Читать онлайн «Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки». Страница 11

Очень мало сказок о сироте в корякском фольклоре и совсем они не отмечены собирателями в ительменском фольклоре. Данное обстоятельство свидетельствует о возможных истоках этого вида устного творчества в палеоэскимосском фольклоре, поскольку сходные сюжеты отмечаются в ранних мифических преданиях у различных территориальных групп эскимосов Аляски, Канады и Гренландии.

В фольклоре палеоазиатов Чукотки и Камчатки выделяется жанр героических сказаний, развившийся, как и сказки о сироте, в период разложения первобытнообщинных отношений и становления социальной дифференциации у аборигенов этих северных окраин. Героями этих сказаний выступают сильные и отважные люди, воины и охотники, юноши и женщины, ведущие борьбу со своими обидчиками, захватчиками, которых непременно побеждают. Идейная сущность героических сказаний выявляется, например, в темах борьбы с пришельцами-таннитами, борьбы между отдельными богатырями, мирного решения конфликтов, призыва к миру между племенами. Морально-этическая сущность героических сказаний выражается в личном примерном поведении героя, в установлении справедливости, в наказании обидчиков. В сказаниях этого типа дается подробное описание военной и физической подготовки воина и охотника, поединков героев враждующих сторон, рисуются картины сражений при помощи луков, копий и пращей, преследования и уничтожения противника, захвата пленных и имущества. В отличие от мифических преданий, волшебно-мифической и волшебно-героической сказки героем этих сказаний выступает обыкновенный человек, наделенный физической силой, смекалкой. Он выступает защитником своего семейного очага, своего племени. Борьба между героем и враждебными ему силами совершается без участия чудесных помощников. Волшебное начало служит здесь лишь для наделения героя гиперболической силой, с помощью которой (но без участия чудесных помощников) он поражает превосходящие силы врагов. Главная сюжетная линия героических сказаний имеет конкретную историческую основу.

Л. В. Беликов, обосновавший необходимость выделения в чукотском фольклоре особого жанра героических сказаний, возникших и развившихся на основе бытовавших в народной памяти устных рассказов о межплеменных чукотско-корякских войнах за захват и концентрацию оленьих стад в XVII–XVIII вв., отмечает, что «межплеменные войны, ускорявшие консолидацию чукотской народности, породили необходимость и идейно-поэтического осознания этого единения»42. Следует добавить, что такую же консолидацию в результате длительной межплеменной борьбы в то же историческое время обретали и коряки, противостоявшие чукчам. Следовательно, одновременно с чукотскими героическими сказаниями возникали и развивались героические сказания у коряков, о чем свидетельствуют соответствующие образцы корякского фольклора.

На примере анализа четырех чукотских героических сказаний («Сказание о Тале», «Сказание о Вытрытзе», «Сказание о Наикытэмтэне и его сыновьях», «Сказание о Кунлелю и его отряде») Л. В. Беликов показывает, что в чукотском фольклоре были заложены зачатки героического эпоса, который в силу изменившихся условий жизни его создателей не мог получить дальнейшего развития. На зачаточные формы чукотского эпоса и на невозможность его последующего развития указывал ранее также В. Г. Богораз43. Героические сказания в значительном количестве представлены в настоящем собрании.

Прославление богатырской силы, ловкости и храбрости героя, его победоносной борьбы с врагами племени, общины или семьи, безусловной преданности своему народу, подчеркивание социальной значимости борьбы героя, сугубо правдивое изображение деталей быта, одежды, вооружения, неустанных физических упражнений героя в силе и ловкости, красочное описание поединков героя с вражескими богатырями или целыми отрядами врагов, исключение из действий героя чудесных помощников и преобладание в повествовании о нем правдивых элементов над фантастическими — таковы основные отличительные признаки героических сказаний.

Если героем волшебно-героической сказки выступает безымянный человек, то главные персонажи героических сказаний наделяются собственными именами, в лексической семантике которых часто оказываются отраженными их личные качества или внешние признаки (Кунлелю — «Одноусый», Лявтылевальын — «Качающий головой», Умилгу от эскимосского умилык — «силач», «богатырь» и т. д.).

