Читать онлайн «Копье милосердия». Страница 48

В мирное время гарнизон Берестейской крепости состоял всего из двенадцати сторожей и такого же числа наблюдателей. Защита замка и города возлагалась на жителей воеводства, но в случае необходимости сюда присылался воинский отряд. В цейхгаузе замка хранились металлические доспехи для сотни воинов, пять мортир и восемнадцать пушек, сотня гаковниц*, протазаны и копья, арбалеты, пушечные ядра и формы для их отливки. Хорошо оборудованный для длительной осады замок имел даже редкие для того времени приспособления — специальные насосы для скрытой подачи воды по деревянным трубам, «рурам».

В городе насчитывалось около десяти тысяч жителей. В центральной (замковой) части Берестья располагались здания магистрата и суда, рыночная площадь, дома зажиточных горожан, церкви и монастыри, улицы мостились в основном деревом. Некоторые дома связывались с башнями крытыми переходами.

Николай Радзивилл Сиротка с большим волнением всматривался в знакомые очертания башен замка. На одной из них, обращенной к торговой площади, находились большие часы с боем. Когда юный князь приезжал в Берестье к отцу, Николаю Радзивиллу Черному, он очень любил слушать мелодичный перезвон часовых колокольцев. Однажды он так заслушался, что его едва не переехал своим возком нынешний староста Берестья, а тогда маршалок королевский, дворный Остафий Волович. К нему Николай Радзивилл и завернул в первую очередь.

Управлять Берестьем пана Остафия назначили после смерти отца Сиротки. А в 1579 году Волович стал канцлером Литвы и каштеляном виленским. Кроме того, пан Остафий был еще и старостой кобринским, речицким и огиньским. В свое время упертый старик вместе с Яном Геронимом Ходкевичем противился избранию великим князем Литвы и королем Речи Посполитой Стефана Батория, предпочитая Эрнста Габсбурга, но после избрания Батория тут же переметнулся на его сторону и попал в фавор.

— Ах ты боже мой, Пресвятая Дева Мария, кого я вижу! — Волович обнял князя и расцеловал. — Сам пан Миколай Радзивилл Сиротка решил навестить старика!

— Не очень-то ты похож на старика, пан Остафий, — смеясь, отвечал Радзивилл. — Тебе добрую рогатину в руки, любого медведя заломаешь.

— Твои бы слова, пан Миколай да до Бога… — тут Волович изобразил страдание и закряхтел, держась за поясницу. — Старые раны донимают, о-хо-хо…

При осаде и взятии Полоцка он командовал хоругвью, а в 1580 году отряд под его командованием овладел Усвятами, где Остафий Волович и получил ранение. Оно оказалось легким, но хитрый старик всегда выставлял его напоказ, чтобы получить порцию соболезнований. Этим самим он сразу осаживал самых ретивых просителей, которые одолевали его почти каждый день. Похоже, староста Берестья решил, что Николай Радзивилл приехал к нему с каким-нибудь злокозненным материальным вопросом.

Отношения Николая Радзивилла и старосты Берестья нельзя было назвать безоблачными. В 1567 году Остафий Волович обратился к Сиротке с просьбой выдать ему некие государственные документы, хранившиеся в обширном архиве Радзивиллов. Несмотря на то, что эта просьба исходила от фактически третьего по значению (после великого князя и канцлера) в иерархии власти государственного лица (тогда Волович был подканцлером), Николай Радзивилл отказал ему в этой просьбе. Пришлось в это дело вмешаться самому великому князю и королю Сигизмунду Августу.

Но годы сделали свое, и Остафий Волович искренне радовался встрече с Николаем Радзивиллом. По крайней мере, Сиротке так казалось. За ужином они вспоминали бывшего берестейского старосту, отца Николая Радзивилла, который построил церкви Архангела Гавриила и Святого Николая и основал в городе первую в Литве типографию.

— Наша типография лучше, чем у Мамоничей в Вильне, — хвалился раскрасневшийся от вина пан Остафий. — А какие мыслители собрались в Берестье! Михайло Рымша, Якуб из Калиновки, Василий Тяпинский, Симон Будный… А все твой отец, пан Миколай. Это он им покровительствовал. Вот уж у кого была светлая голова…

Николай Радзивилл лишь улыбался и поддакивал, слушая цветастую речь канцлера. Трокский каштелян Волович стал канцлером после того, как Николай Радзивилл Рыжий отказался от этой должности из-за своего несогласия по поводу разрешения иезуитам открыть свою академию в Вильне. Остафий Волович был умным человеком, он получил отличное образование в европейских университетах, и тем не менее его простота в общении подкупала.

Конечно же, пана Остафия никак нельзя назвать простаком. Это был мудрый дипломат и жесткий правитель. Должность канцлера в Великом княжестве Литовском считалась одной из главных. Канцлер подтверждал указы самого монарха. Даже при наличии подписи и личной печати монарха без приложения печати канцлера ни один документ не мог быть признан подлинным. Когда в 1579 году канцлер Николай Радзивилл Рыжий отказал великому князю и королю Стефану Баторию, не согласившись поставить печать на привилегии о создании Виленской иезуитской академии, королю пришлось просить подканцлера Остафия Воловича приложить свою печать.

— А что за надобность привела тебя, пан Миколай, в Берестье? — хитро прищурившись, задал пан Остафий вопрос, который давно вертелся у него на кончике языка. — Я даже в мыслях не смею надеяться, что ты приехал сюда только с одной целью — навестить старика…

Николай Радзивилл несколько принужденно улыбнулся. Ему очень не хотелось рассказывать берестейскому старосте ни о своем намерении посетить Святые места, ни о Копье Лонгина-сотника, но от Остафия Воловича трудно что-либо скрыть, поэтому князь решил ограничиться полуправдой, которая всегда звучит гораздо лучше, чем откровенная ложь, и часто бывает более правдоподобной, чем сама правда.

— Заболел я, пан Остафий… — Тут уж пришла очередь изобразить страдания и Николаю Радзивиллу. — Рана, что я получил под Полоцком, до сих пор не зажила. Ничего не помогает. Вот и решил помолиться у Гроба Господня, попросить у него исцеления от своего недуга. Хочу совершить паломничество в Палестину.

— Вон оно что… — Волович нахмурился. — Соболезную…

— Однако, — тем временем продолжал князь, небесталанно демонстрируя абсолютную искренность, — встреча с тобой, пан Остафий, для меня как бальзам на душу. Не перевелись еще в нашей земле рыцари, и ты — лучший из них. Для меня общение с тобой — великая честь.

— Умеешь ты, пан Миколай, польстить старику, умеешь… Дай я тебя обниму… — Расчувствовавшийся берестейский староста облапил князя своими ручищами, прижал к своей совсем не стариковской груди и облобызал. — Правду говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. Таким был и твой отец… — И тут же резко поменял тему разговора, глядя на своего гостя с жестким прищуром: — Я так понимаю, ты хочешь в своем паломничестве заручиться поддержкой берестейского кагала, который имеет связи в Палестине?