили продавцы холодной воды, купцы, зеваки, воры, монахи, стражники, слуги, индейцы, метисы, негры. Люди белые, чернильно-черные и шоколадно-черные, медно-красные, бежевые и бурые от зари до заката толпились на накаленной страстями и зноем площади, где можно было купить рваные штаны, краденое столовое серебро, шелудивую ламу, просроченные векселя, табак, толедские клинки, фальшивые бриллианты, краску для волос, маисовые початки, кофе, китайский шелк, старые башмаки, английское сукно и отпущение любого смертного греха.

Вице-короли, сменившие старого солдата Гаску, были вельможами и прожигателями жизни. Суровым прелестям бивачной жизни с ее солдатскими утехами и казарменным неустройством они предпочитали привычный придворный быт – пышные приемы, выезды, тонкие яства и тонкие вина. В разбойничью ставку Фран-сиско Писарро, в полувоенный лагерь солдафона Гаски они вместе с венецианскими зеркалами, толедскими гобеленами и персидскими коврами привезли целый легион изящных кавалеров и очаровательных дам. Церемониймейстеры, музыканты, кравчие, танцоры сменяли в вице-королевском дворце бородатых ветеранов конкисты, грубых мужланов, которые глушили маисовую водку и сморкались в ладонь. Шуршали шелка, белели туго накрахмаленные брыжи, пели лютни, и в зале, где Гаска в полной походной сбруе диктовал боевые приказы, слагали любовные сонеты кавалеры в бархатных камзолах.

Бесследно исчезли потертые кожаные колеты, шляпы с обкусанными полями, мятые стальные доспехи. В дни больших приемов залы дворца заполняли дамы из свиты супруги вице-короля и жены местных плантаторов. Задернутое туманной пеленой солнце, едва пробиваясь через густые решетки узких окон, бросало тусклые блики на оливковые, серые и розовые одежды (модны были только мягкие тона). Важно проплывали старые дуэньи в черных платьях.

Дамские одежды были созданы портными империи, в которой никогда не заходило солнце, и недаром один остроумный наблюдатель говорил, что, «глядя на разодетую даму, видишь весь свет: посмотришь на туфли – и ты в Валенсии, юбка, расшитая золотом, переносит тебя в Милан, фигура агнца и прочие реликвии, нанизанные на ожерелье, уводят тебя в Рим, жемчуг и кораллы – в Индию, стеклянные побрякушки – в Венецию, тончайшие духи – в страны Востока, кружева и белье – во Фландрию и в Англию, так что каждое платье – это карта мира, на которой воочию видишь все главные земли нашей планеты».

Пышностью одежд кавалеры затмевали дам. С их шляп свешивались мощные пучки перьев, и издали казалось, что стаи страусов, павлинов и попугаев высиживают яйца в фетровых гнездах. Из-под шляп выбивались длинные волосы – египетская казнь бедных щеголей. Перманента не знали в эпоху Филиппа II, и каждое утро цирюльники тратили целый час на завивку кавалерственных кудрей. «Холя» бороды и усов отнимала не меньше времени. А платье? Дадим слово современнику:

«Одежда кавалеров обычно бывает из сукна, а цена ему два и три дуката за вару[6], и носят они хубоны[7], и сапо[8], и чулки, и башмаки, но, кроме сукна, на все это идет алый бархат, атлас, тафта, парча, эстамин[9], камлотовая ткань и шелк, и платье сплошь обшито золотыми и серебряными позументами, галунами, тесьмой, бахромой, и кое-кто украшает оное торсалем – витым шелковым шнуром… а чулки великолепны, и бывают они цельными и длинными, на испанский манер, и разрезанными, как у фламандцев, и короткими, как у немцев, и подбиты они тонким алым бархатом или атласом всех цветов».

Только на одну кружевную отделку кавалеры тратили триста-четыреста песо, а парадный костюм – бархат, шелк, брабантские кружева, золотые украшения, бриллианты и жемчуг, гонорар кудеснику портному – обходился порой в тысячу песо… У каждого кавалера был свой портной в Милане или Толедо. Ну, а даже если и не было? Ничего не стоило проткнуть шпагой наглеца, который смел утверждать, что плащ или панталоны сеньора Икс шиты не в Ломбардии, а здесь, в Лиме, на Калье де Ропавьехас – улице Старого Тряпья!..

Вообще, если бы не низкие, черные от копоти потолки, если бы не вид на вшивый ряд и соломенные крыши города, который открывался из окон, двор вице-короля был бы точь-в-точь таким же, как у властителей Флоренции или Мантуи, да и, кроме того, из этого пусть не вполне флорентийского палаццо его светлость управляла страной, в которой свободно могла уместиться тысяча карманных княжеств Италии…