Героические сказания отмечены в фольклоре большинства коренных народностей Чукотки и Камчатки, но особенно широкое распространение они получили у чукчей и коряков. Основой героических сказаний этих народностей явились реальные исторические события — войны между чукчами и коряками за обладание оленьими стадами. На стороне чукотских оленеводов в этих войнах принимали участие приморские чукчи и азиатские эскимосы, на стороне коряков — юкагиры. Сюжеты о столкновениях между таннитами (иноплеменниками) и местными жителями возникали, по-видимому, одновременно и независимо у каждой из воевавших сторон. Но наряду со сказаниями о борьбе за обладание оленьими стадами между чукчами и коряками бытовали также сказания о борьбе между отдельными общинами, семьями и одиночными богатырями44.

Отдельные сюжеты героических сказаний получили распространение у далеко обитающих друг от друга народностей. Так, например, заключительный эпизод эскимосского сказания «Якуни»45 совпадает с таким же эпизодом в керекском сказании «Мальчик с луком» (№ 112); в обоих сказаниях маленький сын кочевников, оброненный при побеге родителей от врагов, побеждает вражеского богатыря. В эскимосской сказке побежденным богатырем выступает бородатый белый человек Якуни (так чукчи, по свидетельству В. Г. Богораза, называли предводителя казачьего отряда майора Павлуцкого, ведшего против них поработительную войну и убитого в бою в 1747 г.)46, а в корякском сказании побежденный богатырь остается безымянным. Эпизод о выпадении мальчика из нарты совпадает в эскимосском сказании «Найденыш»47 и керекском «Мальчик с луком» (№ 112).

В сказаниях о героях, защищающих честь общины или семьи, отражаются также мотивы кровной мести. К сказаниям такого рода относится, например, эскимосское сказание «Месть» (№ 41) и корякское «Месть Рынныналпылына» (№ 150).

Талантливый эскимосский рассказчик из Наукана в сказании «Оленеводы» (№ 42) рисует великолепную по композиции и содержанию картину жизни чукотских хочевников, отдельные стойбища которых, представленные одиночными семьями, ведут друг с другом жестокую борьбу за обладание имуществом. В этом возвышающемся до эпоса сказании, лишенном каких-либо элементов вымысла, с этнографическими деталями изображается материальная и духовная жизнь оленеводов, их хозяйственные контакты с приморскими жителями. В нравоучительных беседах сводных братьев-пастухов, один из которых — бывший сирота, дается описание быта, нравов и жизненных правил, вытекающих из реального опыта пастушеской жизни. Подчеркивается резкое социальное неравенство между сыном оленевода и его приемным братом-сиротой. Социальную основу имеет также картина насильственного присвоения чужого имущества братьями-оленеводами. Картина ночной погони за гостем, борьба двух кочевников на копьях с соблюдением традиционных правил и непременная гибель побежденного — все это обобщенное отражение реальных исторических событий, когда межплеменные чукотско-корякские воины за обладание оленьими стадами прекращаются и начинается борьба за обладание оленями и пастбищами между соседскими общинами и выделившимися из них отдельными оленеводами. В сказании «Оленеводы» (№ 42) ярко отражены ставшие традиционными в эскимосско-чукотском фольклоре приемы образной передачи боевых достоинств героев, к которым, например, относится иносказательное выражение «траву к земле склонять», что в устах победителя в поединке означало воспоминание или сообщение о поверженных врагах.

Вполне вероятно, что героические сказания и бытовые рассказы об оленных людях складывались в среде чукчей-кочевников, а затем заимствовались и творчески переосмыслялись азиатскими эскимосами, владевшими чукотским языком. Этот процесс интерференции фольклора происходил в результате постоянного воздействия одной культуры на другую: азиатские эскимосы, много веков тесно контактировавшие с береговыми и кочевыми чукчами и хорошо знавшие их быт, сами создавали отдельные бытовые рассказы об оленеводах.

Если в большинстве чукотских героических сказаний повествуется о борьбе с иноплеменниками-коряками, которые изображаются жестокими поработителями и насильниками, то в корякских сказаниях этого типа такими поработителями и насильниками изображаются иноплеменники-чукчи. В этом отношении показательными являются корякские сказания «Повествование о живших прежде» (№ 147) и «Оседлые и оленеводы» (№ 149).