Читать онлайн «Калифорнийская славянка». Страница 27

— У маленького Вука, Алёна, — сказала Манефа, — в той войне погибла вся его семья… С той поры я его и опекаю.

— И как же вы закончили войну? — спросила Алёна Вывака.

— Всем она надоела и уносила многих мужчин. Прежний вождь Вайнака, уходя к богам, наказал нам примириться с калечи и я пошёл к их шаману Матолле. Поговорили с ним, сходили каждый в свои священные пещеры и духи предков приказали закончить войну миром. Мы с Матолле опять встретились, сказали о том людям макома и калечи. Все тому обрадовались. Сейчас мы живем мирно. А ту дубовую рощу они признали за нами, но и мы им позволяем там собирать жёлуди.

— Когда же вы с калечи помирились?

— Совсем недавно. Как раз перед тем, как ты, вождь Шаста, вышла к нам из морской воды.

Алёна впервые слышала эту историю и ещё раз убедилась, что противостоять главным врагам индейцев — испанцам, можно только имея дружеские союзы с другими племенами.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказала она. — А от раздора в здешних местах, где хозяйничают испанцы, польза будет только для них. Не так ли, шаман Вывак?

— Точно так и есть, вождь Шаста.

— Я прошу тебя, Вывак, встретиться с шаманами и вождями соседних племен, дружественных нам, поговорить о совместной борьбе с испанцами. Это можно сделать?

— Конечно, вождь Шаста. Многие племена устали от притеснений испанцев. Они часто даже уходят жить в горы. Там свободнее, хотя и труднее. А поговорить с ними я согласен… Давно пора.

— Ну вот и хорошо, Вывак. Мы ещё с тобой всё это обсудим с нашими старейшинами. Так?

— Так, вождь Шаста.

— Ну тогда пойдём дальше, — сказала Алёна.

— Вождь Шаста, дальше я идти не могу. Меня позвали к больному мужчине вон в ту хижину у леса.

— А что с ним случилось?

— У него вчера был жар, и я сделал целебный отвар. Пойду изгонять из него злого духа, если болезнь всё ещё сидит в нём, — сказал шаман и показал на палку с большими перьями.

— Ну, тогда ступай, Вывак. Потом мне расскажешь. А мы с Маней ещё к реке сходим, поглядим, как наши мужчины рыбу ловят.

И Алёна с Манефой направились вдоль берега.

Дом тобольского торгового гостя Артемия Ивановича Ряшкина стоял в переулке нижнего посада недалеко от городской торговой площади на высоком подклете с восемью окнами по лицу возвышаясь над соседними домами, но выделялся среди них не только своей высотой и огромностью. На тесовой крыше дома обращала внимание на себя кирпичная печная труба, увенчанная дымником из тонкого железа с прорезью, похожим на маленький домик под крышей же и башенкой с флюгером-ветреницей, крутящемся при всяком дуновении ветра.

Кускову сразу вспомнилась родная Тотьма, где такие дома с дымниками на трубах и маленькими теремками над фасадом под двускатной крышей с двумя или тремя оконцами можно было встретить на каждом шагу.

Дом и вся купеческая усадьба Ряшкина была окружена высоким забором из гладких и заострённых сверху плах, с широкими и крепкими воротами для лошадей и повозок и с небольшой узкой дверью для прохода людей.

Степан Лукич отворил дверь и они ступили во двор усадьбы. Тотчас же залаяла привязанная на цепь огромная густошерстная собака, но быстро успокоилась, узнав, видно, Шергина.

От ворот к дому вела дорожка, усыпанная мелким каменьем и обсаженная по бокам садовыми деревьями и кустами.

Хозяин сей городской усадьбы Артемий Иванович Ряшкин встретил гостей, стоя на высоком крыльце под резной кровлей и с такими же резными балясинами и, казалось, что давно поджидал их. Он был в безрукавке с песцовым мехом, надетой поверх синей рубахи-косоворотки и в широких штанах тёмного сукна, заправленных в яловые сапоги с напуском поверх голенищ.

— Милости просим, гости дорогие. Давно поджидаю тебя, Степан Лукич, — протягивая руку своему приказчику, заговорил Артемий Иваныч.

— Дорога ныне трудна была, вот и запоздались. Ты уж, Артемий Иваныч, не серчай.

— Да ясно, что не по зимнему ходу шли. Понимаю ведь. Однако беспокоился. Как же без этого… А это кто с тобой? Что за молодец? — кивнул Ряшкин на стоявшего позади Шергина Ивана Кускова.

— А это будет земляк твой, Артемий Иваныч. Из самой твоей родной Тотьмы.

— Да ну? — удивился Ряшкин. — И чей же ты будешь?

— Иван Александров сын Кусков, — ответствовал хозяину дома молодой земляк.

— Он звания мещанского, — добавил Шергин, — но к нашей коммерческой части тяготение имеет.

— Знавал, знавал я в Тотьме Кусковых, известный род, — сказал Артемий Иваныч и протянул Ивану руку. — Ну, а чего мы тут стоим-то? Милости прошу в мой дом, там и поговорим обо всём, потолкуем.

Через сени с широкими светлыми половицами все прошли сразу в большую половину дома, где был уже накрыт стол с парящим самоваром и стоявшим на верхней конфорке фарфоровым расписным чайником.

У стола хлопотала хозяйка и, увидев входивших гостей, поклонилась им:

— Милости просим. Проходите, гости дорогие.

— Благодарствуем, Марья Егоровна, — поклонился в ответ Степан Лукич. — Как поживаешь? Здорова ли?

— Да пока Бог милует. С помощью Божией живы-здоровы.

— Ну и слава Богу за всё, — сказал Шергин и первым стал креститься на висевшие в красном углу иконы. Все тоже перекрестились, а Артемий Иваныч, прочитав неспешно «Отче наш», пригласил гостей за стол, а когда выпили по стопке крепкой домашней настойки за удачный торговый вояж и сегодняшнюю встречу, то заговорил первым.

— Ну, и как там ныне в Устюге Великом ярмарка? Удалась ли? Много ли торговых гостей приезжало, Степан Лукич?

— Люда торгового нынче много было, Артемий Иваныч. Ведь в это время туда ходить из ближних краёв легче лёгкого. Мои земляки-архангелогородцы по Северной Двине, вологжане по Сухоне, костромичи, ярославцы и галичане, да с Вятки купцы по своим рекам, волокам и дорогам. А про Тотьму и ближние города да деревни так и говорить нечего.

— С товаром нашим как управился?

— А всё добро сделал, Артемий Иваныч… Своим землякам бруски и точила продал, да чай китайский, а у них взял гужей моржовых, слюду оконничную, хмеля кипы. Потом у вологжан да галичан бечевы судовые взял, кипы льна, сети неводные, овчины, мыло, да мелочь разную… Всё это мне вот Иван помог сговорить и сторговать. Как завтра товар уложим, я тебе записи отдам.

Хоть и ходила в народе поговорка, что «прикащик — рубль в ящик, а пятак за сапог», Артемий Иваныч своему приказчику доверял, а Степан Лукич давно уже своего дела не имел.