Читать онлайн ««Сказки Долли» Книга № 9337». Страница 2

Мои кукольные глаза были широко открыты — мир оказался таким, что каждую минуту у меня возникало по тысяче вопросов, и я не находила ни одного ответа. Но удивляться этому сложному мироустройству мне нравилось. Наверное, для куклы это и есть самое сладкое лакомство — впечатления.

Мы приехали в мой новый дом, и он был полон игрушек. Они беспрестанно говорили и обменивались историями своей жизни, смеялись и болтали; они дружили. За сто лет я совсем забыла, как надо дружить. Мишки и игрушки, куклы и подушки, картины и фотографии — я была дома.

Однажды моя хозяйка сказала мне, что скоро мы вместе поедем на край света. Вместе. На край света. Это было невероятно.

В теплых объятиях, бережно удерживаемая, я впервые села в самолет. До этого мне приходилось лишь читать о самолетах в энциклопедиях.

И мы действительно летели на край света, в Исландию. Из окошка мне показалось, что я очутилась на Луне. Про нее я тоже читала в энциклопедии; или не читала, а просто знала заранее, будто это уже происходило со мною раньше.

Бескрайние лавовые поля делали мир черно-серо-белым, словно выключили свет и стерли краски. Таких оттенков серого я не видела даже в энциклопедии. Можно ли было представить старую итальянскую куклу на фоне космического пейзажа? На Луне?

Пожалуй, между нами все-таки было что-то общее — между нами была вечность. Но я не чувствовала себя чужой здесь. Лава была такая же одинокая, как и я еще совсем недавно. Мы говорили на разных языках, мы были из разных миров, но молчание нас связывало. Наверное, вулканы тоже спят и видят сны, а потом у них тоже наступает Рождество.

В который раз я пожалела, что куклы не могут в полной мере увидеть мир таким, каким видят и проживают его люди. Но удивление и восторг на лицах моих друзей передавались и мне, словно я жила их эмоциями. Я живая.

Я поняла, что Исландия удивительна не только для неискушенной впечатлениями старой куклы, но и для людей — это край света.

Пожалуй, на тот момент я была самой счастливой куклой на Земле. Моя фетровая ножка ступила на самый известный в мире вулкан. Его звали Эйяфьятлайокудль, а меня стали называть Долли, дорогая Долли.

Я вновь сложила свои пластиковые ручки вместе, закрыла свои нарисованные глазки, тесно прижалась к своей хозяйке и вновь попросила кого-то: «Пожалуйста, пусть это никогда не заканчивается». Моя хозяйка обняла меня покрепче и сказала: «Мне надо ехать на другой конец света, в Арабские Эмираты; поедешь со мною, Долли?»

Скоротечность жизни обязывает ее обладателя каждую минуту проживать максимально ярко и красиво, используя все возможности и подарки судьбы; но не все люди поступают так, предпочитая плыть по течению или довольствоваться тем, что есть.

Мы куклы, наоборот, проживаем свой срок отрывками, долгие годы одинокого неподвижного состояния сменяются островками человеческой нежности и теплоты. Это приучает радоваться каждой секунде взаимодействия с миром живых существ. Это делает нас, кукол, очень терпеливыми и скромными в отношении эмоций, избирательными и дотошными в области впечатлений. Сотни или тысячи раз я прокручивала тот момент, когда мы с моей хозяйкой нашли друг друга, задавалась одними и теми же вопросами: как и зачем этот огромный мир столкнул нас? почему именно я? почему именно она? почему она так сильно любит меня? почему разговаривает как с живой? как я могу сделать ее счастливой? что я могу вообще? зачем я?

Я всматривалась в приближающуюся картинку бескрайних песков и футуристичных зданий, картинку, которая еще сильнее отделяла меня от современности. Я чувствовала себя просто старой куклой. Чья-то древняя душа зажилась в моем текстильном тельце с пластмассовыми ручками и нарисованными глазками. Но эта душа очень хотела жить, и мое сухое картонное сердечко явственно отбивало ритм живого сердца. Я хотела жить как никогда раньше, пусть даже в теле куклы.

Город, в котором мы оказались с моей хозяйкой, был из мира сказок и мифов; город, который населяли огромные стеклянные и бетонные великаны. Мне подумалось, что прочтение даже тысячи энциклопедий не заменит одного лишь аромата пряностей и приторно-сладкой культуры этого города. Это был Дубай. Золотые моря бескрайних песков мягко переходили в золото зданий. Орнаменты на глине перерастали в кустистые узоры ковров. Завывание песчаных бурь мелодично подхватывалось ежечасными молитвами на улицах города. Зной разбавляли великолепные поющие фонтаны. Черные ночи и белые одежды, черные одежды и палящее белое солнце. Это был настоящий праздник двух стихий. В этом городе я слышала музыку, я видела музыку, я чувствовала музыку. Это были незнакомые мне восточные напевы, но можно было купаться в их разнообразии, в их сладкой фантастичной загадочности.

