Читать онлайн «Пожар сердца». Страница 33

Монополия на торговлю с Западом и роль посредников между белыми купцами из Англии, Америки, Голландии и Франции и загадочным китайским правительством принадлежали Кохонгу, или специально уполномоченным фирмам. Это были одни из самых богатых людей в мире.

Но удобное и взаимовыгодное сотрудничество закончилось, когда Британия начала нелегально ввозить в Китай большие партии опиума. Опиумный штаб располагался на острове Линтин. Это была хорошо охраняемая крепость. Император какое-то время смотрел сквозь пальцы на то, что чужеземцы превращают его народ в наркоманов, но в 1839 году терпение у него лопнуло, и он развернул против Линтина военную операцию. Англичане бежали с острова и укрылись в Макао, а императорские войска сбросили в реку опиум на сумму шесть миллионов долларов.

В отместку артиллерия британского военного флота разгромила китайские крепости в устье Жемчужной реки, и солдаты британской морской пехоты двинулись на Кантон, убивая и грабя по пути.

Три года спустя император запросил мира, но мир достался Китаю дорогой ценой. Британия получила Гонконг, а пять морских портов были объявлены открытыми. Западным предпринимателям всех стран разрешили вести неограниченную торговлю с Китаем.

– И, разумеется, неограниченная торговля опиумом тоже возобновилась, – заметила Доун. – Стоит ли удивляться, что китайцы боятся чужеземных дьяволов и не доверяют им?

Они проехали участок, на котором раньше велась торговля со складов, а теперь стояли ветхие, покосившиеся лавчонки прошлого века.

Консул жил в американском сеттльменте под Кантоном. Поселение очень напоминало деревню Новой Англии: беленые домики в колониальном стиле, обнесенные частоколом и живой изгородью из бирючины; сады, пестрые цветники и террасированные лужайки. Здесь была даже добротная христианская церковь, смотревшая на городок с высокого холма.

Роланд Дрейфус с семьей занимал самый большой и роскошный дом во всем поселке. Это был внушительный особняк посреди четырехакрового участка земли, окруженного стальной решеткой. Китайский стражник открыл величественные ворота, экипаж въехал в имение и покатил по извилистой дороге, с которой открывались удивительные виды: бамбуковый мостик, живописный пруд с водопадом, в пене которого плескались лебеди и утки. По мраморной пагоде, на другой стороне пруда, важно прохаживался и чистил перья ослепительный павлин. Ухоженные лужайки и сады радовали глаз радужным многоцветьем.

В доме было не менее красиво, чем вокруг него. Парадный холл, где их встретила миссис Дрейфус, представлял собой галерею с высоким волнистым потолком. На мраморных полах лежали шелковые восточные ковры, а в изящной мебели с деталями из тика и японского дерева угадывались азиатские мотивы. Обойные ткани, бронзовые и фарфоровые статуэтки, написанные маслом картины – все было великолепно.

– Я в полном восторге, – призналась Доун. – Но что, если вам когда-нибудь придется вернуться в Америку? Как же вы будете жить без всей этой красоты?

Миссис Дрейфус, маленькая круглолицая женщина, волосы которой были завиты в мелкие тугие кудряшки – точь-в-точь такие, как у ее мужа, – мило улыбнулась.

– Я ни за что не расстанусь с этим, миссис Прайс. Я взяла с Роланда клятву, что если нас отправят домой, он разберет этот дом по камешкам, а потом соберет его в Вермонте вместе со всей обстановкой.

– Это будет нелегко, – добавил ее муж.

– Пойдемте в патио, я познакомлю вас с нашими гостями, – предложила миссис Дрейфус. – И, пожалуйста, дорогая, зовите меня Мэй.

– Мэй и Ролли, – подхватил Дрейфус.

– А вы зовите нас Доун и Деннис, – откликнулась Доун.

– Хорошо. Здесь, в американском городке, у нас очень замкнутое общество. Мы общаемся друг с другом по-простому, без формальностей.

Дом наполнился китайскими слугами. Все были в национальной одежде, мужчины – с косичками и в шапочках. Около дюжины гостей, в основном янки-промышленники и их жены, собрались на мощеной террасе за домом. На женщинах были строгие платья устаревших фасонов, и Доун чувствовала себя неловко в модном наряде.

– Спорим, что у всех у них под платьями – белые хлопчатобумажные панталоны? – шепнула она Деннису.

– У меня нет ни малейшего желания это проверять, – ответил он.

Среди гостей был один мандарин – щуплый лысый старичок в роскошном шелковом одеянии с причудливой золотой вышивкой. Он был увешан нитями жемчужных бус, золотыми цепочками и драгоценными ожерельями. Рубин на черной шапочке, плотно прилегавшей к голове, указывал на высокий титул. Мандарин говорил на безупречном английском с заметным оксфордским акцентом. Он сообщил Деннису и Доун, что проучился четыре года в английском университете.

– Финикийцы придумали торговлю, – рассуждал он, – а англичане превратили ее в высокую науку. Известно ли вам, что позволило Англии обогнать Францию, Испанию и все морские державы Европы? Одна маленькая, но важная деталь. Англия первой изобрела полностью оправдавший себя метод заготовки впрок говядины и свинины. До этого кардинального открытия военным и торговым судам приходилось многие месяцы возить на борту свежую пищу. Вы можете себе представить торговый или военный корабль, на котором живут куры, свиньи, козы, коровы – словом, скот всех видов? Подумать только, сколько места занимали эти животные! А ведь на этой площади можно было бы разместить прибыльный товар. Я не говорю уже о моральном воздействии на экипаж, который вынужден был путешествовать в плавучем хлеву. Да, Англия по праву заслужила свою славу владычицы морей.

– Весьма оригинальная точка зрения, – заметила Доун, – мистер… Прошу прощения, мне сложно запоминать непривычные восточные имена. Боюсь, я не обладаю вашими поразительными способностями к языкам.

Дряхлое лицо старика расплылось сотней веселых морщинок.

– Вы необыкновенно очаровательная женщина, миссис Прайс. А что касается имени, не придавайте этому особого значения! Меня зовут Ву Пинг-Чин, но вы можете называть меня Хауквей. В былые годы, когда Китай только открывался для западной торговли, один мой прославленный родственник был, без сомнения, самым знаменитым членом Кохонга – группы промышленников, добившихся разрешения императора на торговлю с иностранцами. Он был известен под именем Хауквей.

– Почему? – спросила Доун.

Старый мандарин вздохнул.

– Видите ли, в те времена для знатных особ считалось крайне неприличным торговать. Поэтому они пользовались вымышленными именами, чтобы не навлечь позор на свои семьи. – Он нагнулся к Доун и положил хрупкую ладонь на ее руку. – Теперь эти представления ушли в прошлое, но мне нравится имя Хауквей и все, что с ним связано. Так что, миссис Прайс, я почту за честь, если вы причислите меня к своим друзьям и будете называть Хауквеем.