Восточная двуликость. Смешение фантастических архитектурных творений с древними нерушимыми традициями этого края, наверное, приучило людей не удивляться ничему на свете, однако я явственно видела, что многие прохожие удивляются мне. Вид старой итальянской куклы никак не вписывался в общий ритм города; здесь было место для золотых гор, дурманящих духов и специй, черного пряного кофе, королевских пиров, верблюжьих скачек, стеклянных монстров, восточной роскоши и мудрости древних скрижалей, но, пожалуй, этот мир не вмещал в себя маленькую потрепанную куклу с удивленным детским взглядом. И тогда я подумала, что похожа на осколок, выпавший из разбитого зеркала и закатившийся неизвестно куда, и мне предстоит собрать свою реальность, которая давно ждет меня.

Это было удивительно и не вмещалось в мое сознание.

Но этот город, эти люди, эта музыка, эти стеклянные нескладные муравейники разбили все мои представления об устроении вселенной. Мир намного больше, шире и глубже, чем представляла себе старая кукла. И лучше не пытаться вникнуть в его устройство, в его бескрайности, оторванности, уникальности, хаотичности, перегибы и бесконечности. В этом мире вы можете встретить такие артефакты, которые не смогут уложиться в ваше сознание. Например, мое сухое картонное сердечко, отбивающее ритм живого сердца, осколок кем-то разбитой реальности, которую, мне кажется, я должна собрать воедино. И тогда я снова закрыла свои нарисованные глазки, сложила вместе свои пластмассовые ручки, но мне не нужно было больше просить ни о чем: в этот момент мне показалось, что где-то очень далеко, почти не в этом мире, я слышу ритмы других картонных сердец, которые давно ждут меня. Именно меня. Ждут и надеются.

Наше путешествие продолжалось, как продолжалось и мое познание мира. Я, словно маленький ребенок, училась заново различать звуки, цвета, отсчитывать ход времени, отмечать события, и главное, я училась чувствовать. В моей копилке памяти набралось множество новых впечатлений, они вспыхивали и гасли, играли на солнце и быстро растворялись в круговороте новых. Это была игра нового и старого сознания.

Было ощущение, что я всегда умела это делать, но будто забыла, и вот это ощущение дежа вю — мир глазами проснувшейся ото сна куклы.

Африка, Азия, Аравия… Эти неведомые магические континенты, о которых я могла лишь читать в энциклопедии, теперь открывали передо мною свои просторы. Я и не мечтала о том, чтобы узнать их историю и тайны. Но для куклы даже самый непритязательный пейзаж — это открытие.

Мне запомнилось и заставило вновь задуматься о моем странном пути в теле куклы загадочное и непостижимое Марокко.

Я все время сопровождала хозяйку, и мне открывался тот же мир и то же видение, что и любому обычному человеку. Бедные почвы марокканской степи и атласные шепчущие водопадами горы сменялись шумными грязными базарами, на которых можно было провести всю ночь в веселье и развлечениях. Здесь было так людно и шумно, и начинало казаться, что толпа является чем-то целым и единым, движется в одном направлении и теряет свое начало и конец; время здесь останавливается, сменяются день и ночь, но не умирает жизнь. Мысли терялись в гомоне чужих страстей. Заклинатели змей, арабские танцовщицы, возницы, глотатели огня, фокусники, бродяги и рассказчики сказок…

Пустые уставшие глаза прохожих, слепые от ужаса глаза загнанных животных. Звон сотен монет на поясе у танцовщицы, запахи жаренного в пряных специях мяса и сильный дым от костров, крики разъяренных обезьян, гомон спорящих женщин, убаюкивающий шепот молитв с минаретов, вой собак, стук копыт и колес кибиток, ароматы трав и марокканской мяты, зной от раскаленных крыш, вспышки фотоаппаратов…

Это была самая восточная и пряная из всех услышанных мною песен. Рассматривая город, мы заблудились в бесконечных грязных улочках Марракеша. Некоторые дворы были такими брошенными и разбитыми, что казалось, здесь прошла война и больше не живут люди. В некоторых районах мы встречали лишь облезлых кошек и чинно разлегшихся верблюдов. И ничего не оставалось, как спросить прохожих о том, как найти дорогу назад в наш утопающий в розах восточный отель, но в надвигающейся ночи нам встречались только быстро убегающие тени. Наконец мы заметили свет в одном из магазинчиков старины, которых в городе было множество.